Спасти президента - Лев Гурский

— Да ладно вам, — сказал я, пытаясь удержать легкомысленный тон. — Что за дела, братва? Подумаешь, халат. Вовка дал мне свой на денек, пока мой стирается... Ну я потопал.

В царстве тишины последнее слово прозвучало крайне неуместно. Даже вызывающе. Оба санитара молча переглянулись и, разом позабыв о каталке с больничной едой, стали окружать меня справа и слева.

Из двух перевозчиков ужина некоторую опасность представлял Мезенцов, высокий и массивный амбал. Другому — низенькому и хилому Елочкину — я мысленно присвоил нулевую категорию сложности. Стало быть, начинать знакомство следует со второго. Чтобы потом сосредоточиться на главном объекте.

— Вы чего, ребята, вы чего?.. — тонко заныл я.

Нытье не помешало мне внимательно разглядывать еду на каталке и подбирать ее по вкусу. Гуляш? Больно мелкая расфасовка. Творожники? Сыр? Печенье? Нет, нет, слабовато... Ага-а-а, вот что нужно для полного счастья — горячая манная каша со сливочным маслом! Объеденье. Некоторые любят погорячее...

Совершив ложный маневр, я рванулся к тарелкам и всего за полсекунды угостил двойной порцией чересчур наблюдательного санитара Елочкина. Кушай, глазастый!

Не знаю, сколько уж перепало ему в рот. Подозреваю, не так много. Основная каша задержалась на лице, покрывая его сладким белым слоем. Какой-нибудь голодный путник где-нибудь в синайской пустыне обрадовался бы и менее сладкой, и менее калорийной падающей манне. Но Елочкин оказался привередой. Вместо того чтобы сказать спасибо за нежданное угощение, он стал шипеть, бестолково плеваться и слепо махать кулаками в разные стороны. Я был просто вынужден утихомирить санитара пинком в коленную чашечку. Из сострадания.

Между тем амбал Валя Мезенцов времени не терял: за те полсекунды, пока я ублажал его напарника казенной кашей, он уже подскочил ко мне слева. Очень ему хотелось проверить крепость моей левой скулы.

— У-тю-тю! — сказал я, отстраняясь на полсантиметра.

Кулак амбала, свистнув мимо цели, с тою же проверкой налетел на ближайшую стену. Итог был известен заранее: все-таки мрамор и лазурит — минералы, довольно твердые на ощупь. Глупо махать кулаками, чтобы лично удостовериться в прочности облицовки стены. Разумнее заглянуть в атлас полезных ископаемых.

Как я и думал, опытное минераловедение вышло боком санитару Мезенцову. Стенка сумела постоять за себя. Столкнувшись с ее твердым нравом, валин кулак мигом утратил все бойцовские качества. Теперь санитару оставалось только строить рожи и прыгать на месте, обдувая до посинения свои разбитые костяшки. Прыгай, дружок, прыгай.

Я поздравил себя с легкой победой, однако недооценил крупновалютную больничную технику. Хитрый Эрнест Эдуардович стерег покой своего заведения не только снаружи, но и изнутри. Вероятно, потайные кнопки тревоги были запрятаны вдоль всего коридора.

И до одной дотянулся санитар Елочкин, едва продрав свои липкие глазки от манной каши. Дотянулся и нажал.

Сперва я даже не сообразил, что включился именно сигнал тревоги: ни сирен-ревунов, ни мертвенно-синих стробоскопических мигалок в обители покоя и безмятежности не было предусмотрено. Просто здешние люстры под потолком весело заморгали в такт, а из незаметных динамиков на малой громкости полилась народная мелодия «Светит месяц».

— Ты попалшя! — злорадно выплюнул санитар с кашей напополам. Сидя на полу в окружении тарелок, он размазывал манку по лицу и очень гордился своим подвигом.

Ну прямо пионер-герой, сердито подумал я. Двадцать седьмой бакинский комиссар. Двадцать девятый панфиловец. Восьмое чудо в перьях. Из-за тебя мне придется драпать.

Я крутанулся в сторону входной двери, но оттуда уже беззвучно наползало белое санитарье полчище. Санитаров было штук двадцать пять, не меньше, — каждый в мягких тапках под цвет маскхалатов. О честной рукопашной сразу следовало забыть: сомнут гуртом.

— Стоять, — приказал я белому братству, отодвигаясь назад и выпутывая «Макаров» из складок халата. — Федеральная служба безопасности. Я вас не трону, если вы меня не тронете.

Войско в белых тапочках замедлило наступательный порыв. Но совсем его не прекратило. Количественный перевес всегда возбуждает в людях дурную отвагу. Всегда есть соблазн победить не умением, так числом.

— Стоять! — повторил я суровым тоном и сделал шажок назад. — Я ведь не шучу. Еще шаг, и буду вести огонь на пора...

Вторую половинку слова «поражение» я договорил уже на полу, запнувшись о внезапную преграду. Ну что за невезенье! Пока я отпугивал санитаров пистолетом, из своей палаты на четвереньках выполз седой мальчик со шрамом и целеустремленно сунулся мне под ноги.

Бедный псих и не думал геройствовать. Он елозил на полу, собирая свои игрушечные купюры. Я ненароком наступил на одну бумажку. За что и поплатился.

Спасительный «Макаров» выпорхнул из моих пальцев, чтобы отправиться в дальний путь по гладкому больничному полу. Злая судьба некстати разлучила мою руку с подругой-рукояткой. Был я вооружен и очень опасен — стал ни то, ни другое. Любой подходи и бери за рупь двадцать.

Белая армия опрокинулась на безоружного меня тихой снежной лавиной. Вскоре Макса Лаптева можно было выставлять в египетском музее мумий: так туго санитары перепеленали меня всего прочным белым шелком. А чтобы окончательно не спутать капитана ФСБ с фараоном Тутанхамоном, мою физиономию пометили парой-тройкой болезненных ссадин и царапин.

Этих боевых отличий могло стать и больше (ребята уже вошли во вкус), кабы не восход на горизонте медицинского светила Эрнеста Эдуардовича.

— Что здесь происходит? — с недовольной гримасой на остром лице спросило светило. — Ну-ка поставьте его на ноги!

С трудом разобравшись, где у мумии верх, где низ, парни в белых халатах перекантовали меня в вертикальное положение. Главврачу были показаны пистолет вместе с конфискованным удостоверением моей личности. Упавшую каталку и двух подбитых санитаров Эрнест Эдуардович еще раньше заметил сам.

— Некрасиво выходит, — укоризненно произнес верховный эскулап, когда осмотрел трофеи. — Оказывается, вы Лаптев, а никакой не Локтев. Вы обманули меня дважды: назвались чужой фамилией и остались на территории клиники, когда вас попросили уйти... Как все это прикажете трактовать?

— Может, как исполнение профессионального долга? — предположил я. Бесполезно было убеждать человека-скальпеля, что с фамилией ошиблась секс-бомба на их проходной. Красота — стрррашная сила.

— Нет, — покачал острой головой Эрнест Эдуардович. — Это следует трактовать как гипертрофированную лживость. А всякая гипертрофия есть уже патология. А патологию мы лечим.

— Спасибо за предложение, — вежливо отказался я. — У вас очень дорогая клиника. Скромному капитану ФСБ, она, боюсь, не по карману.

— Ничего-ничего, — утешил меня главврач. — Мы вас проведем по бесплатной квоте, в качестве инвалида малых войн...

Моя версия достроилась еще одним крепким кирпичиком: похоже, пациент Исаев и впрямь побывал здесь. Но до больничного архива теперь не добраться.

— ... Какое же лечение вам назначить? — меж тем раздумывало вслух медицинское светило. — Давайте-ка спросим у пострадавшего персонала. Это будет справедливо... — Острый профиль человека-скальпеля повернулся к двум перевозчикам ужина. — Что скажете, коллеги?

— Инсулиновым шоком его, Эрнест Эдуардович, — немедленно вылез с предложением санитар Елочкин. Он уже почистил физиономию от каши, но кое-какие следы белели на ушах и бровях. — Десять кубиков внутримышечно. А после в одиночную палату без кондиционера суток на трое.

— Лучше стелазин внутривенно, — кровожадно откликнулся санитар Мезенцов, время от времени еще обдувая свой разбитый кулак. — Кубов пятнадцать. И на недельку его в палату к новенькому, в конце коридора... Ну к тому самому, который сперва все радовался, что его не изнасиловали, потом занимался онанизмом, а под конец обосрался.

— Видите, какие заманчивые предложения? — улыбнулся Эрнест Эдуардович. — Даже не знаешь, которое лучше. Глаза разбегаются. А вы что выбираете, капитан?

Ни одно из заманчивых предложений меня не вдохновило.

— Я выбираю свободу, — произнес я, ответно улыбаясь главврачу. — Советую меня развязать и быстрее отпустить. У нас на Лубянке прекрасно знают, куда я направился. Только попробуйте меня задержать — и сюда примчится группа «Альфа» в полном составе. Обещаю вам тогда серьезные проблемы с тишиной и с безмятежностью.

Я отчаянно блефовал. Никто в Управлении не знал, куда я отправился. Никакая «Альфа» даже стволом не пошевелит без приказа генерала Голубева.

Выручить меня могли сейчас только призраки: тени Берии и Андропова. За минувшие годы репутация моей конторы здорово поблекла, но еще полностью не выветрилась. Немного страха перед Лубянкой обязано сохраниться на донышке у всякого, кому сегодня хотя бы за сорок. А главврачу крепко за шестьдесят. Он и самиздат, наверное, читывал под одеялом. И «Голос Америки» ловил ночами. И анекдотики травил на кухне...