Голодная бездна - Карина Демина

Он подошел к столу и, выбрав из таблеток одну, положил на зеркальце. Из нагрудного кармана появилась складная лупа.

– А у человека, лишенного дара… это как увеличивать давление внутри двигателя при заблокированных клапанах.

– Двигатель разорвет, – Мэйнфорд наблюдал за доком с явным интересом.

– Да… сердце… скорее всего, просто откажет. Но, как мне кажется, первичная реакция наступит не со стороны сердца… мозг… конечно, мозг… теридоксин считается миотропным препаратом, но он же является и нейролептиком… да… основа очень похожа… такая же у тоофена. Им лечат легкие расстройства… бессонницу, скажем, вызванную дисбалансом энергообмена. Усталость… неплохой стимулятор, хотя и устаревший… интересное решение.

– Док!

– Что? – Джонни отвлекся от таблетки. – Простите… конечно… передозировка тоофена вызывает гипервозбудимость. Приступы агрессивности. Или апатию… длительный прием ведет к энергетическому истощению, поэтому его сейчас сняли с производства. А вот теридоксин… теридоксин при схожих свойствах разрешен. И рекомендован. Надо будет написать…

– Напишешь. Синтия, – напомнил Мэйнфорд, и весь научный пыл Джонни испарился моментально. Он точно вспомнил, что держит в руках не просто решение логической задачи, но лекарство, которым отравилась его невеста.

– Если она приняла его… странно, конечно, но… ее мозг отключился бы первым. Глубокий обморок. А потом и остановка сердца… милосердная смерть.

– А что странного?

Тельма не мешала. Как на ее взгляд, странного в этой истории имелось с избытком. И оглядываясь на прочтенное воспоминание, она отмечала все эти странности.

Разговор по телефону.

Фразы эти, будто украденные из радиоспектакля о несчастной любви. Картинные слезы. Картонные позы. И эта истерика, которая отпустила Синтию слишком уж быстро. Настолько быстро, что Синтия решила перед смертью макияж поправить… пудра, карандаш, помада. Ей как будто было не все равно, в каком виде ее обнаружат. Или действительно не все равно?

Нет.

Фальшивка.

Все, от первого слова, произнесенного по телефону, до последнего вздоха, фальшивка. Только смерть настоящая.

– Дозировка… здесь на упаковке значится сотка…

– А на деле? – Мэйнфорд подобрался и руку убрал.

– А таблетки, вот. – Джонни подвинул пальцем ту, которая лежала на зеркальце, и лупу подал. – Пятисотки.

Лупу Мэйнфорд не принял, лишь уточнил:

– То есть, если представить, что умирать она не собиралась… всерьез не собиралась. А, скажем, хотела устроить спектакль с самоубийством… мол, прощай жизнь, коварный соблазнитель бросил меня накануне свадьбы…

Щеки Джонни вспыхнули. Это себя-то он считает коварным соблазнителем? Впрочем, Тельма смешок сдержала. Не время и не место.

– …и для того спектакля позвонила старому приятелю. А потом нажралась таблеток, чтобы он обнаружил ее в таком вот состоянии и спас… Тельма, ты считала? Сколько она съела?

– Около дюжины.

– Дюжина таблеток по соточке… смертельная доза?

Джонни задумался, но все же покачал головой.

– Нет. Она потеряла бы сознание и… и она не поступила бы так! Это же опасно! Это…

– Это заставило бы тебя мигом позабыть про пропавшую сестрицу и свои обвинения. Скажи, если б тебе позвонила мамаша Синтии и сказала бы, что ее дражайшая девочка от расстройства таблеток нажралась и ныне при смерти находится, ты бы прибежал?

Джонни отвернулся.

– Прибежал бы, – ответил за него Мэйнфорд. – И на коленях бы прощение вымаливал. Был бы прощен… там, глядишь, заодно уговорила бы она тебя уйти.

…а это многое объясняет.

Не самоубийство, а игра в самоубийство, рискованная, но с гарантированным выигрышем. Она ведь неплохо успела изучить Джонни. И пожалуй, прав Мэйнфорд, старый добрый недруг, во всем прав.

Прилетел бы.

И прощения просил бы, если не на коленях, то почти. И умолял бы вернуться, забыть распри. Сам бы себе на шею накинул поводок вины. А Синтии оставалось бы время от времени за поводок дергать, напоминая, кто в доме главный.

Джонни и сам не понимает, как ему повезло.

– Угомонись, док. – Мэйнфорд ткнул в таблетку пальцем. – Думаю, гениальная эта мысль не сама зародилась в голове у твоей подружки. Подсказали. А заодно и таблеточек дали. Она ж у тебя не особо в лекарствах разбиралась, верно?

Кивок.

И растерянный взгляд. Он, Джонни, достаточно умен и критичен, и когда покажут записи – а Тельма не сомневалась, что записи ему покажут, – признает правоту Мэйнфорда.

Озлобится.

Жаль. Озлобленных людей в мире куда больше, чем наивных. Но так выживать легче.

– Вот и я думаю, что сама она б травилась аспирином… или еще какой ерундой… нет, это вот, – несчастная таблетка выскочила за пределы зеркала, – ей дали. И сказали, сколько принять. Объяснили, что отключится она, а очнется уже в палате… и разыграть сцену заставили, зная, что писать станем.

Мэйнфорд хмыкнул и щеку поскреб.

– Этот гад над нами издевается, не иначе.

И в этом имелся смысл.

Глава 38

Джонни молчал до самого Управления.

Он сидел боком, сгорбившись, сунув бледные ладони в подмышки, и молчал. И когда машина остановилась, очнулся не сразу.

– Мне надо с тобой поговорить. – Он уставился на Мэйнфорда поверх дурацких своих очочков, которые съехали на самый кончик носа. И Джонни больше не пытался их поправить. – Пожалуйста…

– Хорошо.

Разговаривать не хотелось.

И пить не хотелось, а придется, потому как парень в одиночку пить не станет, гордый и глупый. Отправь его, и вернется в свою нору, закроется там и будет сидеть, зализывая раны, размышляя о том, где и когда ошибся. И как знать, до чего додумается.

Такие вот умники нередко доходят до удивительных глупостей.

– Кохэн…

– Отвезу.

Тельма, сонно прищурившаяся, кивнула. Вот и хорошо… хоть за кем-то присмотрят.

– А… мы куда? – Второй раз Джонни очнулся уже в баре, и то Мэйнфорд не мог бы сказать, что выпал тот из собственных мыслей надолго.

– Сюда.

– Зачем?

Глупый вопрос. Зачем ходят в подпольные бары? Чтобы напиться. И Мэйнфорд, усмехнувшись, велел:

– Пей. Полегчает.

А Джонни подчинился.

«Веселая рыбка» было заведением если не древним, то с историей. Возникло оно, поговаривали, вместе с Нью-Арком или немногим позже, и с той поры если и изменялось, то мало. Как-то так получалось, что несмотря на непосредственную близость к Третьему управлению, а может, именно благодаря этой близости, «Веселая рыбка» и жила, и процветала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});