Муж-озеро (СИ) - Андрианова Ирина Александровна "iandri"

Танюша постояла, посмотрела и вдруг, не раздумывая, стала раздеваться. Скинув с себя одежду, она в одних трусах зашлепала по вязкому дню болотца и утонувшим доскам. Когда ей стало по пояс, раздался очередной залп. Музыка смолкла, не выдержав натиска пиротехнической артиллерии. В ушах неприятно затрещало, как будто бы в вышине разом разрывались миллионы листов гофрированного картона. Над лесом и водой вспыхнули зеленые и желтые цветы. Это был новый этап программы, и с причала послышались одобрительные крики. Залп был такой мощный, что, казалось, огненные цветы сейчас накроют весь лес и упадут на Танюшу. Испугавшись, она с разбегу прыгнула в воду. Но страх быстро прошел. Цветы увяли, их стебли высохли, превратившись в слабо освещенные дымные ниточки. Зато шум и свет позволил ей незаметно выплыть на середину Озера, а потом и еще дальше. Причал с пирующими теперь был совсем близко – метрах в ста, не больше. Танюша покачивалась в воде и думала о том, как давно не была здесь. Ей захотелось представить, как Озеро обнимает ее, и она уже начала представлять, но в этот момент ударил новый залп. В его отсветах Танюша заметила еще одну фигуру, одиноко стоявшую левее причала - там, где мыс смыкался с берегом. Цветы снова стали увядать, и в их уже не ослепляющем свете Танюша узнала Ваньку-прислугу. Он стоял у воды и зачем-то махал руками. Свет почти погас, когда Танюша поняла, что он делает знаки ей. «Уходи, уходи скорей отсюда!», говорили взмахи его рук, в то время как голова тревожно оборачивалась в сторону хозяев, как будто он боялся быть замеченным. Что-то подсказало Танюше, что сейчас ей лучше послушаться. Одним движением она развернулась, погрузилась с головой (хотя прежде боялась нырять по ночам) и, проплыв под водой несколько метров, вынырнула подальше от причала. Снова грянул залп, снова вспышка света окрасила деревья. Танюша снова ушла под воду, а когда свет погас - вынырнула. Чем дальше она отплывала, тем страшней ей казалось собственное безрассудство: как могла она так рисковать? Теперь она с замиранием сердца прислушивалась к голосам на причале, боясь различить что-то про себя. Заметили ее или нет? Когда ей что-то такое чудилось, она прибавляла скорости. Наконец, ноги нащупали болотистое дно, и Танюша побежала к берегу. Выбравшись и спрятавшись за забор, она отдышалась и оглянулась. На мысу все было по-прежнему – хлопал фейерверк, занудно долбила электронная музыка, огни мерцали в воде. Людей уже не было видно – слишком темно и далеко. Ваня-прислуга тоже слился с темнотой.

«Неужели завтра мы придем пилить этот забор, будем прорываться к этому причалу?» - удивленно подумала она.

Сейчас это казалось чем-то выдуманным, ненастоящим. Как было бы хорошо, если бы все это – собрание, Нед, Кирилл и весь их «Комитет единых действий» оказались просто сном! Но это было маловероятно: судя по тому, как Танюша озябла, стоя мокрой в прохладном воздухе ночи, она сейчас точно не спала.

«Может быть, завтра случится что-то такое, из-за чего акция отменится?» - с надеждой подумала она.

И она поспешила наверх, к своей палатке, чтобы поскорее уснуть и не успеть подумать о том, что это невозможно.

…

Было без пятнадцати минут одиннадцать. Танюша молча семенила следом за Кириллом по бору, утопая ногами в мягком мху. Правее ее шагал кириллов товарищ с белокурым хвостиком – как она выяснила всего пять минут назад, его звали Леша. Худое плечо Леши оттягивала тяжелая бесформенная сумка: там лежал бензорез. За ними на некотором расстоянии шли Нед, его подруга и курчавый троцкист. Остальные члены Комитета рассредоточились сзади, причем каждый невольно старался идти так, чтобы со стороны не могло показаться, что он является активным участником этого движения. Все хотели быть сторонними наблюдателями, у который есть право в любой момент уйти. Люди незаметно от себя прятались за спину друг друга и замедляли шаг. Притормаживал, не чувствуя сзади поддержки товарищей, и Кирилл: но так как дальше снижать темп было уже некуда, он усилием воли все-таки волочил ноги. Танюша тоже была бы рада затеряться в толпе, но особой толпы и не было: из бывших в наличии восемнадцати человек двое – тихий москвич и парень с Че Геварой - все же ухитрились утром соскочить; внезапная надобность заставила их уехать домой. Чувствуя за спиной растущую нерешительность, Танюша из последних сил заставляла себя идти вплотную к Кириллу, чтобы хоть как-то поддержать его. Ей было нехорошо на душе, но она представляла, что Кириллу должно быть и вовсе ужасно. В итоге ее собственный страх мешался с долгом, сочувствием и восхищением, и его концентрация падала. Сомнения угнетали членов Комитета единых действий с самого утра, но полный упадок душевных сил случился сорок минут назад - после того, как Кирилл решил заранее прогреть бензорез. Он поставил тяжелый агрегат на землю, расставил ноги, наклонился и, одной рукой удерживая его, другой несколько раз могуче выдернул тугой шнур зажигания. Сначала мотор лишь недовольно заурчал, не желая заводиться, но после четвертого-пятого рывка он вдруг взревел и завизжал, оглашая свои бунтарские намерения на весь лес. Услышав этот грозный мотоциклетный рев, каждый из присутствовавших внутренне задрожал и почувствовал себя преступником. Предательский мотор орал так, словно созывал сюда всех на свете охранников и ментов. В головах всех комитетчиков мгновенно мелькнули одна и та же мысль и вопрос: 1) как же глупо, что я в это ввязался, 2) нельзя ли все-таки как-нибудь выпутаться? В задних рядах (сейчас все стремились оказаться именно там) послышался ропот, что акция плохо подготовлена, что надо поменять план и вернуться сюда через месяц. Кирилл плохо слышал слова, но сразу все понял – тем более, что точно такой же червь нашептывал ему похожие советы из глубины собственной души. Поэтому он вдруг засуетился и, хотя было еще рано, поднялся и скомандовал выход. Он надеялся скорым шагом опередить медлительного червя и заглушить его нашептывания, а если повезет, то и насмерть растоптать своими тяжелыми ботинками. А еще ему, как и другим, вдруг стало казаться, что таинственные армии ментов, которых заранее выписал откуда-то Кудимов, уже услышали демаскирующий вой бензореза и спешат сюда. Выступив раньше срока, он пытался убежать и от них, и от себя. Напротив, его коллегам представилось, что Кирилл не ведает страха («вот идиот же!»), и они с тоской поплелись за ним, потихоньку отставая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Я все это затеяла, я виновата, мне нельзя, нельзя сдаваться», - повторяла себе Танюша, борясь с ногами, которые тоже пытались замедлить шаг. Она бросила взгляд на Лешу – у него было выражение лица солдата, идущего на смерть и не убегающего только потому, что сзади стреляют заградотряды. «Неужели все эти акции такие страшные и тоскливые?» - некстати подумала она. Ей хотелось оглянуться назад, но она сдерживалась: для товарищей это могло стать последней каплей, оправдывающей их малодушие, и тогда процессия и вовсе остановилась бы.

Так они двигались, подталкиваемые вперед суммой приложения разных сил, и медленно, но все же приближались к цели. Вдали, между стволов сосен, показалось темно-коричневое пятно: это был забор. За ним, невидимое отсюда, лежало Озеро. Кирилл и остальные непроизвольно остановились. Враг насмешливо смотрел им в лицо, но не было никаких сил поднять меч и идти в атаку. Почему, почему мне могло прийти в голову, что это будет просто? – думалось каждому. Этот миг был решающим для всего предприятия: продлись он чуть дольше, и вся команда, без сомнения, повернула бы назад. Но тут слева, из молодого сосняка, послышались голоса, и между деревьями замелькали люди. Танюша в первую минуту так испугалась, что готова была завизжать: как и все, она подумала, что это неведомые страшные враги (менты, охрана и т.д.) идут ловить и наказывать их. Но она быстро поняла, что ошиблась: люди в соснах продвигались так же нерешительно, как и сами «заборобои». Вскоре Танюша узнала Аню с ее объединенной свитой – старой и новой. Танюша заметила то же характерное построение, что и в их команде: впереди, борясь со страхом, шла Аня, за ней, чуть приотстав, Денис и Пол, а дальше, расширяющимся клином – все прочие.