Белые пешки - Екатерина Звонцова

так. Хотя может, все было обосрано и до нее.

– Ша. – Дядя Владя кисло покосился на сотрудников, и они синхронно заткнулись: лопоухий уткнул моську в чашку, а Киса уставился в потолок. – Я, – снова заговорил дядя Владя, – сегодня присоединю ее к одному из вас. Учите. Воспитывайте. Адаптируйте. Есть желающие?

Он окинул всех новым взглядом и легонько подтащил Нику ближе. Снова повисла тишина, в которой кто-то громко сломал карандаш. Наконец Киса, теребя воротник, спросил прямо:

– А кому отвечать, если с ней что-то случится?

– С генеральской-то дочерью, – добавил кривоносый Шпендик и поморщился.

В повисшей тишине Ника оглядела двоих оставшихся – крупного белобрысого парня в дурацкой розовой рубашке и рыжую особу туманного возраста, где-то между двадцатью пятью и сорока. Они пока голосов не подавали, но новенькую разглядывали без воодушевления, хотя и без злости. Встретившись глазами, белобрысый даже слегка улыбнулся, показав сахарно-белый верхний клык, но слов «Давайте ее ко мне» не прозвучало. И пожалуй, Ника понимала. Никто, нигде, а в органах особенно, не любит блатных. Тем более блатных, за которых нужно, как правильно сказал Киса, отвечать.

– Зароете во дворе, посадите сверху елку, – глупо пошутила Ника, ободренная улыбкой белобрысого. Даже получилось посмотреть Кисе, а потом и Шпендику в глаза.

Рыжая особа хихикнула, прикрывая ладонью розовый от помады рот.

– Мне не нужна, я не командный игрок, – вяло сказала она и закинула ногу на ногу. – Но пусть остается, классная!

– Ну раз Медянка разрешила, вестимо, останется, – неожиданным тенором сказал парень в розовом. – Только я вот в отпуск скоро, трупаки мои на вас переедут…

– Я буду очень стараться! – воззвала Ника в пустоту, но тщетно. – Пожалуйста!

– Как бы чего не вышло, – хором затянули Киса, Шпендик и лопоухий. Последний даже со стула встал, явно собираясь откочевывать на свое более привычное рабочее место.

– Так, отставить цирк! – вдруг слегка повысил голос дядя Владя. Даже удивительно, как милостиво он молчал, лишь переводя темно-оливковые быстрые глаза с одного подчиненного на другого. – Какие все стали умные, мама моя… куда я попал?

Он поднял тон именно слегка, не начал орать, но Медянка села как школьница: руки на коленочках. Лопоухий замер сусликом с прижатой к груди кружкой, да и трое остальных как-то подобрались. Дядя Владя удовлетворенно сощурился и сложил пальцы шпилем – ни дать ни взять злой гений.

– Раз та-ак, – протянул он, – я просто вспомню, кто мне раскрываемость херит. Вот ему Ника и будет помогать.

– Херить дальше? – заржал Шпендик.

На него зашипели, но, судя по лицам, опера напряглись. Довеска в виде помощника, пусть симпатичного-остроумного, по-прежнему не хотел никто. Ника, кусая губы, ждала. Что-то в ней определенно отшибло: она даже не гадала, есть ли вероятность быть просто выгнанной с позорной табличкой «Ее не взяли на практику даже под дулом пистолета».

– А почему, собственно, вы так щедры именно к нам? – подал вдруг голос Киса и завертелся на стуле. – Есть же еще Алеф! Вон он!

– Да, точно, Алеф! – оживилась Медянка и ткнула наманикюренным пальцем куда-то себе за спину. Честными глазами уставилась на Нику: – К нему иди! Вот!

Ника машинально проследила за ее жестом. Вдали, в самом темном углу, за стеллажами и заваленным столом действительно сидел еще опер – крепкий темноволосый мужчина, на вид ровесник дяди Влади. Он единственный в этом дурдоме не проявил интереса к происходящему, и поэтому сразу Ника его не заметила. Он не повернулся, даже когда назвали его странное имя или прозвище; по-прежнему выстукивал что-то на клавиатуре. В зубах торчал окурок.

– Э, иноходец, новенькую подхватишь? – крикнул ему Шпендик, абсолютно не оправдывающий своего малогабаритного прозвища: голос как грохот пушки.

– Э-эй, иноходец, сколько говорить, что тут не курят? – простонал парень в розовой рубашке. – Я из-за тебя воняю!

– Извини, Цып, но ты воняешь сам по себе, у тебя ужасные духи, – тут же подколола его Медянка. – Женские?

– Да иди ты!

Они не успели начать цапаться, потому что дядя Владя, глухо рыча, подошел и просто отвесил обоим одновременно по смачному подзатыльнику. Ну совсем как профессор Снейп в каком-то из последних «Поттеров».

– С каждого спрошу, недоумки, – прошипел он на прощание и, шумно сопя, потащил Нику вперед. Неизвестный Алеф ждал, темно-зеленым свитером напоминая притаившегося крокодила. В спину неслось пакостно-радостное ржание.

Многие люди не растут. Ну вот правда, я не зря вспоминала разговоры про «Ты еще девственница? А? А?! А???» Перефразируя тупую шутку, можно вывести человека из школы, но школу из человека вывести сложно. Их таких полно – которые вымахали в здоровенных лбов и хвастают жизненным опытом. Чего-то добились в работе и завели семью. А где-то там, внутри, они так и остаются ею – школотой. Все реакции на уровне отбитых старшеклассников. Почему не придумать коллеге дебильную кличку? Почему не заржать над его ошибкой? А подшутить над тем, кто стесняется? Милое дело! И самое смешное – это ведь они даже не со зла, не самоутверждаются, не запугивают, не играют в «кто на стенку выше писает». Они просто считают это нормальным, естественным, таким аналогом обнюхивания задницы у собак. И ждут, что, попривыкнув, ты будешь делать так же.

Мои нынешние коллеги показались мне поначалу тупыми уебанами. Тупыми они не оказались, никто, хотя и звезд с неба не хватают. Шпендик с Кисой и Медянкой – мамонты-муровцы советской закалки; Лопоухий и Цыпа – задающаяся пиздливая молодежь из моей же академии, выпускники. И уже тогда я удивилась: почему все они употребляют заумное устарелое слово – «иноходец»? Тем более странно, что означает оно лошадь.

Теперь поняла. Они выучили этот набор букв специально, чтобы выделить того, кто этого заслуживал. Тем более у «иноходца» есть отлично подходящее моему наставнику значение.

Действующий не как другие. Алеф такой. Зря я переживала. Больше не буду.

У Алефа был нечитаемый взгляд: на начальника он смотрел без подобострастия, раздражения, даже интереса – будто просто анализировал, что тот сделает. Ника тоже его не заинтересовала, по ней взгляд – яркий, зеленый, почти неестественного цвета лесного мха – просто мазнул. По лицу, только по нему. Это сразу кое о ком напомнило, и ноги приросли к полу. Что тут у нас, яркие глаза + равнодушие к пышным формам? Только Крыса № 2 не хватало. Пусть лучше пялятся, чем проверяют на вшивость! Ну нет! Ника даже попыталась сама встретиться с Алефом взглядом, как-нибудь передать визуальную телеграмму в духе «Не шутите со мной» с робкой припиской «Умоляю…», но не успела: скучая, он откинулся