Приносящая надежду - Тамара Воронина

Сказать, что их дружба крепла, — брякнуть глупость. Ничего она не крепла. Некуда было крепнуть. Миры попадались разные, мирные и враждебные, спокойные и агрессивные, красивые и не очень, но особенных проблем не возникало. Не любили эльфов или даже ненавидели, или даже сгоняли в резервации, не позволяя стронуться с места, — их это не касалось. Эльфы Светлой — это не такие эльфы. И вообще, если сама Светлая странствует с компанией эльфов (полукровка-то, считай, тоже эльф), то, может, они это… и ничего вовсе? А ну как ежели поговорить с ними? Авось язык-то не отсохнет…

Светлая — с людьми? Ну, с одним человеком… Аиллена — с человеком. И ведь явно любит его, как брата, или даже еще больше. Аиллена — не просто Странница, которой вообще-то все пофигу, прошла — и забыла. А тут ведь… Может, и правда, люди — существа достойные?

Постепенно начало выходить так, что не только она исполняла свои обязанности. Люди и эльфы ничуть не меньше разговаривали с ее спутниками, и уже почти никто не воспринимал их просто как бесплатное приложение к Светлой — охотников, защитников, дровосеков и так далее. Если она Странствует с ними, с такой большой компанией, что само по себе необычно, да не первый год, да намерена всю жизнь Странствовать именно с ними, наверное, это не просто так и не такие уж они простые спутники… они не спутники. Они — друзья. Друзья Светлой? Друзья Странницы? нечто небывалое… а значит, важное.

Удивительным уважением пользовался шут. Причем уважением любой расы. К нему прислушивались не только вежливые гарны, но и диковатые орки. И даже гномы — в одном мире они напоролись на гномов, действительно, невысоких (самый длинный был ростом с Лену), действительно бородатых и действительно кряжистых, но вовсе не таких некрасивых, как их неизменно описывали авторы всех мастей. Аполлонов среди них тоже не водилось, но ровно ничего отталкивающего в простых грубоватых лицах не было.

В этом мире они проторчали бог весть сколько месяцев, были у местного населения нарасхват, а населения было много, здесь благополучно уживались все расы. Циник Гарвин, правда, не обошелся без своих комментариев. По его мнению, мирное сосуществование объяснялось как раз обилием иных рас: люди здесь доминировали не столь явно, как в других мирах. Впрочем, расы жили обособленно, не воюя, но и не дружа, торговали, обменивались необходимым. Даже разделение труда имелось: гномы поставляли всем металлы и строительные материалы, эльфы строили, ткали и ковали оружие, попутно подрабатывая магией, орки охраняли от лихих людей и служили в страже, великаны гарны занимались сельским хозяйством и ювелирным делом, ну а люди — всем сразу и понемногу.

Довольно часто встречались храмы. Собственно, храмами их называла Лена, потому что ей они напоминали часовни: крохотное помещение, внутри — скульптура. Изображения существенно различались, было в них что-то от каждой расы. Был это местный бог или что-то другое, она не поняла, хотя вроде и объясняли. Из объяснений следовало, что изображена была дарвиновская обезьяна, от которой все и произошли, существо уважаемое и почитаемое, однако совершенно мифическое. На религию это не тянуло. И то верно, какая религия в мире магии, когда многие способны творить чудеса…

Как ни удивительно, Странницы посещали этот мир так редко, что до появления Лены считались почти легендой. Возможно, этот мир не нуждался в поддержании Равновесия. Возможно, он сам был Равновесием. Центром. Центром, от которого отходили другие миры. Эту гипотезу придумал шут, и они долго ее обсуждали, не придя ни к каким конкретным выводам, да им этого и не требовалось. Им просто требовалось быть вместе.

Самым скрытным был все-таки Гарвин с его привычкой держать при себе не только свои видения, но и большую часть своих знаний и мыслей. Обучение шута они с Милитом не прекращали ни на день, и Маркус, невольно присутствовавших при уроках, умудрился усвоить начала магии и его весьма небольшой Дар начал служить ему верой и правдой, чему он весьма удивился и продолжал больше доверять своим рукам, чем непривычному дару. А у шута ничего не получалось, но почему-то это ничуть не расстраивало учителей. Милит объяснил Лене так: «Ну и пусть ничего не выходит, главное, что он способен ее удерживать и контролировать, а все прочее придет, когда наступит срок. У него совсем не такая магия, что у меня. Я ее почти не вижу. Потому мы учим только основам владения ею». И сам шут перестал расстраиваться по этому поводу. Они жили сегодняшним днем, радуясь тому, что этих дней у них много.

Как же Лена их любила! Просто наливалась нежностью, видя их или думая о них. Всех по-разному, конечно, но одинаково сильно… если поставить шута отдельно. Но и честный Маркус, и циничный Гарвин, и верный Милит вызывали у нее… она даже не знала что. Ощущение правильности и необходимости происходящего ее не покидало. Дракон довольно часто появлялся поболтать, посмеивался над этим, вовлекал в разговор шута и Гарвина, дразнил Милита до тех пор, пока Милит не сумел ему ответить, а Маркус все это время таращился на них и покачивал головой. Слышать отчаянный внутренний вопль Лены он мог, но на спокойные призывы не реагировал.

Дважды приходил Кристиан со своей утомительной загадочностью, один раз снова кинул ее в Новосибирск — и она мгновенно вернулась, Гару только успел голову поднять, а Кристиан засмеялся как-то по-доброму, хотя добра Лена от него не ожидала. Впрочем, и опасности не чувствовала. Остальные его не видели, не слышали и не чувствовали. Даже Мур. Кристиан мутно на что-то намекал, недоговаривал, а это всю жизнь злило Лену. Начал — так заканчивай или не начинай вовсе, и он эту ее злость чувствовал и все колебался.

Они шли и шли, и Лена уже перестала считать миры, в которых побывала. Эксцессов никаких больше не случалось, пока не случилось.

Лена только что закончила полоскать свежевыстиранную одежду — и свою, и мужчин, иногда ей почти тайком удавалось умыкнуть их рубашки, а они, поняв, что ей это в радость, особенных скандалов уже не устраивали. Лена как раз думала над очевидной глупостью: ну как может доставлять радость такая вульгарная вещь, как стирка мужских рубашек? Что за счастье мылить да тереть воротники и манжеты, добиваясь возвращения первоначальной белизны, а потом, подоткнув юбку, заходить в воду по колено и полоскать эти рубашки, потом развешивать их, старательно расправляя, чтоб сильно не мялись, потом штопать неизбежные дырки… А вот — счастье. У Маркуса рубашка была основательно заляпана кровью, слава богу, не своей, налетели на них среди бела дня ненормальные разбойники, когда они отошли чуть в лес, увлекшись поисками роскошных боровичков, а Маркус и на помощь звать не стал, мечом отмахался и даже не убил никого, хотя и почикал основательно. Удирали они быстро, а Маркус еще и пронзительно свистнул вслед, как мальчишка, и посмеялся: рад был размяться. Упражняться-то он не переставал, но упражнения и бой — вещи разные. Вот Лена и старалась избавиться от этих пятен, похваливая замечательное мыло.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});