Богач, бедняк. Нищий, вор. - Ирвин Шоу

— Ты хоть о ком-нибудь можешь сказать что-то хорошее?

— Конечно. Об Альбере Камю. Но его нет в живых. Кстати, как поживает другой поэт, Эванс Кинселла?

— Жив, — сказала Гретхен.

— Да ну? Вот это новость! Сенсационная новость.

Если бы Колин не погиб, он бы не был таким, подумала Гретхен. Да, он был бы совсем другим. Рассеянный, очень занятой человек садится за руль, наезжает на дерево, а его смерть оставляет свой след на других поколениях…

— Как у тебя с занятиями?

Билли скорчил гримасу.

— По словам Рудольфа, дела у тебя идут весьма неважно. Он говорит, что тебя могут даже исключить.

— Наверно, в этом городишке мэру совсем нечего делать, если у него есть время выяснять, сколько лекций я прогуливаю каждый семестр.

— Если тебя выгонят, ты загремишь в армию. Тебе что, этого хочется?

— Какая разница? — беспечно ответил он. — В армии не может быть скучнее, чем здесь на многих занятиях.

— А ты хоть когда-нибудь думаешь обо мне? — Абсолютно неправильный прием. Классическая материнская ошибка. Но что сказано, то сказано. — Каково, по-твоему, мне будет, если тебя отправят во Вьетнам?

— Мужчины воюют, женщины плачут, — сказал Билли. — Почему у нас должно быть иначе?

— А ты что-нибудь делаешь, чтобы это изменить? Например, чтобы прекратить войну? Масса студентов по всей стране день и ночь…

— Чудаки, — перебил ее Билли. — Зря тратят время. Война — слишком удобная кормушка для очень многих крупных воротил. Плевать они хотят на то, что кричит горстка нервных молокососов. Конечно, если ты хочешь, я могу нацепить твой значок. Великое дело! Пентагон, конечно, задрожит от страха, узнав, что Билли Эббот выступает за запрещение испытаний ядерного оружия!

— Билли, — Гретхен остановилась и посмотрела ему в глаза, — тебя вообще что-нибудь в жизни интересует?

— Пожалуй, нет, — спокойно ответил он. — А что, это плохо?

— Надеюсь, это просто позерство. Глупое мальчишеское позерство.

— Это не позерство, — сказал он. — И я не мальчишка, если ты до сих пор этого не заметила. Я уже вполне взрослый человек, и, на мой взгляд, все вокруг прогнило. На твоем месте я постарался бы на некоторое время обо мне забыть. Если тебе трудно посылать мне деньги на обучение, не посылай. Тебе не нравится, каким я стал, и ты винишь себя за то, что я таким стал, — что ж, может, ты и вправду в этом виновата, а может — нет. Прости, что я так говорю, но уж кем бы мне не хотелось стать, так это лицемером. По-моему, ты будешь гораздо счастливее, если перестанешь обо мне беспокоиться. Так что возвращайся к моему дорогому дяде Рудольфу и к своему дорогому Эвансу Кинселле, а я пойду играть в бейсбол. — Он повернулся и, широко шагая, пошел по тропинке к спортивной площадке.

Гретхен долго смотрела ему вслед, пока он не превратился в далекую маленькую серо-голубую фигуру, потом медленно и тяжело пошла туда, где оставила машину.

Теперь ей не было смысла оставаться в Уитби еще на день. Она тихо поужинала с Рудольфом и Джин, а рано утром села на электричку и уехала обратно в Нью-Йорк.

В отеле ее ждала записка. Эванс сообщал, что не сможет сегодня с ней поужинать.

6

1967 год.

Самолет летел рейсом Нью-Йорк — Даллас. Джонни Хит, сидевший рядом с Рудольфом, просматривал бумаги, которые доставал из туго набитого портфеля. Рудольф занимался тем же. Ему надо было представить муниципалитету бюджет на следующий год, и он хмурился, перелистывая толстую смету, подготовленную муниципальным финансистом. Цены на все неуклонно росли, и давно пора было повысить зарплату полицейским, пожарникам, учителям государственных школ, служащим; угрожающе возрастало число лиц, нуждающихся в пособии, особенно среди негритянского населения Уитби; планами предусматривалось строительство нового водоочистительного коллектора; вместе с тем все боролись против увеличения налогов, финансовая помощь от штата и федерального правительства сохранялась на прежнем уровне. «Ну вот, — подумал он, — даже на высоте тридцати тысяч футов я снова ломаю голову, откуда взять деньги».

Джонни Хит тоже сейчас беспокоился о деньгах, по крайней мере о собственных деньгах и деньгах Рудольфа. Брэд Найт после смерти отца перевел контору из Талсы в Даллас, и Рудольф и Джонни летели туда, чтобы обсудить судьбу своих капиталовложений в акции «Питер Найт и сын». В последнее время удача изменила Брэду, и Джонни с Рудольфом, как выяснилось, вкладывали деньги в одну пустую скважину за другой. И даже если где-то обнаруживалась нефть, эксплуатация скважин осложнялась то грунтовыми водами, то бесконечными обвалами, то непредугаданными твердыми геологическими породами, пробурить которые стоило немало денег. Джонни Хит осторожно навел справки и пришел к выводу, что Брэд уже давно дает в отчетах ложную информацию и просто присваивает себе их деньги.

Когда они прилетели в Даллас, Брэд их не встретил. Вместо себя он прислал своего помощника, высокого дородного мужчину в соломенной шляпе, узком галстуке и полосатом пиджаке. Он извинился (у мистера Найта совещание, сказал он) и по вьющейся в мареве жары дороге отвез их на оснащенном кондиционером «кадиллаке» в отель в центре города, где Брэд снял им номер с гостиной и двумя спальнями.

На длинном столе вдоль стены стояли выстроенные рядами по шесть бутылок в каждом пшеничное и шотландское виски, джин, водка, бутылка вермута, ведерко с колотым льдом, несколько дюжин бутылок кока-колы и содовой, корзинка с лимонами, огромная ваза с роскошными фруктами и множество бокалов и стаканов разных размеров.

— Пиво и шампанское в холодильнике, — сказал помощник Брэда. — Если, конечно, вы это любите. Все за счет мистера Найта. Вы его гости.

— Мы улетаем уже завтра, — заметил Рудольф.

— Мистер Найт просил меня устроить вас с комфортом. Вы не где-нибудь, а в Техасе. Мистер Найт почти наверняка освободится к пяти часам. Если вам что-нибудь понадобится, без стеснения звоните мне в контору, — сказал он, уходя.

— Втирают очки, — сказал Джонни, окинув взглядом номер и уставленный бутылками стол.

Рудольф почувствовал, что Джонни, с его вечными подозрениями, раздражает его.

— Мне надо сделать несколько звонков, — сказал Рудольф. — Дай мне знать, когда придет Брэд. — Он прошел в свою спальню и закрыл за собой дверь.

Прежде всего он позвонил домой. Он старался звонить Джин по меньшей мере три раза в день. В конце концов он последовал совету Гретхен-и теперь не держал в доме спиртного; впрочем, в Уитби достать выпивку не проблема — в городе полно винных магазинов и баров. Но сегодня можно было не волноваться: Джин разговаривала с ним бодрым тоном и была вполне в форме. Она собиралась везти Инид на ее первый детский праздник. Два месяца назад она села за руль пьяной — Инид сидела сзади — и разбила машину, но и она сама и Инид отделались лишь царапинами.

— Как тебе Даллас? — спросила Джин.

— Техасцам, я думаю, здесь живется неплохо. Но для остальных — мука мученическая.

— Когда ты вернешься?

— Сразу же как освобожусь.

— Не задерживайся, — сказала она. Он не объяснил ей, зачем ему и Джонни понадобилось лететь в Техас. А когда она не была пьяна, ее обычно терзали сомнения.

Потом он связался со своим секретарем в муниципалитете. Это был несколько женоподобный, но всегда невозмутимый молодой человек. Однако сегодня он утратил свою невозмутимость. Утром перед зданием редакции «Сентинел» студенты устроили демонстрацию, протестуя против напечатанной в газете передовой статьи за сохранение в университете факультета вневойсковой подготовки офицеров запаса. Рудольф сам одобрил эту публикацию, потому что статья была написана в умеренных тонах и в ней отнюдь не предлагалось сделать военную подготовку обязательным предметом. В статье говорилось только, что военный факультет предназначен для обучения студентов, решивших посвятить себя военной карьере, а также и для тех, кто считает, что надо на всякий случай быть готовым к защите родины. Но сладкий голос разума не охладил пыл студентов. В окно редакции был брошен камень, и пришлось вызвать полицию. Секретарь сообщил, что в муниципалитет позвонил президент университета Дорлэкер в сказал (дословно): «Если он мэр, то почему его нет на месте?» Заходил начальник полиции Отмен. Очень встревоженный. Сказал, что у него крайне важное дело к мэру. Так что лучше бы мэр срочно вернулся. Дважды звонили из Олбани. Делегация представителей негритянского населения Уитби вручила петицию — что-то насчет плавательного бассейна.

— Этого достаточно, Уолтер, — устало сказал Рудольф. Повесил трубку и лег на кровать, прямо на небесно-голубое скользкое шелковое покрывало. Как мэр Уитби он получал десять тысяч долларов в год и всю эту сумму жертвовал на благотворительность. Служение обществу…