Диверсанты. Легенда Лубянки – Павел Судоплатов - Иосиф Линдер

А ведь гитлеровские стратеги небезосновательно больше всего опасались ситуации, при которой использование заранее подготовленных для отражения вражеского вторжения советских диверсантов было бы наиболее эффективным. Еще 15 сентября 1940 г. Верховным командованием вермахта был утвержден малоизвестный широким кругам читателей проект военной кампании против СССР, так называемый «Этюд Лоссберга». В нем, в частности, говорилось, что в войне против Германии у СССР есть три возможности:

«I. Русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредоточиваться у границы немецким войскам.

II. Русские армии примут на себя удар немецких вооруженных сил, развернувшись вблизи границы, чтобы удержать в своих руках новые позиции, захваченные ими на обоих флангах (Балтийское и Черное моря).

III. Русские используют метод, уже оправдавший себя в 1812 г., т. е. отступят в глубину своего пространства, чтобы навязать наступающим армиям трудности растянутых коммуникаций и связанные с ними трудности снабжения, а затем, лишь в дальнейшем ходе кампании, нанесут контрудар.

Относительно этих трех вариантов можно сказать следующее.

Вариант I.

Представляется невероятным, что русские решатся на наступление крупных масштабов. <…>

Вариант II.

Это решение представляется наиболее вероятным, поскольку нельзя предположить, что столь сильная военная держава, как Россия, без боя уступит свои богатейшие, в том числе и недавно завоеванные области. <…>

Вариант III.

Если русские будут заранее строить свой план ведения войны на том, чтобы сначала принять удар немецких войск малыми силами, а главную свою группировку сконцентрировать в глубоком тылу, то рубежом расположения последней севернее Припятских болот может быть, скорее всего, мощный водный барьер, образуемый реками Двина (Даугава) и Днепр. Этот барьер имеет разрыв шириною всего приблизительно в 70 метров – в районе южнее Витебска.

Такое неблагоприятное для нас решение следует также учитывать как возможное. С другой стороны, совершенно невероятно, что южнее Припятских болот русские без боя оставят почти незаменимые для них области Украины…»

Да, действительно, трудно отказать германским стратегам и аналитикам в адекватности восприятия действительности и умении прогнозировать возможное развитие готовящихся военных действий…

А теперь вернемся к тому дню, когда П. А. Судоплатов получил распоряжение Л. П. Берия об организации Особой группы (ОГ), чтобы понять, с какими трудностями ему пришлось столкнуться при выполнении этого распоряжения. Первая из них заключалась в том, что в феврале 1941 г., во время очередной реорганизации органов госбезопасности, особые отделы были переданы из НКВД в подчинение наркоматов обороны и ВМФ. Второй проблемой был вопрос координации деятельности различных советских спецслужб.

«Получив указания Берии… об организации разведывательно-диверсионного аппарата на случай начала войны, – писал П. А. Судоплатов, – я столкнулся с исключительно сложным вопросом: каким образом самостоятельная служба диверсий и разведки будет действовать в прифронтовой полосе и ближайших тылах противника во взаимодействии с военной контрразведкой? Ведь в прифронтовой полосе именно она олицетворяла действия органов госбезопасности. <…>

Разработкой этого задания мы занялись вместе с Эйтингоном и Мельниковым. Сразу же возник вопрос: как создаваемый аппарат должен взаимодействовать с остальными оперативными подразделениями? Ведь Берия, возглавляя НКВД, не являлся наркомом государственной безопасности, а указание о создании аппарата он давал как заместитель председателя Совета народных комиссаров, то есть заместитель руководителя правительства. Имелось в виду, что опираться этот специальный аппарат должен как на НКГБ, так и на НКВД, поскольку именно в его прямом подчинении находились пограничные и внутренние войска, то есть основные воинские части, которые предполагалось задействовать в диверсионных операциях».

На плечи Судоплатова и Эйтингона легли крайне нелегкие задачи, связанные с передачей в распоряжение Особой группы агентуры различных спецслужб НКВД, НКГБ и РККА. В этой работе им помогали Н. Д. Мельников, В. А. Дроздов, А. Ф. Камаева-Филоненко и А. Кочергина. Агентуру для дальнейшего использования против германских спецслужб надо было срочно изучить и проверить на предмет ее пригодности к действиям в условиях военного времени. Необходимо было в крайне сжатые сроки свести воедино информацию из III (особые отделы) Управления Наркомата обороны, II (контрразведывательного) и III (секретно-политического) управлений НКГБ, Главного управления погранвойск НКВД и т. п. Разведывательно-диверсионному аппарату ОГ следовало наладить прямую связь как с их центральными аппаратами, так и их территориальными органами.

«Речь шла не только о предотвращении широкомасштабных провокаций на всей границе от Белоруссии до Черного моря, – пишет П. А. Судоплатов, – но и развертывании разведывательно-диверсионной работы в ближайших тылах немецких соединений, если они перейдут границу. Сразу же стало очевидным, что агентуры, которой мы располагали, было недостаточно.

Кроме того, специальных воинских подразделений, к которым можно было бы подключить агентурно-оперативные боевые группы для партизанской войны в тылу противника, не существовало. Правда, мы могли рассчитывать на особый резерв Коминтерна, имевший боевой опыт партизанской войны в Испании.

Эйтингон занялся координацией будущих действий с Генштабом и с командованием Красной армии в приграничных округах. Контакта с командующим войсками Западного Особого военного округа Д. Павловым у него не получилось. Но наладились хорошие рабочие отношения с организатором спецназа и партизанских отрядов в период финской войны полковником Разведупра Красной армии X. Мамсуровым.

Сразу же возник главный, имеющий политическое значение вопрос: кто будет отдавать приказ о конкретных, неотложных боевых действиях в тылу противника по линии НКВД в случае начала войны? Не менее важно было и то, кто должен давать санкцию на развертывание диверсионной работы в Польше, Германии и Скандинавии. К сожалению, из опыта испанской и финской войн выводов было сделано маловато. Успех диверсий в тылу противника во многом зависел от ограничения маневренных возможностей танковых группировок немцев путем уничтожения складов с горючим и срывом их снабжения. Это чисто теоретически прорабатывалось Мамсуровым и Эйтингоном на встрече с Голиковым в здании Разведупра на Гоголевском бульваре.

Утром в субботу, 21 июня, Берия согласился с предложениями Эйтингона, которые я активно поддержал, о том, что мы должны располагать специальным боевым резервом в 1200 человек из состава пограничников и внутренних войск. У Эйтингона была идея создать четыре батальона диверсионного назначения. Три предполагалось развернуть на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, а четвертый оставить в резерве в Подмосковье. <…>

В первый же день войны в нашей работе стало чувствоваться большое напряжение. Нас особенно тревожило развитие событий на границе. Сведения поступали самые противоречивые. Днем 22 июня Берия вызвал меня, Масленникова, командующего пограничными войсками, и предложил, чтобы Эйтингон срочно вылетел в Минск. А потом, подумав, сказал, что, пожалуй, имеет смысл вылететь в Проскуров, где будут разворачиваться события на Юго-Западном направлении, и решить, что можно сделать по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной армии.

Однако Эйтингон никуда не уехал. Вызванный к Берии, он вместе со мной спорил, доказывая, что есть смысл выехать на место только для того, чтобы разобраться в обстановке. Потому что реально нами не были подготовлены ни силы, ни средства для развертывания диверсионных подразделений и партизанской войны. Надо было сначала получить информацию о том, что там происходит. Нехотя Берия согласился».

Нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. заставило руководство СССР действовать в условиях цейтнота, навязанного противником. В первые дни войны оно не сумело адекватно оценить масштаб агрессии, и части Красной армии получили совершенно абсурдный, не соответствующий возможностям и сложившимся обстоятельствам приказ выбить немецкие войска за пределы Союза. Как известно, усилия Красной армии остановить наступление немцев контрударами успехом не увенчались, и наши войска понесли колоссальные потери. В самых неблагоприятных условиях начала войны пришлось действовать и особому резерву Коминтерна, о котором упоминает наш герой.

В день нападения в 7 часов утра Г. Димитров был вызван в Кремль к Сталину. По мнению руководства ВКП (б) официальной задачей Коминтерна отныне становилось содействие СССР в борьбе против немецко-фашистских захватчиков. После возвращения из Кремля Димитров собрал экстренное заседание Секретариата ИККИ, на котором проинформировал присутствовавших о военно-политической ситуации, сложившейся после начала войны. Он отметил, что в настоящий момент в отдельных странах не следует призывать ни к свержению капитализма, ни к мировой революции. Особую роль Димитров отводил пропаганде, которая, по его мнению, должна быть такой же наступательной, как и война против фашизма. В тот же день компартиям Англии, Болгарии, Германии, Голландии, Китая, США, Франции, Швеции и Югославии были направлены шифровки. В них указывалось, что защита СССР – это защита всех народов оккупированных нацистской Германией европейских стран.