Северное сияние - Нора Робертс

— Правильно.

— Еще Кэрри Хоубейкер хочет с тобой поговорить. Только что приехала. А меня просит дать ей материал для полицейской рубрики.

— Дай. Похоже, газета опять будет выходить.

— Да вроде. Еще Кэрри просит дать официальное сообщение о вчерашнем происшествии. Я могу сочинить, хочешь?

— Не надо. — Он набросил плед на доску. — Зови ее в кабинет.

Кэрри выглядела лучше, чем в прошлый раз. Спокойное лицо, без синяков под глазами.

— Спасибо, что уделили мне время.

— Как у вас дела, Кэрри? — Он закрыл дверь.

— Потихоньку-полегоньку. Хорошо, что у меня дети. И газета. — Она взяла предложенный стул и водрузила на него свой тканевый портфель. — Я ведь не только за материалом в рубрику пришла. Хотя… Ужас какой — с Юконом-то…

— Да уж!

— Так вот. Вы меня просили вспомнить все, что было, когда Пэт исчез. И записать все в подробностях. Я кое-что набросала. — Она открыла портфель и достала несколько листков. — Я думала, все смогу вспомнить, стоит только начать. Но нет.

Листки были напечатаны на компьютере, текст составлен официально.

— Вы много что вспомнили.

— Я все записала. Много всякой мелочи. Это ведь давно было, и надо признать, уход Пэта меня не особенно взволновал. Я работала учительницей и думала больше о том, как пережить зиму. Вторую для меня в этих краях. Мне был тридцать один год, а я так и не достигла поставленной перед собой цели — выйти замуж к тридцати.

Кэрри грустно улыбнулась.

— Это была одна из главных причин, почему я приехала на Аляску. Здесь соотношение мужчин и женщин благоприятное. Я уже начинала впадать в отчаяние, жалеть себя. И злилась на Макса, что он не делает мне предложения. Потому-то я и запомнила, что он в ту зиму недели две отсутствовал. Я это все записала. Мне кажется, это было в феврале, но на сто процентов я не уверена. Зимой все дни похожи один на другой, особенно когда сидишь один.

— А куда, по его словам, он собирался направиться?

— Это я хорошо помню, потому что меня это разозлило. Он сказал, что на несколько недель поедет в Анкоридж, а оттуда — в Хомер, это еще южнее. Будет собирать материал о полярных летчиках, попросит повозить его над теми краями. Еще сказал, это ему и для газеты, и для романа нужно.

— Он тогда много ездил?

— Да. Я это тоже записала. Он сказал, его не будет недели четыре-пять и что, раз у нас все еще так неопределенно, значит, он мне недостаточно нравится. Я запомнила, потому что он вернулся раньше, чем обещал, но ко мне даже не заехал. Я от людей узнала, что он засел в редакции. Практически там поселился. А я была так обижена, что тоже к нему не поехала.

— И сколько времени вы не виделись?

— Довольно долго. Я была очень зла. В конце концов как раз со злости и решилась к нему наведаться. Это было в конце марта или в самом начале апреля. Мы в школе еще класс украшали к Пасхе. В том году Пасха приходилась на первое воскресенье апреля. Я проверила. Помню, сижу в окружении расписных яиц и смешных зайчиков и на Макса дуюсь.

Кэрри задумчиво кивнула, словно опять представила себе тот день.

— Я это очень отчетливо помню. Он сидел в редакции, дверь заперта. Пришлось стучаться. Вид у него был ужасный. Тощий, небритый, волосы спутаны. Грязный — даже попахивать начал. И весь стол в бумагах.

Кэрри вздохнула.

— Какая погода была, не помню. И что в городе было. Но точно помню, как выглядел Макс. И его кабинет. Повсюду грязные чашки, тарелки, корзины для мусора полны через край, на полу тоже мусор. Пепельницы, полные окурков. Он раньше курил.

— Я это все записала, — сказала Кэрри и разгладила верхнюю страничку. — Он работал над романом — так я решила — и был похож на сумасшедшего. Не знаю, почему меня от этого еще сильней к нему потянуло. Но я ему все высказала. Заявила, что между нами все кончено. Что он напрасно думает, что может так со мной обращаться. Я бушевала, разорялась, а он не сказал ни слова. Когда я расплакалась, он опустился на колени.

Кэрри замолчала, закусила губу.

— Прямо там, в этом бардаке. Он попросил дать ему еще один шанс. Чтобы он начал с белого листа. И попросил выйти за него замуж. В июне мы поженились. Пара месяцев туда, пара сюда — это уже было для меня не столь важно, тридцатилетие я все равно уже пропустила.

— А он никогда не рассказывал о том, что делал во время своего отсутствия?

— Нет. А я не спрашивала. Не придавала значения. Он только сказал, что понял цену одиночества, настоящего одиночества, и не хочет больше этого испытать.

Нейт подумал о стрелках на своей доске.

— У него с Бингом никогда не случалось какой-нибудь стычки? Или, наоборот, дружбы?

— С Бингом? Да какой из Бинга друг! Макс всегда поддерживал с ним ровные отношения, особенно когда узнал, что тот пытался за мной ухаживать.

— Бинг?

— Ну, это я иносказательно. Танцы или рестораны — это ему было неинтересно. Ну, вы меня понимаете…

— А вы никогда не…

— Нет. — Она рассмеялась, потом резко умолкла, словно недоумевая. — Я ведь не смеялась с тех самых пор, как… И вот над чем смеюсь…

— Вы с Бингом? Звучит забавно. А как он отнесся к вашему выбору?

— Да, думаю, никак. — Она отмахнулась. — Я просто была свободна, вот и все. Новая женщина, а женщин тут вообще мало. Такие, как Бинг, видят новую девушку, делают пару заходов — домашний ужин, постель… Я ничего не хочу против него сказать, это совершенно естественно в такой глухомани. Он не один делал эти заходы. У меня уже в первую зиму было несколько ухажеров. Мы даже с Профессором пару раз ужинать ходили, хотя он уже тогда по Чарлин сохнул.

— Это было до отъезда Гэллоуэя?

— И до, и во время, и после. Он всегда по ней с ума сходил. Но мы с ним тоже пару раз ужинали, он был настоящий джентльмен. Даже слишком, по правде говоря. Но Бинг мне уж точно был неинтересен.

— Почему?

— Резкий, сильный, грубый. С Джоном я пошла на свидание, потому что он мне был симпатичен — и внешне, и своим интеллектом. Один раз ходила с Эдом — почему бы нет? И даже с Отто, он как раз тогда развелся. В таком городишке у тридцатилетней женщины, даже если она не красавица, выбор большой. Если не очень привередничать. Я выбрала Макса.

Она улыбнулась своим мыслям.

— И сейчас бы выбрала. — Она взяла себя в руки. — Жаль, что так мало могу вам помочь. Сейчас, когда вспоминаю, я думаю, Макса тогда что-то мучило. Но он всегда таким был, когда над книгой работал. Потом откладывал работу на многие месяцы — и становился самим собой. Но стоило ему достать какую-то рукопись и возобновить работу — опять замыкался в себе. Я была счастливее, когда он ничего не писал.

— После замужества за вами никто не пытался ухаживать?

— Нет. Помнится, Бинг прямо при Максе мне объявил, что я себя дешево продала. Что-то в этом роде.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});