Светорада Золотая - Симона Вилар

– Сам зарублю, если хоть полусловом об увиденном обмолвитесь!

Быстро перекинув ногу через луку седла, спрыгнул с лошади. По пути поднял накидку княжны, подошел, накрыл ее и принял из рук Стемы. Стал говорить что-то негромко, Удерживая рыдающую Светораду, сам же глазами указал Стеме – уезжай! И тот уехал. Быстро, легко, как будто все его дела здесь были закончены.

ГЛАВА 13

Светорада вернулась в Смоленск, но даже в родном тереме никак не могла успокоиться. У себя в горнице бросилась на ложе, опустив полог, несмотря на духоту. Лежала не двигаясь, зарывшись лицом в подушку, постанывая и дрожа. Ее девушки с Теклой не могли понять, что происходит с их госпожой. Пытались успокаивать ее, но княжна только ругалась и гнала их прочь, а когда Текла предложила сходить за Гордоксевой, княжна накинулась на нее, как разъяренная кошка, велев ничего не предпринимать. Только когда Потвора робко заикнулась о том, не позвать ли Стемида, чтобы тот утешил Светораду, княжна впервые подняла голову.

– А он что… Он где? – спросила странным, будто сорванным голосом.

Узнав, что Стема, как всегда, несет службу у дверей ее покоев, вновь уткнулась лицом в подушку, только простонала, чтобы все ушли, оставили ее одну.

Было объявлено, что княжна захворала от жары. Ее не беспокоили, и она, начав успокаиваться, заснула. Проснулась, когда уже смеркалось. За окном трещали сверчки, из расположенной неподалеку ткацкой доносилась протяжная песня работниц, со стороны гридницы слышался привычный гул голосов. Светорада лежала, раскинувшись на широком ложе, смотрела на слабо мерцавший язычок светильника на витой треноге и думала о своем.

Теперь, когда ее потрясение улеглось, она старательно обдумала случившееся. Конечно, это великий позор, однако верный Кудияр сделает все, чтобы больше никто о том не догадывался. А Стема… Даже теперь Светорада стремилась всячески оправдать его. Ведь он так ласкал ее, доставил такое наслаждение, даже не думая, что это позорно для мужчины и воина. Светорада о подобных ласках никогда и не догадывалась, не знала, что такое возможно. И ведь не воспользовался же Стема ее слабостью, не взял ее, как поступил бы любой другой на его месте, – так думалось Светораде. Ее честь и девственность остались при ней, а то удовольствие, которое он ей доставил… Княжне теперь казалось, что ей раскрылась некая тайна и она уже никогда не будет прежней.

– Нянька Текла, – окликнула она старую няньку. – Стемид тут или уже пошел в дружинную избу почивать?

Старушка заворочалась на своем ложе в углу, закряхтела, что-то стала спрашивать: не принести ли касатке водички или перекусить чего? Но когда Светорада уже настойчивее повторила свой вопрос, Текла ответила, что рында Светорады ушел. Весь день по терему слонялся, а потом к нему явился какой-то незнакомый мальчишка, пошептался о чем-то со Стемидом, и они ушли.

– Да куда ушел? И что за мальчишка?

– А леший его знает. Пришел этакий белоголовый отрок, вертелся во дворе, выспрашивал, где Стемка Стрелок. Потом наплел что-то парню, и тот чуть не бегом со двора.

Светорада вздохнула. Подумала: мало ли какие дела у Стемы, может, и к лучшему, что ушел. А она пока соберется с мыслями, чтобы решить… Что решить? Но только одно понимала княжна Светорада: пусть перевернется мир, пусть Велес и Перун на глазах у людей сойдутся в сече – для нее главное, чтобы Стема был рядом.

Весь следующий день княжна не находила себе места. Было время Сдерихвостки, этот день особенно не праздновали, так, пировали понемногу, произносили здравницы не людям, а скоту и их покровителю Велесу. С утра до рассвета люди прогоняли свой скот мимо разведенных волхвами костров, окуривая скотину дымом. Считалось, что на Сдерихвостку животных начинает сильно донимать мошкара и они, спасаясь от гнуса, заходят в воду. Однако из-за нынешней жары скот и без того торчал все время в воде. Народ больше поговаривал о том, что коровы и козы стали меньше доиться, поэтому цена на молоко и творог подскочит высоко, так что любому гончару, кожемяке или ткачу придется гораздо больше своего товара отдавать за крынку молока. Молоко же сейчас было особенно необходимо, ибо через день после Сдерихвостки люди поминали змея Триглава, страшное чудище, которое, как гласило древнее предание, носилось по городам и весям, предавая все разорению. В старину ему приносили в жертву девицу-красу, да только те времена прошли. Однако по традиции в этот день полагалось в каждой избе выставлять за порог миску с молоком для угощения ужей, которые уничтожали мышей. Уж считался отдаленным родичем Триглава.

Только княжне Светораде не было до того никакого дела. Со стороны казалось, что она, как всегда, весела и беспечна (слишком показным выглядело ее веселье, отметил наблюдавший за княжной воевода Кудияр), однако следила ли она за работой на поварне или в хлеву, вышивала ли у окошка, слушая новости теремных девушек о том, что кузнец Даг прохода не дает рыжей Потворе, – Светорада все время думала о своем. Только иногда вдруг начинала волноваться и прислушиваться, будто ожидая, что вот-вот появится Стемка Стрелок, и вздыхала тихонько, поняв, что того все еще нет. Спросить о нем было страшно: вдруг ее расспросы до Кудияра дойдут? И два следующих дня Светорада томилась неизвестностью.

Под вечер перед днем Триглава, когда девицам полагалось оставаться дома, так как по старому поверью именно в этот вечер трехголовый змей ищет себе жертву, Светорада тихо сидела у окошка, погруженная в собственные мысли. Было жарко, все небо, насколько хватало глаз, закрывали прозрачные перистые облака; они проплывали, отбрасывая легкую тень на двор и заборолы детинца, но прохлады не приносили, и все вокруг, даже тенистые ели у ворот, словно испускали некое теплое марево. Поэтому, когда во двор на длинногривом сером коне степенно въехал воевода Михолап, Светорада только пожалела старика, вынужденного в такую духоту быть в воинском облачении.

Михолап, устало опершись на луку седла, слез с коня, снял кованый островерхий шлем, вытер лоб и, косолапо переваливаясь, пошел к теремному крыльцу. Выглядел Михолап озабоченным и угрюмым, и хотя Светораде до него не было никакого дела, она решила сойти в гридницу, – все лучше, чем скучать да изводить себя мыслями о Стеме… Она вышла поприветствовать Михолапа, который еще ребенком качал ее на коленях, задаривал подношениями, иногда возил в свою богатую загородную усадьбу Березовое. Ради него Светорада даже долгое время терпела в своем окружении Олесю-певунью, хотя и недолюбливала ту, опасаясь, что красивая и голосистая дочь воеводы переманит ухажеров.

В гриднице стоял прохладный полумрак, какой обычно бывает тут во второй половине дня, когда еще не зажгли светильников, а лучи солнца уже не вливались в открытые двери и высокие окна. Людей сейчас тут было немного, только несколько кметей о чем-то беседовали в углу, а на почетном месте сидел княжич Асмунд, переговаривавшийся с тиуном. Светорада и Михолап подошли к нему одновременно, и, пока Михолап, улыбаясь, здоровался с княжной и говорил ей положенные слова, Асмунд отослал тиуна. Он повернулся к воеводе.