Чего стоит Париж? - Владимир Свержин

– «О чем ты говоришь?» – возмутился я. – «Я должен передать этот крест настоящему Генриху Наваррскому!»

– «Вот ты загнул!» – возмутился Рейнар. – «Да если хочешь знать, когда Наваррский станет Генрихом IV, он их себе при желании нажалует на всю грудь. Справа налево кресты, слева направо – звезды!»

– «Ну это еще когда станет!» – усомнился я.

– «Ну когда-то же станет!»

Когда церемония награждения была окончена, Генрих III велел подавать коней, намереваясь отправляться на мессу в Пайен и приглашая всех желающих последовать с ним. Стоит ли говорить, что в числе желающих оказался весь двор. Вернее, почти весь.

– Ваше Величество! – Коронель Анжуйской гвардии неустрашимый Бернар де Ногаррэ де Ла-Валетт, герцог д'Эпернон, герой сегодняшней битвы, еще не снявший с себя местами помятый доспех, смиренно преклонил колено перед королем и, не глядя в глаза монарха, попросил негромко: – Ваше Величество, позвольте мне остаться.

– Вот это новость! Ты не желаешь ехать, Бернар?! – недоумевая, спросил Генрих III.

– Да, мой государь, – Тихо, но непреклонно выдохнул д'Эпернон.

. – Но почему?! Что за блажь! Ты не желаешь возблагодарить Господа, даровавшего победу Лилиям?

– Ваше Величество, я потомок Гийома де Ногаррэ, а Пайен…Это цитадель тамплиеров.

– Друг мой, при чем тут тамплиеры?! Пайен, быть может, когда-то и был вотчиной их первого магистра, но их-то самих нет уже без малого три века!

– Но осталось проклятие, – чуть слышно промолвил храбрый рыцарь.

– Блажь, блажь, друг мой! – беззаботно отмахнулся Генрих III. – Тебе ли бояться каких-то досужих россказней, сочиненных глупцами, чтобы пугать малых детей? Ты говоришь, что канцлер де Ногаррэ – твой предок, но ведь в моих-то жилах течет та же кровь, что и в жилах Филиппа Красивого. Но я спокоен! – Победа над войсками заклятого врага привела христианнейшего короля в эйфорически восторженное состояние, и потому, глядя со стороны, его трудно было назвать спокойным. Он размахивал руками, точно отгоняя мух, и постоянно крутился на месте, желая видеть лицо то одного, то другого своего приближенного, – Ты смельчак, рубака, сегодня в упор глядевший в глаза смерти, боишься древних страшилок!

– Государь! – все так же негромко, но упрямо заявил герой сегодняшней битвы. – Прикажите мне ехать, и я поеду. Если же нет, позвольте мне остаться здесь.

– Как знаешь, Бернар! – досадливо пожал плечами Генрих III. – Оставайся, если желаешь. – Он замолчал и перевел взгляд на меня. – А вы, мой дорогой кузен? Надеюсь, вы не оставите меня в этот час?! Надо же дать злословам доказательства, что вы почитаете католическую веру, уж во всяком случае, не меньше, чем еретические измышления богомерзкого шарлатана Лютера!

Я поклонился, давая возможность упомянутым злословам видеть, как гневно передернулось мое лицо.

– Я буду сопровождать вас, Ваше Величество. До самого храма.

Мы были уже в пути, когда на канале связи раздался голос Мишеля Дюнуара:

– «День добже, пане коханку. Как обстоят ваши дела?»

– «Спасибо, хорошо», – ответил я. – «Полчаса назад Генрих III разгромил армию герцога Гиза и теперь собирается служить полуночную мессу по этому поводу».

– «О! Весьма почтенно! Однако вам, господа, там засиживаться не следует. Генрих Наваррский прибыл в Лангр с небольшим отрядом спустя два дня после вас и был весьма раздосадован тем, что армия во главе с ним уже один раз отбыла оттуда. Причем отчего-то в сторону Шампани. По-моему, нашего подопечного это расстроило. Поэтому Беарнец решил на этот раз обойтись без шампанского и не рисковать, пытаясь догнать канувшую армию. Сейчас он направляется из Лангра в Юссе, где намеревается ждать вас, сир. Полагаю, не стоит заставлять будущего короля Франции долго дожидаться себя».

– «Это верно», – согласился я. – «Завтра же на рассвете, возвращаюсь».

– «Вот и славно. Отбой связи».

* * *

Часовня в Пайене наверняка помнила те дни, когда отряд крестоносцев графа Тибо Шампанского, вдохновленный страстной проповедью святого Бернара из Клерво, нашивал на площади кресты из разодранного на полосы одеяния проповедника одноименных походов. Она помнила величие и крах Ордена Храма. Стены ее хранили следы боев Столетней войны и бесконечных стычек французских монархов с их бургундскими вассалами. Но вот все дальнейшее она уже помнила с трудом. Похоже, долгие годы никто из причетников часовни не давал себе труда позаботиться о придании ей если не величественного, то хотя бы аккуратного вида. Но и то сказать, пребенда [56] кюре в крошечном Пайене вряд ли давала средства на необходимый ремонт. Священник, переполошенный неожиданным приездом столь знатных гостей, все никак не мог попасть в замок ключом, не в силах унять дрожь в руках.

– Давай же! – капризно торопил его Генрих III, едва сдерживая себя, чтобы не подгонять пожилого клирика пинками. – Давай же, открывай! Скоро полночь! Я желаю служить всенощную.

– Да-да, конечно! – трясясь мелкой дрожью, бормотал причетник. – Сейчас придут канторы. Сейчас, сейчас!

– В Клерво надо было ехать! – произнес кто-то позади Короля. – Там место благостное!

– И банды разбежавшихся гизаров! – хмыкнул ему в ответ другой. – Не ровен час…

Заглушая его слова, где-то совсем поблизости ухнул филин, заставляя всех собравшихся зябко поежиться. Наконец дверь поддалась и со скрипом отворилась, выпуская из часовни стайку летучих мышей, переполошенных светом факелов.

– Сейчас я позабочусь о свечах, Ваше Величество, – извиняющимся голосом пробормотал священник, все еще не решаясь войти в дом Божий впереди короля.

– Поторопись! – переступая порог, раздраженно бросил Генрих III.

– Да-да, конечно! – Бедный кюре, подобрав полы сутаны, стремглав бросился внутрь и скрылся в алтарной части.

Придворные, не слишком торопясь, последовали за королем, освещая неприглядное убранство старинной часовни светом факелов. Мы с Лисом остались ждать у распахнутых дверей. Как и было обещано, я проводил «дорогого кузена» только до храма.

– Полнолуние, – тоскливо вздохнул Рейнар, глядя на небо. – Сейчас бы в лес, к костерку, да с гитарой, да с поллитрой! Помнишь «Лисовый напий»?

– Помню! – передернулся я от воспоминаний об этом ужасающем пойле.

– Что, прохладно? – заботливо поинтересовался Сергей. – Да, согреться бы сейчас не помешало. – Он слегка толкнул меня плечом. – Ау! Капитан, куда ты уставился?

– На вяз, – честно признался я, указывая на растущее неподалеку многовековое дерево. – Если не ошибаюсь, это так называемый «вяз брата Аедриеля». В древности кельты почитали магическими места, где растет такой вяз.

– Ну, мало ли чего они считали! – отмахнулся Рейнар. – Я тебе так скажу, вяз рубить – топор тупить. Пока мы из такого одоробла костер сложим, семь потов сойдет!

– Я не о том…

О чем я хотел сказать, Лису в тот вечер так и не суждено было узнать.

– Возвращается, – донеслось из часовни.

– Топает-то как, точно воз со свечами тянет! В толпе придворных послышался чей-то смешок, но тут же смолк, заглушенный слитным полухрипом-полустоном королевского двора.

– Что такое? – Я заглянул внутрь полутемного помещения обомлел, не в силах тронуться с места. По ступеням амвона шаг за шагом медленно восходил высокий старец с иссушенным суровым лицом и горящим взглядом глубоко запавших глаз. Белое одеяние его с красным разлапистым крестом тамплиера развевалось в такт шагам, невзирая на полное безветрие. И множество дыр по краям светящейся во тьме белоснежной туники недвусмысленно свидетельствовали о местах, где это одеяние некогда было приколочено к гробовой доске. Старец поднимался на амвон, неся в левой руке древко с плещущим черно-белым знаменем «Босеан» – святыней Ордена Храма. Наконец он поднялся и замер, возвышаясь над застывшим в ужасе королевским двором. Теперь лишь только одинокие хлопки знаменного полотнища нарушали гнетущую тишину часовни.

– Король Франции! Я, Гюи де Беранже, последний знаменщик Ордена Храма. Я пришел сказать тебе, что мера твоя отмерена и час отсчитан. Возмездие Господне свершится над твоим родом. Кто нынче защитит святой храм?! Кто освободит Гроб Господень?! – громыхал под сводами часовни его гулкий приговор.

– Никто! – донеслось откуда-то, и из стены выступил еще один рыцарь в плаще тамплиера.

– Никто! – вторил ему еще один голос, и новая тень воз никла в стенах часовни.

– Никто! Никто! – неслось уже со всех сторон. – Никто!

Толпа придворных, сбивая друг друга с ног, бросилась вон из Божьего храма. Король впереди всех.

– Никто! – грохотали вслед им стены древнего Пайена. Тампль разрушен!

И тут грянул выстрел.

Генрих III, вернее, уже его тело, по инерции сделав несколько шагов на ватных ногах, завалился набок и рухнул, прижимая руку к пробитой груди.