Императоры Византии - Сергей Борисович Дашков

так называемое «береговое право», разрешавшее прибрежным жителям и прежде всего динатам грабить потерпевшие крушение суда, карая виновных смертью. Меры Андроника I позволили в короткий срок возродиться захиревшей было торговле, промышленности и сельскому хозяйству империи. Простой народ ликовал, приветствуя «своего» царя. Тонко чувствовавший настроение толпы, император приказал в одной из церквей изобразить себя в крестьянской одежде, с косой в руках, попирающим Алексея II. Жалобщикам он был доступен всегда.

Умевший находить удовольствия и в науках, автократор щедро одаривал поэтов и ученых, особо при этом покровительствуя юристам, так как сам имел страсть выступать обвинителем в суде.

Недовольная знать стала поднимать против Андроника мятежи. Зимой 1184 г. восстали восточные города — Филадельфия, Никея, Лопадий.

Во главе бунтовщиков встали представители аристократии — Андроник Лапарда, Ангелы и другие. Император лично возглавил против них поход и организовал осаду всех этих городов, проявляя незаурядную осведомленность и сноровку в деле изготовления боевых машин. Василевса не волновали нормы морали — при осаде Никеи он, например, чтобы жители, возглавляемые Исааком Ангелом, не смогли поджечь таран, распорядился посадить на него мать Ангела Ефросинью. Император организовал неслыханный доселе по масштабам террор против знати. «Неумолимый в наказаниях, — отмечал Никита Хониат, — он забавлялся несчастиями и страданиями ближних и, думая погибелью других утвердить свою власть… находил в том особое удовольствие» [59, т. I, с. 408]. Сочетая свирепость Фоки с энергией Юстиниана, он успел посадить на кол, сжечь, повесить, обезглавить или каким-нибудь другим жестоким образом казнить десятки аристократов. Даже этериарх Константин Трипсих, верный слуга императора, убийца Марии и Алексея II, подвергся ослеплению за какие-то проступки.

Вскоре волна репрессий захлестнула и простых граждан. Теперь каждый мог ощутить на себе тяжелый нрав государя. В стране расплодились доносчики, и «брат не смотрел на брата, и отец бросал сына, если так было угодно Андронику… Этот человек считал для себя тот день погибшим, когда он не захватил или не ослепил какого-нибудь вельможу, или кого-нибудь не обругал, или, по крайней мере, не устрашил грозным взглядом и диким выражением гнева» (Хон., [59, т. I, с. 331, 407]).

Ненависть граждан вызывали и амурные забавы императора, считавшего допустимым затаскивать к себе в постель любую понравившуюся женщину. В насмешку над страданиями мужей, не смевших возражать, венценосный сластолюбец прибивал на форуме рога убитых им на охоте оленей. Народ прозвал лысого императора-развратника Приапом. Казнив Алексея II, шестидесятилетний Андроник женился на его тринадцатилетней невесте Агнессе (правда, династические соображения благоприятствовали браку). По словам историка, во время своих загородных прогулок василевс «любил забираться, подобно зверям, в расщелины гор и прохладные рощи и водил за собой любовниц, как петух водит кур, или козел-коз на пастбище» [хон., 59, т. I, с. 405].

Свирепая тирания Андроника отвратила в конце концов от него сердца тех, кто раньше его приветствовал, и заставила позабыть даже его заслуги, которых, по утверждению Никиты Хониата, у императора было немало: «Кратко сказать, если бы Андроник несколько сдерживал свою жестокость и не тотчас прибегал бы к раскаленному железу и мечу, если бы не осквернял постоянно свою царскую одежду каплями крови и не был неумолим в казнях (чем он заразился у народов, среди которых долгое время жил во время скитальчества), он был бы не последний между царями из рода Комнинов» [59, т. I, с. 445]. Не желая давать однозначную оценку столь противоречивому человеку и государю, Хониат написал про Андроника, что тот, «будучи отчасти зверем, украшен был и лицом человеческим» [там же].

Падение Андроника I подготовила внешняя агрессия. Осенью 1185 г. норманны под началом графа Танкреда, племянника сицилийского короля Вильгельма II, взяли Фессалонику, несмотря на ожесточенное сопротивление ее гарнизона. Рассказы о действиях захватчиков будоражили столичных граждан. Мало того, что западные варвары перерезали в Фессалонике множество греков, они оскверняли и их православные святыни. Дикари, у которых «один и тот же сосуд служил и урыльником, и кувшином для вина» [59, т. I, с. 388], мочились на иконы древних фессалоникийских храмов и горланили пьяные песни в их алтарях. Андроник не почувствовал перемены настроения в Константинополе и, отдав распоряжение готовить войска к походу, удалился из столицы развлекаться. 12 сентября в результате почти стихийного переворота власть в Константинополе захватил Исаак II Ангел. Андроник со свойственной ему решительностью прорвался во дворец, надеясь организовать сопротивление, но восставший народ перебил немногочисленную варяжскую стражу василевса — его единственную опору в бушующем городе — и тот скрылся, переодевшись русским купцом. Сев на корабль в сопровождении Агнессы (верный себе, он прихватил еще и любимую наложницу-флейтистку), Андроник I отплыл в Малую Азию. Буря задержала парусник, и посланная вдогонку Ангелом эскадра боевых кораблей захватила беглеца. Комнину отрубили кисть руки, выкололи глаз и бросили в темницу на несколько дней без воды и пищи. Затем голым его посадили на облезлого верблюда и под свист и проклятия толпы повезли по улицам к ипподрому. Каждому желающему не возбранялось ударить Андроника. Особенно в этом усердствовали мужья и родители растленных им женщин. Аристократ Никита Хониат с неодобрением вспоминал это шельмование плебсом человека, два года носившего императорские кампагии: «Жалкое то было зрелище, исторгавшее ручьи слез из кротких глаз. Но глупые и наглые жители Константинополя, особенно колбасники и кожевники, и все те, кто проводит целый день в мастерских, кое-как живя починкой сапог и с трудом добывая хлеб иголкою, сбежались на это зрелище, как слетаются весной мухи на молоко или сало, нисколько не подумав о том, что это человек, который недавно был царем и украшался царской диадемою, что его все прославляли как спасителя, приветствовали благожеланиями и поклонами, и что они дали страшную клятву на верность и преданность ему. С бессмысленным гневом и в безотчетном увлечении они злодейски напали на Андроника, и не было зла, которого они не сделали ему [как, впрочем, не было зла, которого не причинял своим подданным Андроник в своей необузданной жестокости. — С.Д.]; одни били его по голове палками, другие пачкали его ноздри калом, третьи, намочив губку скотскими и человеческими извержениями, выжимали ему их на лицо. Его и его родителей поносили срамными словами… Его кололи рожнами и бросали камни. Какая-то развратница вылила ему в лицо горшок с горячей водой…» [59, т. I, с. 440]. На ипподроме Комнина подвесили за ноги к перекладине и принялись избивать еще яростнее. Какие-то латинские наемники кололи его в пах кинжалами и