Аквариум(СИ) - Фомин Олег Вадимович

— Спасибо, дорогая и любимая Анастасия, за такое поэтическое сравнение! — сказал я, понимая, что она права на все сто. Это была последняя отчаянная попытка Ануннахеров избавится от меня до выхода из Аквариума. Значит все-таки боятся, и это хорошо! Ну ещё бы не бояться, если совсем недавно подопытная крыса взяла и загрызла насмерть двух из трех склонившихся над ней лаборантов. А если боятся, то шансы на успех есть. Пусть призрачные и незначительные, но это лучше, чем совсем ничего.

Следующие полчаса прошли в тишине. Мы медленно плыли на Север, влекомые неспешным течением густой жидкости, похожей на кисель или сопли. Набережная закончилась, вместо неё замелькала плотная коттеджная застройка сильных мира сего, точнее того, наплевавших на городские правила землепользования и отхапавших себе значительный участок берегоохранной территории. Над ними, на вершине берегового склона, устремились ввысь новые жилые и офисные комплексы.

— Вон там я когда-то работал, — сказал я Насте, показывая рукой на двадцатипятиэтажные красивые здания. Жилые, с офисами на пристроенных нижних этажах.

— А я их, кстати, проектировала. — ответила она, со странным выражением глядя на высокие фасады, отделанные композитом и стеклом витражей. — Рисовала эскизы, ругалась с заказчиком, ездила на стройку, а теперь вот мимо плыву… Забавно.

Ответить я не успел. Лодку сотряс удар. Мы схватились за рейлинги, глядя как вокруг судна начинает пениться река, из тягучих волн которой выскальзывает белесое длинное туловище.

«Нару муш!» — выскочило у меня из памяти непонятное словосочетание, тут же переведённое подсознанием на «демон речных вод».

Явился наконец, змей мой ненаглядный!

Я вытянул из-за спины автомат. Нацелил ствол на огромное тело с неимоверной скоростью описывающее круги вокруг катера. Блин, какой-же он здоровенный! Сейчас перевернет, как нечего делать, или тупо, как кракен, обволочет кольцами и на дно утащит. Дал очередь. То же самое, что стрелять по Дятлу. Пули исчезли в мелькающей плоти, не оставляя никаких заметных следов. Надо, наверное, в голову, только вот где она? Может ее тупо нет, а зверюшка представляет собой кольцо, как тот самый символ бесконечности, где змея съела свой хвост и стала бубликом?

Настя тоже подняла оружие, но на курок нажимать не спешила, внимательно к чему-то прислушиваясь. Я, осознав всю бессмысленность моей стрельбы, начал собирать вокруг автомата силовое поле, чтобы снабдить пули силой подсознания, но неожиданно Нару муш скрылся в глубине. Только бесчисленные водовороты то тут, то там напоминали о его недавнем присутствии.

Несколько мгновений прошли в напряженной тишине, мы судорожно всматривались в мутную воду, не зная, что значит это неожиданное исчезновение. А потом — снова удар по лодке. На этот раз намного мягче и сзади, куда-то под киль. Еще один легкий толчок, и наш катер заметно прибавил ходу, медленно, но верно ускоряясь.

Демон речных вод уперся невидимой башкой в днище катера и гнал его вперед. Сзади нас, растянувшись на добрую сотню метров, змеился пенистый хвост, среди медленных тягучих брызг которого мелькали иногда фрагменты округлого туловища. Мы посмотрели друг на друга.

— Вот так! — сказал я. — Видишь, как наш ждут. Почетный эскорт прислали.

— Скорее, конвой. — с тревогой в голосе ответила Настя.

На воде трудно определить скорость, но я думаю, что гнали мы не меньше пятидесяти в час. Змей вел нас быстро и ровно, идеально держась фарватера, поэтому весла я больше не трогал. Город провожал нас пустыми серыми кварталами высоток, прибрежными санаториями, частными пляжами, голыми корявыми деревьями садов. Промелькнула роща баобабов, на которой не было ни одного кокона с Косяками, потом началась плотная застройка таунхаусами, спускающаяся прямо к воде, и наконец впереди показался простор поляны Карбышева, на вершине которой возвышался громадный собор Кирилла и Мефодия. Я глянул на него один раз, и больше решил не смотреть. Паутины здесь было еще больше. Она оплела когда-то белые, стремящиеся вверх, стены с колоннами, заполнила разноцветные витражи, забралась на почерневшие купола. Выглядело это очень отталкивающе и как-то пошло…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А потом нам стало не до этого.

Впереди по течению выросла и стала быстро приближаться дымчатая стена. На Западе она упиралась в другую стену и потолок, образуя огромный ирреальный угол мира, и уходила на Восток, разрезая Город. Поленились Ануннаки копировать весь мегаполис, ограничились районом Холодного оврага, а все, что располагалось севернее, городом, видимо, не посчитали.

Стена нависала над нами все больше и больше. На вид — идеально ровная и твердая. Волны Реки лениво бились об нее и медленно стекали полупрозрачными кляксами. Скорость Нару муш сбрасывать не собирался, толкая катер прямо на переливающуюся медленными серыми разводами поверхность. Я крикнул Насте, чтобы она пряталась в кабину, залез вслед за ней, одной рукой схватившись за поручень, а другой крепко прижав ее к себе. Замерли, смотря, как полукруглый нос катера приближается к стене.

Десять метров, пять, три, два… Я ждал страшного удара, треска раздираемого стеклопластика и звона стекол. Но вместо этого нос вошел в серую поверхность, как нож в масло, не оставив ни разводов, ни трещин. А вслед за ним в дымчатую плоть погрузилась и вся лодка вместе с нами.

Вокруг воцарили полумрак и тишина. Исчезли чуть слышные звуки ударов волн, скрип стыков корпуса судна, пропало само ощущение движения; в один миг, без малейшего намека на инерцию. Катер словно завис в темно-сером Нигде. Зависли и мы с Настей. Тело стало невесомым и чужим, мысли застыли скрюченными образами, словно несчастные жители Помпеи, накрытые лавой, сердце встало, прекратив движение крови по венам…

Так прошла секунда, день, тысячелетие или эпоха. Невозможно определить продолжительность временного отрезка при отсутствии самого времени. Это примерно тоже самое, что пытаться сосчитать снежинки в жаркий летний день.

А потом время снова потекло сквозь нас, вмиг разморозив все материальные и нематериальные процессы. Но ни мне, ни Насте было не до этого. На нас обрушилось Небо.

Ощущение безграничного, неизмеримого пространства вокруг и над головой жестоко придавило, отвыкшие за долгие месяцы жизни в четырехугольной комнате, пусть и очень большой, тело и сознание. Дикий страх пронзил все мое естество, захотелось зарыться куда-нибудь глубоко под землю, спрятаться в шкаф, а лучше — в ядерный бункер класса Люкс и сидеть там, сжавшись в точку. Мои натренированные экстрасенсорные органы восприятия мира зашкаливали, воя сиреной тревожной сигнализации в каждой клетке, в каждом атоме тела.

Однако, столь резкий и сильный приступ агорафобии длился недолго. Все-таки, большая часть жизни была прожита именно в таких, нормальных, условиях, поэтому организм, пусть не сразу, но начал вспоминать, что это такое — находиться в настоящем мире. А вслед за ним подтянулось и подсознание, помогая мозгу продышаться после такой молниеносной смены обстановки и адаптироваться к новым, а точнее к старым, ощущениям вокруг себя.

И первым из этих ощущений стал ветер. Пусть несильный и наполненный неизвестными запахами, но свежий. От колыхал волосы на голове, касался лица, и, казалось, выдувал из всего моего тела кусочки тлена и праха, накопившиеся там за время жизни в затхлом мертвом Городе. Испуг уступал место радостному восторгу. Я с удовольствием повернулся навстречу прохладному потоку воздуха, вдохнул полной грудью и открыл глаза.

Звезды. Мириады ярких колючих глаз смотрели на меня из невообразимых далей и времен с черно-синего небосклона, который ровно посередине пересекала мерцающая разноцветными свечениями дуга Млечного пути. Я никогда в жизни не видел столько звезд. Их было так много, что окружающий пейзаж был виден очень отчетливо, словно при свете нескольких лун.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Та самая равнина с хаотично раскиданными по ней холмами из необычной на вид пористой породы багрового цвета. Катер плыл через ущелье, образованное двумя курганами, посередине реки, заметной уменьшившейся в ширину метров до пятиста. Впереди водная гладь плавно поворачивала налево, исчезая за грядой холмов, а потом километра через три появлялась вновь, извивалась руслом и упиралась в огромный даже с такого расстояния серый параллелепипед. Далеко на горизонте смутно прорисовывались контуры следующего исполинского ящика. Я оглянулся. Сзади давила своими габаритами и массой уходящая вертикально вверх плоскость, через которую мы только что проплыли. Медленно и величественно она удалялась от нас, позволяя разглядеть ее верхний край, горизонтально отсекающий звездное небо на высоте километра.