Сегодня – позавчера - Виталий Храмов

— А ты по-русски-то умеешь писать?

— Я закончил полную высшую школу. Все одиннадцать лет учился.

Он был горд собой. Тут не гордиться, а плакать надо!

— Вот и пиши. По-русски пиши. Листы там я видел, ручки тоже. Всё, что мне рассказал — пиши.

Я спрыгнул и закурил с горя. Шёл я рядом с повозкой — ходьба пешком мне всегда помогала успокоиться и «дефрагментировать» мысли, навести в голове порядок. Я поравнялся с осунувшимся Антипом.

— Вить, — тихо позвал он меня, — неужели это правда?

— Может быть, Оскальдыч, может быть.

— Но, это же ужасно.

— Согласен, брат, ужасно.

Тут я понял, что если на меня, видевшего иную Реальность, рассказ Я-2 произвёл такое впечатление, то у местных — вообще разрыв мозга. Так они и руки опустят.

— Понимаешь, брат, будущее оно же не постоянно. Оно вариативно.

— Не понял я тебя, Витя, — честно признался Антип.

— Каждую секунду, каждое наше действие, каждый поступок или отсутствие поступка влияет на будущее. Например, этот насильник сказал, что генерал Жуков погиб.

— А кто такой Жуков? Это тот, что японцев побил?

— Тот самый. Жуков этот никогда не терял самообладания. Он чересчур самолюбив, жесток и своеволен для этого. Вот представь — нет Жукова, немец ударил, прорвал оборону, нарушил связь и управление, как обычно. Наше командование растерялось. На сутки, не более, но растерялось. А потом стало спасать войска, отводя дивизии для выравнивания фронта. Вот за Москвой и выровняли. А немец в московских узких кривых улочках застрял. А теперь представь, не исчез Жуков. Немец прорвался. Но, он не растерялся — для него это не впервой за эту войну, да и за прошлую, хотя всё засекретили.

— А ты откуда знаешь, если засекретили?

— Я знаю людей. И в драке не раз бит. Если неожиданно ударить в слабом месте большими силами — прорыва не избежать. И это есть и будет всегда. Не отвлекай. Так вот, Жуков не растерялся и приказал окружённым войскам не прорываться к своим, а встать намертво и лечь, где были. Маневрировать, но не бросать тяжёлое вооружение. Он пожертвовал сотнями тысяч бойцов и командиров, целыми армиями. Это жестоко. Бесчеловечно. Но! Прорыв обороны ничего врагу не дал. Пехота их по грязи не успевала подтягиваться за танками, а танки не могли оторваться от наших частей, вцепившихся в них, повисших на них, как собаки виснут на медведе, пока не задавят. А танки без пехотного и воздушного прикрытия — мишень. Ты видел это там, у моста и полустанка.

— Это да! Славно мы их расчекрыжили.

— Темп наступления немцев упал, а там дожди, слякоть, грязь. С дорог не сойдёшь, а дороги можно перекрыть даже небольшими силами. Наш батальон новобранцев на двое суток блокировал переправу танкового корпуса и вывел из строя больше батальона танков. А на хвосте корпуса висели, умирая, наши окруженцы. Поэтому он выходил к мосту потрёпанными кусками. Из боя — прямо на нас, опять в бой. Надолго их хватит? А там, перед Москвой, готовиться новая линия обороны, подвозятся свежие части. Москву не сдадим. А в годовщину Октября по Красной Площади пройдёт парад. Жертвы не будут напрасными.

— Хорошо бы.

— Так и будет. Я в это верю. И ты верь. И мы победим. А лет через двадцать в космос полетит русский пилот с каким-нибудь обычным русским именем и героической летающей фамилией. Юра Гагарин, например. Или Коля Воробьёв.

Я-2 рассмеялся:

— Циалковского вы начитались, господин офицер!

— Заткнись, пока зубы целые. Жопе слова не давали. Тебе задание было писать, а не трендеть. Ещё слово скажешь — рот зашью, как прохудившийся сапог. Понял?

Тот молча кивнул. Я был в ярости.

— Ну, — прорычал я Антипу, — ты кому веришь, мне или ему?

— Тебе хочу верить. А он оттуда.

— Тьфу, чума на твою старую, бестолковую башку. Будущее не определено.

— Кроме влияния личности на ход истории, есть объективные неизменные предпосылки и…

Я ударил его по губам сапогом прямо с земли. А что, зря разве я боем ногами владею? Заткнул я его основательно.

— Объективные предпосылки иногда сталкиваются и приходят в неустойчивое равновесие. И в такие моменты и меняются судьбы народов и человечества.

А про себя подумал: «Вот почему судьбоносным переломом в войне Сталин и Жуков считали не Сталинград и Курск, а Москву. Им изнутри чувствовалось это. И эта же „точка бифуркации“ парализовала волю других, менее волевых личностей. А после нашего контрудара подобная апатия парализованной воли овладела немецкими генералами. Ага, а такое уже было! Участники Цусимского сражения описывали сходные ощущения. Но не было среди них Судьбоборцев».

— И в такие моменты люди, истинно Великие люди, Судьбоборцы, способны толкнуть чашу весов в нежную им сторону. И «объективные неизменные предпосылки» начинают работать на них. И попробуй сказать ещё слово! У нас тут демократии нет! У нас Война!

Мы шли с полчаса молча.

— Антип, а какое сегодня число?

Антип почесал затылок, вспоминая.

— Слышь, ты, недоразумение. Парад Октября в 41-м году был?

— Нет. Уличные бои уже во всю шли.

— Ну, вот. Я докажу тебе, брат, что не будет по его. У нас приёмник же есть. Москву поймаем и через пять дней узнаем — будет по-нашему или нет. Свет победит или Тьма. Возьмёт враг кольца Москвы или нет. Кольца Власти.

Я рассмеялся. Сталин, Жуков, Берия, Василевский, Шапошников, Катуков, Рокоссовский — Хранители Кольца Власти. А Гитлер — Саруман, белый маг, маг Голоса. А правда, глянь-ка. А вот кто Саурон? Кто рулит всем этим безобразием? Где его Мордор? В США? В Англии?

— Ты чего ржёшь?

— Так, сказку одну вспомнил.

— Расскажешь?

— Про хобитов и Кольцо? — спросил удивлённо Я-2, — а разве её не позже напишут?

Я опять его пнул, в этот раз ещё и со злобой:

— Рот закрой, Голум поганый!

Довольно сильно похолодало. Лес аж звенел. Грязь померзла, а мы замерзли. Теплого обмундирования на всех не хватало. Я приказал усилить питание бойцам — сытый не так мёрзнет. Съели двух коз. Осталась одна коза и корова, которая от тягостей пути не доилась. Жаль. Молоко и мёд чудесным образом излечивали. Половина раненных встали в стой, половина оставшихся могли самостоятельно передвигаться.

Выпал снег. И с ним пришла беда, откуда не ждали. Антип и Леший с виноватыми мордами доложили, что утром недосчитались одного бойца. Того конюха, к которому приклеилось Дарёный Конь.

Я схватился за голову, сел прямо на тонкий налёт снега, раскачиваясь, причитал:

— Хреново, ой как хреново. Теперь мы не просто один из мелких отрядов окруженцев, а цель номер один! Они обложат нас, как волков и будут гонять. Он же, блин, всё знал! Не дарённый он конь, а троянский.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});