Нейромант. Сборник - Уильям Гибсон

Его снова трясло, голос сорвался на крик.

Укутанная драными одеялами девушка зашевелилась.

— Ты бы поспал, — пробормотала она. — Ложись сюда и спи. Если хочешь, я встану, посижу. Тебе нужно поспать. — Голос звучал сонно и неразборчиво. — Просто поспи, и все.

Когда Кейс проснулся, девушки не было. Огонь погас, но в бункере было тепло, косые лучи солнца, проникавшие через проем, ярко освещали вспоротый бок большой картонной коробки. Кейс узнал стандартный грузовой контейнер — он встречал уже такие в доках Тибы; через прореху виднелись ярко–желтые пакеты, на солнце они казались огромными кусками масла. Живот свело от голода. Кейс выбрался из гнезда, подошел к коробке, выудил одну упаковку и, сощурившись, начал разбирать бисерно–мелкие буквы. Надпись была на двенадцати языках, английский шел самым последним. «НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС, ВЫСОКАЯ КАЛОРИЙНОСТЬ, „ГОВЯДИНА“ ТИП АГ–8». Далее следовал список пищевых компонентов. Кейс вытащил еще один пакет. «ЯЙЦА».

— Раз уж ты создал все это дерьмо, — произнес Кейс, то мог бы положить и натуральной еды, а?

С пакетами в руках Кейс обошел все четыре помещения бункера. В двух других комнатах, кроме куч песка, ничего не оказалось, а в четвертой — лежали еще три контейнера с продуктами.

— Ясно, — сказал Кейс и потрогал печати. — Это, значит, оставайся здесь надолго. Ясненько. Как же, как же…

Он обыскал комнату с очагом и нашел пластиковую канистру, с дождевой, как он решил, водой. Рядом с гнездом из одеял у стены лежали дешевенькая красная зажигалка, матросский нож с треснувшей зеленой ручкой и шарф Линды. Заскорузлый от пота и грязи, он все еще был завязан узлом. Кейс вскрыл ножом желтые пакеты и вывалил их содержимое в ржавую консервную банку, валявшуюся рядом с очагом. Затем он добавил воды из канистры, размял комки пальцами и стал есть. Месиво напоминало по вкусу говядину, но весьма удаленно. Покончив с едой, Кейс бросил жестянку в очаг и вышел наружу.

Судя по температуре и по положению солнца, было далеко за полдень. Кейс сбросил сырые нейлоновые туфли и был приятно поражен теплотой песка. При дневном свете пляж имел серебристо–серый оттенок. На голубом небе — ни облачка. Он обогнул бункер и направился к воде, скинув по пути куртку прямо на песок.

— Вот уж не знаю, из чьей памяти ты извлек все это, — сказал Кейс, подойдя к воде.

Он снял джинсы и зафутболил их в неглубокую воду, за ними последовали рубашка и белье.

— Что это ты делаешь?

Он обернулся и увидел, что она стоит в десяти метрах от него и ее ноги омывает морская пена.

— Я вчера обмочился, — ответил Кейс.

— Ты не сможешь потом все это носить. Морской вода, всю кожу разъест. Там, за камнями, — она неопределенно махнула рукой, — есть хорошая лужа, я покажу. С пресной водой.

Выгоревшие армейские брюки обрезаны выше колена, обнажая гладкую загорелую кожу. Легкий ветерок шевелит волосы.

— Послушай… — Кейс подобрал одежду и направился к девушке. — У меня есть вопрос. Я не буду спрашивать, что делаешь здесь ты. Но вот что здесь делаю я, как ты себе это представляешь?

Кейс остановился, мокрая штанина хлопнула его по голой ноге.

— Ты пришел этой ночью, — улыбнулась Линда.

— И этого что, достаточно? Просто пришел — и все?

— Он сказал, что ты придешь, — улыбнулась Линда, смешно наморщив нос, а затем пожала плечами. — Он же понимает такие вещи.

Она подняла левую ногу и неловко, совсем как ребенок, соскребла ею с правой лодыжки засохшую соль. И снова улыбнулась, немного неуверенно.

— А теперь спрошу я, ладно?

Кейс кивнул.

— Кто это тебя так разрисовал, что все коричневое, кроме одной ступни?

— И это — последнее, что ты помнишь?

Кейс смотрел, как она выскребает остатки сублимированного мяса из прямоугольной стальной крышки, единственной их тарелки.

Линда кивнула, в пламени костра ее глаза казались огромными.

— Ты прости меня, мне же самой жалко, вот честное слово, жалко. Я же больше со зла, из вредности, и к тому же… — Линда виновато поникла, ее лицо исказилось то ли от боли, то ли от воспоминания о прошлой боли. — Попросту говоря, мне были нужны деньги. Чтобы уехать домой или…

— Дьявол! — неожиданно воскликнула она. — Да ты же меня почти не замечал!

— А сигарет, значит, нету?

— У тебя что, с головой не в порядке? Я слышу этот вопрос уже десятый раз!

Она крепко закусила прядь волос.

— Но еда–то здесь была? С самого начала?

— Я сто раз тебе объясняла, что ее выбросило на этот долбаный пляж.

— О'кей. Понятно. Тут уж не подкопаешься.

Девушка снова начала всхлипывать, негромко и без слез.

— И вообще, откуда ты взялся на мою голову? — проговорила она наконец. — Знаешь, как хорошо было здесь без тебя?

Кейс встал, прихватил куртку и выскочил наружу, ободрав руку о шершавый бетон. Ни ветра, ни луны, только плеск неразличимого в темноте моря. Джинсы после стирки заметно сели, влажная ткань неприятно липла к ногам.

— О'кей, — сказал Кейс непроглядной ночи, — притворимся, что поверили! Но только с условием, чтобы завтра на тот же пляж выбросило сигареты. — Он вздрогнул от собственного смеха. — Да и ящик пива заодно бы не помешал.

Он вернулся в бункер.

Линда ворошила угольки серебристой от долгого пребывания в воде щепкой.

— А кто это такая была в твоем гробу «Дешевого отеля»? Типичная самурайка, вся в черной коже и с зеркальными линзами. Я испугалась, а потом подумала, может это — твоя новая девушка, хотя она и показалась мне слишком для тебя дорогой… — Линда виновато вскинула глаза. — Я же правда очень жалею, что сперла у тебя файлы.

— Пустяки, — ответил Кейс. — Это ровно ничего не изменило. Итак, ты отнесла файлы к этому парню и попросила прочитать?

— Тони, — кивнула Линда. — Мы с ним иногда встречались. Он тоже кололся, и мы… ладно. Да, я помню, как он смотрел на своем мониторе и там была потрясающая графика, я еще удивилась, откуда ты…

— Там не было никакой графики, — перебил Кейс.

— Как это не было, если было. Не понимаю только, откуда ты взял все эти снимки про мое детство. Например, мой папа, до того, как он от нас ушел. Он мне подарил деревянную раскрашенную дудочку, так у тебя там был даже ее снимок.

— А Тони, он все это видел?

Не помню. А потом я вдруг очутилась на пляже, совсем ранним утром, на рассвете, и очень одиноко, и птицы кричат. Я очень перепугалась, ведь у меня с собой ничего не было, ни уколоться, ничего, и я знала, какая будет ломка… И я все шла и шла по берегу, пока не стало темно, и я набрела на этот бункер, а на следующий день на берег выбросило эти коробки с едой, все опутанные какой–то зеленой морской мерзостью, вроде полосок затвердевшего желе морской капусты.

Линда воткнула щепку в золу.

— И знаешь, никакой ведь ломки. — Щепка потихоньку разгоралась. — Вот сигарет — их и вправду не хватает. А как ты? Все еще употребляешь?

На ее скулах играли отблески пламени, напомнившие аркаду. «Замок колдуна», «Танковую войну»…

— Нет, сказал Кейс, а потом было уже все равно, что там он понимает и чего он не понимает, ощущая на ее губах солоноватый вкус слез. В ней было нечто первозданно–мощное, нечто, знакомое ему по Ночному Городу, знакомое и хранившее его, хранившее — до времени — от времени и смерти, от безжалостной, всепожирающей Улицы. Некое место, знакомое ему и прежде, место, до которого не со всяким проводником доберешься, хотя он, странным образом, никогда об этом не помнил. Нечто, столько раз найденное — и столько же раз утраченное. Нечто, относившееся — он знал это всегда и вспомнил сейчас, увлекаемый в гнездо из рваных тряпок — к сфере плоти, к сфере мяса, презираемого всеми ковбоями. Нечто непомерно огромное, безнадежно непознаваемое, океан информации, закодированный в феромонах и винтовых лестницах аминокислот, бесконечная сложность, разобраться в которой под силу только слепому, нерассуждающему телу.

Он стал расстегивать армейские брюки, и молнию заело — между нейлоновых зубьев набилась морская соль. Рывок посильнее, отскочила и ударилась в стенку какая–то железка, прогнившие нитки лопнули, и он был в ней, передавая сгусток все той же древней информации. Он ни на секунду не забывал, что это за место, понимал, что находится в закодированной модели чьей–то памяти, — но даже это ничего не меняло.

Она задрожала в тот самый момент, когда вспыхнула воткнутая в золу щепка, и на стене бункера заплясали их сплетенные тени.

Позже, когда они уже просто лежали и ладонь его замерла на ее животе, Кейс вспомнил пляж, белую пену вокруг ног Линды и ее слова.

— Он сказал тебе, что я приду.

Но Линда только повернулась на бок, прижалась к нему спиной, накрыла его руку своей и что–то пробормотала сквозь сон.