Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека» - Федор Раззаков

Отметим также то, что в среднеазиатских КГБ, помимо Узбекистана, также не было главных чекистов из местных еще в двух: таджикском и туркменском.

Между тем не было в СССР более диссидентского КГБ, чем армянский. Вот как это описывает А. Давтян:

«Где в СССР можно было свободно посмотреть запрещенные к прокату по идеологическим мотивам фильмы? Представьте себе – в клубе Комитета госбезопасности Армянской ССР, прямо в здании КГБ на углу Налбандяна и Ханджяна. Попасть туда было просто, правда, зал был небольшим, и за билетами бывали очереди, зато с администраторами можно было договориться о дополнительных сеансах, если обещать чекистам-киношникам, что приведешь много друзей. Когда число желающих посмотреть «Зеркало» Тарковского или «Желтую подводную лодку» оказывалось очень уж большим, просмотр переносили в находящийся через сквер от Клуба КГБ «Дом милиции» (клуб МВД) – там зал был побольше.

У чекистов и милиционеров все было без обмана: если в прокате шел фильм «Подсолнухи» или «Новые амазонки», где из русского дубля были вырезаны откровенные сцены, то в Клубе КГБ можно было посмотреть… то же самое. Но после «порезанного» фильма показывали все вырезанные эпизоды, правда, без дубляжа.

Практически полный спектр фильмов, демонстрировавшихся на закрытых просмотрах Московского Дома кино и ВГИКа (большинство действительно хороших фильмов, не попадавших в советский прокат), независимо от их идеологической направленности, можно было посмотреть в Клубе КГБ: будь то американские вестерны, итальянский неореализм, отечественные фильмы, легшие «на полку» по цензурным соображениям, эротика, фильмы ужасов или концерты западных рок-групп…».

Отметим, что подобных вольностей (КГБ в роли проводника западной идеологии!) не было ни в одной советской республике, даже в прибалтийских. Что касается Узбекистана, то там не только в местном КГБ, но даже в широком прокате были запрещены к показу многие фильмы капиталистических стран (из США, Англии, Франции, Италии). Это было связано не только с местными традициями, осуждающими свободу нравов по-капиталистически, но и с не желанием местной партийной элиты распространять в республике западную идеологию. По сути высшая узбекская элита (в отличие от армянской) в этом вопросе солидаризировалась с теми европейскими коммунистами, которые давно подозревали кремлевское руководство в ползучей реставрации капитализма. Как было написано в 1972 году в западногерманском печатном издании «Revolutionarer Weg»: «Империализм США очень хорошо знает, что капиталистическая реставрация в ревизионистских странах не может продвигаться только экономическими средствами. Должно последовать проникновение буржуазной идеологии, первоначально через культурные связи».

Вот почему в Узбекистане были немыслимы прецеденты, которые происходили в Армении. Так, в 1977 году именно в центре Еревана сожгли огромный портрет Брежнева, и именно оттуда в Москву в том же году приехали террористы, взорвавшие здесь три бомбы и убившие почти три десятка ни в чем не повинных москвичей. Почему произошло подобное объясняет все тот же Ф. Бобков:

«Понимая, что осуществить присоединение Западной Армении без конфликта с Турцией не удастся, дашнаки (члены националистической мелкобуржуазной армянской партии «Дашнакцютун». – Ф. Р.) замышляли осуществить идею создания Великой Армении путем собирания земель на территории Советского Союза. Это совпало и с заметным ростом армянского населения в Армянской ССР за счет реэмиграции соотечественников из западных стран…

Первая группа армян, приехавших в СССР со всех концов планеты, встретила на земле предков радушный прием и активно включилась в жизнь Советской Армении. Это были рабочие люди, мастеровые, как говорится, простые трудяги. Но позднее в потоке репатриантов стал преобладать торговый люд со своими представлениями о нравственности и морали. С их появлением в республике усилилось влияние «Дашнакцютуна», которая продолжала подрывную деятельность, опираясь, главным образом, на националистически настроенные экстремистские круги, всеми способами отстаивавшие свои идеи, не останавливаясь даже перед терроризмом.

В январе 1977 года в Москве прогремели три взрыва: на улице 25 Октября (ныне Никольская), в магазине на площади Дзержинского (Лубянка) и в метро между станциями «Измайловский парк» и «Первомайская» – в результате погибло 29 человек… Преступников задержали спустя десять месяцев. Оказалось, все трое являлись членами нелегальной армянской националистической партии, ставившей целью борьбу против советского строя, а следовательно, против Москвы. Они решили мстить русским, неважно, кому именно: женщинам, детям, старикам – главное, русским.

Казалось бы, этот случай должен был привлечь внимание партийных и государственных деятелей, побудить искать пути устранения причин, ведущих к межнациональному расколу. Однако никаких действий, кроме работы следственных органов и суда, проходившего в Москве, не последовало. А армянское руководство сделало все, чтобы скрыть от населения республики это кровавое преступление. По указанию первого секретаря ЦК компартии Армении Демирчяна, ни одна газета, выходившая на армянском языке, не опубликовала сообщения о террористическом акте. Документальный фильм о процессе над Затикяном (главарь террористов. – Ф. Р.) и его сообщниками, снятый во время заседаний Верховного суда, запретили показывать даже партийному активу Армении, его демонстрировали лишь в узком кругу высшего руководства. На экраны фильм так и не вышел, хотя мог принести немалую пользу и помочь в воспитательной работе. Руководство республики мотивировало запрет нежеланием компрометировать армянский народ в глазах русских…

Даже из факта террора никто не хотел делать политических выводов, борьба с террором – это, дескать, сфера деятельности КГБ, на то они и чекисты, чтобы предупреждать подобные акции и не допускать их, а раз уж такое случилось, пусть сами и расхлебывают. Никто не желал вникнуть в существо вопроса и понять – только разъяснительная работа, направленная против дашнакской пропаганды, могла предотвратить беду. Руководители и в центре, и на местах не хотели понять, что на этом дело не кончится. Даже несколько лет спустя, когда националистические тенденции в республике стали нарастать, а дашнаки все активнее насаждали в Армении свою идеологию, местное руководство не давало им должного отпора и, по-видимому, неслучайно.

Теория исключительности армянской нации внушалась населению республики с малых лет. Например, в учебнике для 7–8 классов средней школы ставился вопрос: в столицах каких государств есть армянские школы, и тут же выяснялось, что в столице СССР такой школы нет, а вот в некоторых зарубежных странах есть. Среди участников организации «Молодая гвардия», боровшейся в годы оккупации с гитлеровцами, в учебнике назывался только Жора Арутюнянц. Другие имена, даже ее руководителей, не упоминались. Когда шла речь, скажем, о выдающихся советских музыкантах, художниках, деятелях культуры и науки, назывались, как правило, только армянские фамилии. Естественно, в результате дашнакская пропаганда попадала на благодатную почву…»

Не меньшая националистическая спесь была присуща и другой закавказской элите – грузинской. Поэтому Центр как только не стелился перед Грузией, лишь бы предоставить ей режим наибольшего благоприятствования. Например, в 70-х республику дотировали на 60 процентов, в то время как, например, Узбекистан вдвое (!) меньше. К моменту воцарения в Грузии Шеварднадзе (в 1972 году) Москва уже вкачала в эту закавказскую республику 14 миллиардов рублей, а после воцарения там «хитрого Лиса» (такое прозвище было у Шеварднадзе в среде партноменклатуры) субсидии потекли еще обильнее. В грузинскую социальную сферу вкачивалось в 15 раз больше средств, чем в «социалку» РСФСР! В результате уровень жизни в Грузии превышал средний показатель по стране втрое! Поэтому неслучайно, что эту республику граждане СССР за глаза называли «родиной миллионеров» (при этом доля рабочего класса там составляла всего лишь 2 %).

Как пишет Г. Нижарадзе: «Через два-три года после прихода к власти Шеварднадзе номенклатурно-теневая система быстро оправилась и расцвела пышным цветом. Появились целые отрасли, к примеру, «соки», принадлежность к которым надежно маркировала человека: когда о ком-нибудь говорили, что он работает в «соках», всем было ясно, что данный индивид напичкан дензнаками до отказа. Правда, потом этими соками где-то в Заполярье отравился целый город и контору разгромили уже по указке из Москвы, но это детали, центр теневой экономики тут же переместился в «шерсть»…

Нельзя сказать, что шеварднадзевский режим уж очень сильно отличался от общесоюзного, но в Грузии альянс правящей номенклатуры с теневиками был более рельефным и прямо-таки бросался в глаза. Попасть в номенклатурную обойму, партийную или комсомольскую, означало пользование всеми благами, которые только способен предоставить советский сервис; это означало власть, влияние, богатство и радости земные…