Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

чиновников получил весомое подкрепление в виде переназначения всех находящихся на должностях людей при восшествии на престол 8 апреля 1364 г. Карла Мудрого. Такое новшество невозможно объяснить вне контекста событий 1356–1358 гг. и желания победивших чиновников закрепить свой успех. В отношении чиновников Парламента был издан отдельный указ, в котором указанное решение короля обосновывалось важностью правосудия и безупречностью служения ему перечисленных в тексте лиц[1357]. Таким образом, легитимность данного решения базировалась на соответствии достоинств и усердия служителей Парламента целям их службы, что делало принцип несменяемости чиновников следствием безупречного исполнения служебного долга.

Этот акт, в немалой степени обусловленный тяжелыми испытаниями, выпавшими на долю Карла в бытность его регентом королевства, становится затем административной традицией. Новые короли, взойдя на престол, подтверждали на должностях всех находящихся на них лиц[1358]. В этой связи хотелось бы обратить внимание на коллизию, возникшую при восшествии на престол Людовика XI в 1461 г. Общеизвестно, что будучи не в ладах с отцом и желая с первых же шагов добиться всевластия над администрацией, новый король еще до коронации отстранил от должностей самых высокопоставленных и наиболее близких к персоне отца чиновников: канцлера, главу Парламента и многих советников, генерального прокурора и адвоката короля, прево Парижа, адмиралов, маршалов и сенешалей[1359]. Однако исследователями практически не упоминается тот факт, что формально Людовик XI издал указы в духе сложившейся традиции — переназначил остальных служителей верховных ведомств[1360]. Основанием для переназначения в этих указах объявляется намерение «следовать похвальным деяниям предков», забота об общем благе королевства и воздаяние чиновникам за «великие, верные и постоянные службы», как и подтверждение их «добрых нравов и почтенной жизни, и большого опыта в службе»[1361]. Как же сочетались эти указы Людовика XI о переназначении состава верховных ведомств с одновременными отстранениями чиновников? Вот тут мы вновь сталкиваемся с неустранимым сочетанием патримониального и бюрократического принципов комплектования. Король оставался главным распорядителем всех должностей даже при появлении определенных прав чиновников на занимаемые должности. Об условности этих прав свидетельствует и уже разбиравшаяся выше обязательность формального переназначения чиновников специальным указом короля, ведь при смене монарха все должности считались вакантными[1362]. Показательно, что в свой формуляр Одар Моршен включил типовое письмо о переназначении (confirmacion d'office), где прямо говорится, что «при восшествии к короне она (должность) может считаться вакантной и переходит в наше распоряжение»[1363]. В этом типовом указе основанием для переназначения чиновника также выдвигается долгая и безупречная служба, дающая право на несменяемость[1364].

Принцип несменяемости чиновников, заложенный в середине XIV в. королевскими указами, выражался с тех пор в необходимости наличия вакансии для назначения, в запрете создавать новые должности, а также в обоснованности смещения чиновника и соблюдении определенной процедуры, которая включала право смещаемого быть выслушанным. Рассмотрим отдельно каждую из этих взаимодополняющих форм, обеспечивающих фактическую несменяемость чиновников.

Итак, первым и главным условием нового назначения чиновника на должность признавалось со времени указов Филиппа VI Валуа наличие вакансии, т. е. освободившейся ординарной (штатной) должности. С тех пор, как численность ординарных должностей в столице и на местах была зафиксирована и «заморожена» в середине XIV в. на сто лет, до конца Столетней войны, наличие вакансии превратилось в строго соблюдаемое правило. В этой ситуации возрастало значение проверки королевских указов о назначениях в Парламенте и в Палате счетов и их опротестования в случае ошибки — назначения на невакантную должность. В правление Людовика XI подобное «сотрудничество» короля и верховных ведомств в сфере комплектования подверглось испытанию ввиду нежелания нового монарха считаться с этими ограничениями. Еще в бытность дофином Людовик выдал два письма о назначении на одно и то же место шателлена в Дофинэ. В результате ему пришлось писать письмо «правителям и членам Совета в Дофинэ» и объясняться. Ссылаясь на свою оплошность, вызванную настойчивыми просьбами соискателей, Людовик делал выбор в пользу Адама де Камбре, которому первому дал это место[1365]. Приказной тон письма, требование немедленно ввести Адама «во владение и сейзину должности» и угрозы в противном случае вызвать его «недовольство (encourir nostre indignation)» объясняются равными правами обоих обладателей королевского письма, что грозило встречными исками и долгим судебным процессом между двумя претендентами.

Став королем и учтя негативные последствия подобной раздачи должностей, Людовик XI отдал Парламенту приказ не принимать во внимание письма о должностях, которые он мог выдать нескольким людям, так как признался, что не помнит, кому точно их давал[1366]. Но так происходило, если королю было безразлично, кто именно из обладателей писем-назначений получит в итоге должность. Если же выбор короля был осознанным и обдуманным, то тут даже Парламент с его обширной компетенцией не имел в арсенале средств противодействовать воле монарха. Так случилось в уже упоминавшемся споре за должность бальи Мелёна в 1478 г. Сначала она была дана Пьеру Оберу, причем в пожизненное владение (à sa vie), однако затем Людовик XI решил назначить «любимого и верного советника и камерария Филиппа де Кампреми, рыцаря». Парламент, который утверждал всех сенешалей и бальи и принимал их клятву при вступлении в должность, сначала отказался принять ее от Камреми, учитывая «оппозицию и иски» Обера, однако ослушаться приказа короля и не принять того, кого он выбрал, Парламент не смог[1367]. Аналогичный конфликт имел место между Людовиком XI и Парламентом, отказавшимся утвердить назначение на место генерального прокурора в Парламенте Мишея де Понса в ущерб Жану де Сен-Ромену, которого король своей волей отстранил. Сложность ситуации заключалась в том, что Сен-Ромен являлся генеральным прокурором короля давно, с 11 сентября 1461 г. (и останется до середины 1484 г.). Сначала в 1475 г. король ввел для Понса должность экстраординарного генерального прокурора, что, возможно, объяснялось преклонным возрастом Сен-Ромена, а затем в 1479 г. назначил его уже на ординарную должность. На помощь возмутившемуся Парламенту пришли служители Палаты счетов, отказавшиеся выплачивать жалованье Понсу и продолжая его платить Сен-Ромену, чем вызвали гневное письмо короля[1368]. И на этот раз Парламент вынужден был подчиниться, приняв, скрепя сердце, нового генерального прокурора, в том числе и потому что тот уже исполнял эти функции в течение четырех лет как экстраординарный чиновник. Однако как только Людовик XI скончался и появилась возможность выбрать одного из двух, Парламент вернул 15 ноября 1483 г. на эту должность того же Сен-Ромена[1369].

Таким образом, хотя наличие вакансии и ограничивало новые назначения, это правило входило в противоречие с волей короля видеть на королевской службе того, кто ему угоден. Поскольку число должностей было фиксированным, а чиновники все реже их