Мать Лжи - Дэйв Дункан

Как и все Свидетели, прошедшие подготовку в Монастыре Слоновой Кости, Дантио знал о судьбе прорицателей Джат-Ногула. Они не могли покинуть город и сошли с ума из-за творившихся в нем ужасов. Даже те, кто пережил бойню, которую Стралг устроил в Бергашамме, не сумели противиться эмоциональной буре Джат-Ногула.

В Селебре буря еще не началась, но ветер достиг опасной силы. Трубы возвестили о смерти Пьеро. Жители Селебры всегда открыто выражали скорбь. Презрев запреты комендантского часа, горожане высыпали на улицы, горестно воя и стуча по кастрюлям — шум перекрывал даже звуки труб. Одни из городских ворот открылись, чтобы впустить кавалькаду колесниц — в них приехало никак не меньше охоты вигелианских веристов. Гуанако и ледяные демоны пытались пробиться сквозь охваченную горем толпу, но у них это плохо получалось. Скоро веристы начнут прокладывать себе дорогу силой и начнется бойня.

Четыре шестидесятки веристов — крупное войско и лишь малая часть армии Кулака. Возможно, то были его личные телохранители. Однако Марно Кавотти обладал превосходными источниками информации и был невероятно хитер. Он весь день незаметно переправлял в город своих людей: одна стая черных тюленей за другой проплывала через дыру в решетке. Кавотти превратил Селебру в огромную ловушку. Стралг никогда бы в нее не попался, если бы при нем были Свидетельницы. Кавотти сумел передать мэйнисткам новость, которую доставили из Вигелии Дантио и остальные: договор нарушен, они вправе обманывать чудовище, которому так долго служили. Сам Дантио зажег огонь под этим котлом.

Прибыл Стралг в город или нет, но Освободители рассредоточились по безопасным домам своих соратников. Теперь они узнали о вторжении вигелиан и сами вышли на улицы, чтобы утолить жажду крови.

Положение в городе и сейчас было тяжелым, а когда начнутся схватки и поджоги, оно станет еще хуже. Однако Дантио был вовлечен в драму, которая разворачивалась около гроба его отца. Орлад и Ваэльс пробрались во дворец и теперь, голые и мокрые, прятались в кустах возле колонн. Они наблюдали оттуда за церемонией и прекрасно видели, как Оливия и двое ее детей пытаются скрыть свои чувства. Заметили они и сверток с одеждой, оставленный для них. Увы, они не могли до него добраться, пока рядом торчал командир охоты Пурке, командующий силами Стралга в Селебре. Орлад с Ваэльсом подумывали, не напасть ли на него… Пурке догадывался, что у него под носом происходит нечто важное, и пытался проникнуть в тайну.

Оливия храбро боролась с паникой, но силы ее покидали, события этого бесконечного дня ужасно ее утомили. Присутствие Пурке не дало им возможности спокойно встретиться друг с другом. На Дантио со всех сторон попеременно накатывали волны радости и гнева, страха и разочарования.

Когда он наконец решил подойти к Пурке и сказать, что того ищет Стралг — что в некоторой степени могло быть правдой — он ощутил какое-то волнение за северной дверью, где командир охоты оставил свой эскорт. Дантио напрягся и сумел разглядеть, что это Герой, принесший сообщение из казарм на улице Колесных Мастеров. Помявшись, командир фланга приоткрыл дверь и заглянул в зал. Пурке нахмурился и пошел к двери, стуча копьем. Спасение! Через минуту верист ушел и повел своих людей обратно к казармам.

Остальные присутствующие заслуживали доверия.

— Теперь все спокойно, мама. — Дантио подошел к стопке одежды и бросил ее в темноту.

Ваэльс тут же ловко ее подхватил.

Стерев пот со лба, Дантио повернулся к катафалку, залитому светом свечей. Похоже, ритуал освидетельствования смерти дожа подошел к концу. Писари унесли таблички, чтобы обжечь их в печи. Фабия и мама обнимались — обе плакали, что было совсем на них не похоже — и все остальные с удивлением переводили взгляды с них на него, странного Свидетеля, бросающего в темноту свертки с одеждой. Ни Куарина, ни Берлис не знали, что Орлад также будет принимать участие во встрече.

Дантио Селебр, возможный наследник, вернулся домой — во дворец своих предков. Настал день, о котором он мечтал. Он возвысил свой голос, позволил ему прозвенеть под высоким куполом.

— Милорды и леди! Я Дантио Селебр, старший сын умершего дожа Пьеро. Это моя сестра Фабия. Мы только что вернулись домой из Вигелии, где нас удерживали в заложниках.

Поток радости едва не сбил его с ног. Старейшины делали реверансы, кланялись и радостно кричали — от всей души. Оливия устремилась к нему и обняла. Она рыдала. О священная Мэйн, он тоже не сдержал слез!

— Дантио! Дантио!.. — восклицала она.

А потом она с ужасом заметила, что у ее тридцатилетнего сына нет бороды и усов.

Прежде чем они успели заговорить, кто-то в страхе крикнул:

— Веристы!

Между колоннами появились двое веристов — когда они вышли на свет, стало ясно, что они из Флоренгии. Дантио повел мать им навстречу.

— Мама, это Орлад. И его верный друг Ваэльс Борксон.

Оливия не обратила ни малейшего внимания на Ваэльса.

Не веря своим глазам, она смотрела на сына вериста, словно ее привел в ужас медный ошейник. Орлад также не сводил глаз с матери, но Дантио чувствовал эмоциональные барьеры, которые выстроил его брат. С тех пор, как они покинула Нардалборг, он начал сбрасывать с себя скорлупу вынужденной жестокости. У него появились черты нормального человека, но сейчас он не знал, что думать о матери. Да и о любой другой женщине, если на то пошло.

— Какой большой! — прошептала Оливия.

— О, ты еще не видела Бенарда! — вмешалась Фабия. — Орлад, ну ты и болван! Обними маму покрепче!

Орлад вымученно улыбнулся и выполнил приказ сестры. Напряжение спало, впрочем, ребра Оливии изрядно пострадали.

— Орландо! Орландо! — без конца повторяла Оливия, целуя сына — его лицо успело зарасти щетиной.

Дантио и Фабия с облегчением переглянулись. Неужели люди могут испытывать такую радость рядом с телом усопшего отца? Окажись здесь Бенард, он бы журчал, как тройной фонтан. И почему-то Дантио был уверен, что отец не посчитал бы их поведение неуважением к себе.

— О Орландо, дитя мое!

Дантио перехватил взгляд Фабии, и они обменялись улыбками.

Члены Совета поспешили подойти к ним, чтобы приветствовать вернувшихся детей дожа. Конечно, наибольшее внимание они оказывали Дантио, старшему сыну. Он не станет дожем, но сейчас не время это объяснять. Он с огромным трудом выдерживал волны чувств, накатывающие с улиц. Уже начались первые пожары. Толпы разъяренных горожан набросились на золотых боевых зверей, однако им пришлось платить за это страшную цену. Им на помощь уже спешили черные боевые звери.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});