Рождение Новороссии. От Екатерины II до Александра I - Виктор Владимирович Артемов

это общепринятый набор ценностей, правил и традиций русского народа. Как мы рождаемся, как живём и умираем, играем свадьбы и праздники, наши традиции семейного воспитания, отношение к старшим, женщинам и детям, отношение к Родине и её истории и многое другое, что отличает Русский Мир и что не смогли сломать ни годы советизации, ни разгул либерализма 80—90‑х, ни агрессивная пропаганда западного образа жизни в 2000‑х. У нас другой путь и другие нравственно-духовные и ценностные критерии, совершенно особое отношение к правам, свободам, обязанностям и ответственности личности.

И ныне не совсем успешное экономическое реформирование всего бывшего пространства СССР лишний раз подтвердило истинность постулата, что рыночное преобразование общества может быть успешным лишь в случае, когда частное производство уже разрешено, а традиционная культурно-религиозная аскеза, религиозная этика еще жива. Вот почему все грядущие успехи российского экономического возрождения возможны лишь по воспитании новых подлинно православных членов общества.

А. Солженицын некогда написал: «Источник силы или бессилия общества – духовный уровень жизни, а уже потом – уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже всеобщее изобилие – не могут быть венцом человечества. Чистота общественных отношений – основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы – никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех возможных свобод – на первое место все равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами. Чистая атмосфера общества, увы, не может быть создана юридическими законами».

В свое время исследователи капитализма, начиная с М. Вебера, показали, что его возникновение стало возможным лишь при определенной культуре, определенной религиозной этике, религиозной аскезе (на ранней его стадии – только протестантской), когда естественный процесс проедания прибыли трансформируется в сторону добровольного накопления и инвестирования. То есть происходит сублимация религиозных чувств вины и страха Божия, что предполагает не углубление греха возможностями потребления в основе которого – разнузданная чувственность, а возможность социального служения богатства.

Но известны примеры экономического чуда и на базе старообрядческой аскезы, а в наше время – на основе конфуцианско-буддийского этического комплекса, объясняющего расцвет экономик и Японии, и Китая, и «четырех тигров».

В настоящий момент западный капитализм, уже, по сути дела, отказавшись от глубинного религиозного мировоззрения, исповедует и проповедует ценности, находящиеся в антитезе христианству. Еще в начале века ХХ русский философ И. Ильин написал пророческие во многом слова: «Цивилизованное человечество наших дней оскудело духом и любовью и ожесточилось. Причины этого процесса глубоки и сложны – и заложены в веках; если свести их к единой формуле, то надо было бы сказать: торжество рассудка над вдохновением, расчета над сердцем, механического над органическим, внешнего опыта над внутренним опытом».

Социокультурная однородность пространства классического капитализма (где должен совершаться подлинный товарный обмен) переходит сейчас в социокультурную неоднородность. Где отсутствует презумпция равенства человечества, но где присутствует сегрегация – т.е. вместо выбраковки плохих товаров происходит выбраковка «плохих» владельцев товаров.

Господствующая сейчас идеология глобализма тяготеет к принципу всеобщей ликвидности, где все может быть обменено на деньги (деньги не как национальные валюты, но как – мировая валюта). Отсюда проистекает тезис о необходимости перевода любых ценностей от недостойных владельцев к достойным. Где достойных и недостойных будет определять Запад в качестве глобальной референтной группы, конгломерата экспертов-оценщиков.

Западная система духовного производства теперь занимается не открытием новых способов производства вещей, а открытием новых способов их передачи новым, достойным владельцам. В том числе – убеждением и утверждением, что богатства и ресурсы, которые по ошибке истории достались отсталым странам и которые не могут ими в полной мере распорядиться, должны быть переданы в руки более достойных по закону глобального трансферта, при котором происходит превращение неликвидных ценностей в ликвидные.

Первоначальным этапом этого процесса может стать комплекс действий по приданию некоей стране статус страны-изгоя или культурной периферии, что приведет к девальвации цен на ее товары и услуги и даст возможность извлечь из этого дополнительную сверхприбыль.

Таким образом, четко прослеживается закономерность – чем богаче определенный регион природными ресурсами, рабочей силой, научным потенциалом и т.д., тем больше диффамации направлено на него, чтобы продукция данного региона была максимально оштрафована – за непрестижность.

Многие современные цивилизационные анклавы готовы принять эту логику и играть с Западом по этим правилам. А в перспективе – и выиграть у него. Россия же оспаривает сами эти правила, противоречащие фундаментальным православным ценностям – сострадательности, любви и справедливости.

По сути дела, российская цивилизация является одним из последних базовых препятствий на пути к бестиализации и энтропии современного мира.

Вновь процитируем И. Ильина: «Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно и передающего свое видение воле для действия и мысли, для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления. Вот то, что другие народы смутно чувствуют в русском духе, и когда верно узнают это, то преклоняются и начинают любить и чтить Россию. А пока не умеют или не хотят узнать, отвертываются, судят о России свысока и говорят о ней слова неправды, зависти и вражды…

…Итак, русская идея есть идея сердца.

Она утверждает, что главное в жизни есть любовь и что именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. Эту идею русско-славянская душа, издревле и органически предрасположенная к чувству, сочувствию и доброте, восприняла исторически от христианства: она отозвалась сердцем на Божие благовестие, на главную заповедь Божию, и уверовала, что «Бог есть Любовь». Русское Православие есть христианство не столько от Павла, сколько от Иоанна, Иакова и Петра. Оно воспринимает Бога не воображением, которому нужны страхи и чудеса для того, чтобы испугаться и преклониться перед «силою» (первобытные религии); не жадною и властною земною волею, которая в лучшем случае догматически принимает моральное правило, повинуется закону и сама требует повиновения от других (иудаизм и католицизм), не мыслью, которая ищет понимания и толкования и затем склонна отвергать то, что ей кажется непонятным (протестантство). Русское Православие воспринимает Бога любовью, воссылает Ему молитву любви и обращается с любовью к миру и к людям. Этот дух определил собою акт православной веры, православное богослужение, наши церковные песнопения и церковную архитектуру. Русский народ принял христианство не от меча, не по расчету, не страхом и не умственностью, а чувством, добротою, совестью и сердечным созерцанием. Когда русский человек верует, то он верует