Злой рок. Политика катастроф - Нил Фергюсон

тяжелого течения COVID-19 с необходимостью госпитализации при заражении», но, несомненно, из этих людей реально заразится лишь какой-то процент, и точно так же смерть постигнет только малую часть заболевших[1016]. Конечно, пандемия была катастрофой мирового масштаба, но если говорить о смертности (как об избыточной смертности, так и о потерянных годах жизни с учетом ее качества), то она не достигла уровня 1918–1919 годов и оставалась на уровне 1958-1959-х – и можно было предположить, что так будет и дальше, при условии, что вирус не мутирует и не станет более заразным или более смертоносным (или же и заразным, и смертоносным одновременно) – что, в общем-то, казалось не слишком вероятным.

В том, где появился вирус, не было ничего удивительного. Мы уже отмечали, что немалая доля пандемий, случившихся в истории, зарождалась в Азии и особенно в Китае. Но в августе 2020 года еще оставалось неясным, что именно произошло в Ухане. По сообщениям западной прессы, в 2018 году американских дипломатов встревожили проблемы с безопасностью в Уханьском институте вирусологии. Там уже несколько лет Ши Чжэнли занималась исследованием коронавирусов у летучих мышей. Беспокоила и обстановка в Уханьском центре по контролю и профилактике заболеваний, расположенном неподалеку[1017]. Впрочем, китайское правительство упрямо повторяло, что первая вспышка произошла на рынке Хуанань – он называется рынком «морепродуктов», хотя на самом деле там продаются живьем всевозможные дикие животные[1018]. В любом случае не существовало никаких свидетельств, позволяющих предположить, будто вирус имеет искусственное происхождение. Это была обычная зоонозная передача – вирус снова, в который раз в истории, перешел от животных к людям. Вероятно, роль резервуарного хозяина здесь сыграл азиатский подковонос Rhinolophus affinis; и может быть, своеобразным «мостиком» стали ввезенные в Китай малайские панголины. А потом, когда вирус начал передаваться от человека к человеку, он мог мутировать и дальше[1019].

Если бы китайские власти действовали быстро и ничего не утаивали, катастрофы, возможно, удалось бы избежать[1020]. У «нулевого пациента» в Ухане (никак не связанного с рынком Хуанань) первые симптомы появились 1 декабря. Пять дней спустя уже у другого человека (на этот раз связанного с рынком) проявились симптомы недомогания, похожего на пневмонию, а потом заболела и его жена. Это позволяло предположить передачу вируса от человека к человеку. Впоследствии оказалось, что в декабре произошло 104 случая заболевания и пятнадцать смертей; из числа тех, кто заболел первыми (41 человек), умерли шестеро[1021]. И тем не менее Комиссия здравоохранения Уханя (Wuhan Health Commission, WHC) продлила волокиту на целый месяц. Местные врачи, те же Чжан Цзисянь и Ли Вэньлян, заметили нечто странное во внезапном возрастании нестандартных случаев пневмонии, но Ли (высказавший в WeChat предположение о том, что это, возможно, SARS) получил выговор за распространение «ложных слухов» и был вынужден отказаться от своих слов. (Он умер от COVID-19 7 февраля.) В официальном китайском докладе, отправленном в ВОЗ 31 декабря, признавалось, что в Ухане зафиксирована определенная концентрация случаев вирусной пневмонии неизвестной этиологии, но также утверждалось, что «нет четких доказательств», что вирус передается от человека к человеку. Правительство заявило, что «болезнь можно предотвратить и контролировать». Утаивание продолжалось даже после того, как 11 января было объявлено о первой смерти от нового вируса (жертвой стал 61-летний мужчина: он скончался двумя днями раньше). Врачам велели молчать, в социальных медиа ввели цензуру. 10 января Ван Гуанфа, уважаемый врач из Пекина, сказал, что вспышка «под контролем» и заболеванию по большей части характерно «легкое течение». Пока политические лидеры Уханя и провинции Хубэй готовились к ежегодным собраниям, WHC искусственно занижала число заболевших и раз за разом преуменьшала риск заражения. Кроме того, власти Уханя разрешили проводить массовые мероприятия в преддверии китайского Нового года.

Китайские ученые сделали все что могли. Ко 2 января Ши Чжэнли полностью расшифровала геном вируса, но на следующий день Национальная комиссия здравоохранения запретила лабораториям Китая публиковать информацию о вирусе без одобрения властей. К 3 января Китайский центр по контролю и профилактике заболеваний тоже секвенировал геном вируса. К 5 января это сделали Чжан Юнчжэнь и его команда из Шанхайского клинического центра общественного здравоохранения. Но правительство не позволило предать гласности ни одну из этих работ. 11 января Чжан решил действовать на свой страх и риск и опубликовал геном вируса на сайте virological.org. Не прошло и дня, как его лабораторию распорядились закрыть для «устранения неисправностей», но утаить секрет уже не удалось[1022]. 14 января, в конфиденциальной телеконференции, глава Национальной комиссии здравоохранения Ма Сяовэй неофициально предупредил других китайских чиновников, что вспышка в Ухане «скорее всего, перерастет в крупное событие для общественного здравоохранения», а также о том, что «кластерные случаи» предполагают «передачу от человека к человеку». Примерно в то же время, как гласит один канадский отчет, власти направили в китайские консульства по всему миру руководство, в котором требовали срочно «готовиться к пандемии и реагировать на нее», ввозя из-за рубежа в больших количествах индивидуальные средства защиты. И только 20 января – после доклада из Уханя, который сделала группа экспертов, отправленная Национальной комиссией здравоохранения, – китайское правительство подтвердило первые случаи передачи вируса от человека к человеку и публично признало, что (по словам Си Цзиньпина) «вспышку заболевания следует воспринимать всерьез». По самой меньшей мере Китай потерял несколько недель – а может быть, и больше. Согласно гарвардскому исследованию, основанному на снимках со спутников и на интернет-данных, с конца августа по 1 декабря 2019 года рядом с шестью больницами Уханя наблюдался значительный рост количества машин, а в Сети в этот период стали чаще встречаться такие запросы, как «кашель» и «диарея»[1023].

Китайские власти действовали примерно так же, как и в первые дни эпидемии атипичной пневмонии (SARS). Но были и отличия: на этот раз Всемирная организация здравоохранения, которую к тому времени возглавлял генеральный директор Тедрос Аданом Гебреисус, бездействовала – и, можно даже сказать, вела себя подхалимски. Когда-то Китай решительно поддержал кандидатуру Тедроса, а тот отплатил взаимностью, одобрив китайскую инициативу – «Шелковый путь здоровья». На раннем этапе кризиса, 14 января, Тедрос вторил той линии, какую избрал Пекин: «Китайское правительство не обнаружило явных доказательств передачи вируса от человека к человеку». Он объявил чрезвычайное положение в сфере здравоохранения лишь через неделю после того, как закрыли Ухань, и только 11 марта признал наличие пандемии. Впрочем, одна страна – Тайвань – в те дни прекрасно показала, как сдержать инфекцию без локдаунов, и остальные вполне могли последовать ее примеру. Но чиновники ВОЗ, проявляя почтение к Китайской Народной Республике,