Жаркие ночи в Майами - Пат Бут

— Танцевать… — промямлил пьяный Хосе. — Хочу танцевать.

— Думаю, мы должны прислушаться к нашему новому юному другу, — заявила Мэри, схватив за ногу находящегося в прострации Хосе и испытующе ощупывая его молодые мускулы.

— Ладно, — хмыкнула Лайза, — если здесь готовы выслушать детей, то я полагаю, что мы должны расслабиться в «Варшаве».

— Правильно, — согласился Стив.

Абдул согласился, Мона тоже. Роб не возражал.

— Великолепно, — сказала Криста. — Когда говорит моя топ-модель, ее желание для меня закон.

Она хотела примирения, и как можно скорее.

Лайза улыбнулась в знак согласия. Мэри Уитни облегченно вздохнула.

— Вперед, на «Варшаву»! — заявила Мэри тоном Наполеона.

— Будем надеяться, что мы сможем обеспечить себе безопасное отступление, — сказала Криста.

Музыка в «Варшаве» была не просто громкой, она была угрожающей. Можно было почти видеть, как звуковые волны сотрясают зловонный воздух. Тысяча танцоров толклись в центре зала, истекая потом.

Грудная клетка Кристы вибрировала. Она испытывала странное ощущение, будто верхняя часть ее тела стала принимающим устройством для огромных громкоговорителей, натыканных повсюду в помещении, смахивающем на пещеру.

— Вот это да! — прошептала она на ухо Стиву.

В ответ он показал рукой на бар. Там вроде бы можно было разговаривать.

Они протолкались сквозь толпу, поражаясь, что такое может быть в Майами. Здесь веселились по «Формуле-1», здесь не существовало никаких запретов. Нью-Йорк гордился бы таким ночным клубом. Остальные участники их компании, ошеломленные, глазели по сторонам. Только Мона и Лайза чувствовали себя здесь в своей тарелке. Абдул воспринимал грохот весьма болезненно. Он зажал уши, открыл рот, чтобы уравновесить давление. Даже Мэри Уитни, похоже, испытывала потрясение, и эта чуждая ей эмоция играла на ее лице с неуклюжестью актера-новичка, оказавшегося на незнакомой сцене. Роб и Хосе выглядели так, словно могли выдержать шум еще в несколько децибелов.

Потом все пробрались в бар.

Абдул недовольно сморщил нос, узнав, что шампанское здесь только американское. Он попытался сообщить всем эту дурную новость, но никто не обратил на него внимания.

— Неудивительно, что молодежь не посещает оздоровительные клубы, — заметила Мэри. — У них и тут аэробика высшего класса.

— Хотите попробовать? — спросил Роб.

— Бог мой, ты хочешь пригласить меня танцевать?

— Угу.

— Мне позволено, Лайза?

— Будьте моей гостьей.

— Ладно. Вряд ли будет танец щека к щеке. Так что все будет в порядке.

Мэри стала прокладывать путь к танцевальной площадке, Роб следовал за ней.

Они начали танцевать.

— Почему ты ухаживаешь за всеми, кроме меня? — спросила она.

Он показал на уши: «Ничего не слышу».

Мэри улыбнулась и придвинулась ближе. Она танцевала хорошо и знала это. Она обхватила его за талию и, покачивая бедрами, протиснула ногу меж его ног, переходя на не совсем пристойный танцевальный стиль. Ее губы находились около его ушей. Она повторила свой вопрос.

В ответ он пожал плечами, но не отодвинулся.

— Беда в том, — надула она губы, — что молодые не питают уважения к деньгам. Наверное, я кончу тем, что спутаюсь с Абдулом. По крайней мере, мы можем трахаться на равных банковских балансах.

Роб засмеялся.

— А что на самом деле случилось на пляже?

— Забудьте об этом, Мэри.

— Ты почти сорвал мне всю рекламную кампанию.

— Вы не выглядите очень огорченной.

— Я никогда не огорчаюсь. Я огорчаю других.

— Не огорчайте меня.

— Мне хотелось бы возбуждать тебя, а не огорчать.

Он попытался отодвинуться, но не слишком решительно. Она по-прежнему прижималась к нему.

— Мэри, не надо. Если вы будете продолжать так, начнется новый скандал. — Он посмотрел в сторону бара. Все сидевшие там наблюдали за ними.

— А я люблю скандалы.

— А я нет.

— Но ведь ты любишь заниматься этим. Заниматься этим с фотомоделями. Ты с них не слезаешь.

Она потерлась об него. Никакой реакции. Мэри подняла глаза и посмотрела снизу верх на его простодушное прекрасное лицо. Господи, да ведь он как Бог! Одного этого почти достаточно, чтобы сделать человека верующим. Неудивительно, что Криста под луной перешагнула рамки приличий. Неудивительно, что Лайза ведет себя как кошка на горячих углях. Неудивительно, что она сама исходит похотью, как матрос в душную субботнюю ночь. Сумеет ли она затащить его в свою постель или она уже опоздала? Сможет ли она растолкать всех остальных и заполучить Роба Сэнда? Маловероятно, но даже сделать попытку будет весьма забавно.

— Если ты переспишь со мной, я дам тебе миллион долларов, — сказала Мэри.

— Вы шутите! — Роб неуверенно засмеялся, решив считать это шуткой.

— Я никогда не шучу, когда речь заходит о деньгах. Это единственное, над чем не следует смеяться.

Ее тон был достаточно ироничен, чтобы в случае необходимости она могла перевести разговор в шутку. Это всегда полезно, если отступление окажется неизбежным.

— Я не продаюсь.

— Народная мудрость говорит, что продаются все.

— Но не я.

— Два миллиона… для Лиги спасения детей. Благодаря этим деньгам кто-то из них выживет. Сотни детей не умрут. Тысячи.

Роб не отвечал.

— Ты будешь орудием Господа. Здесь, на земле, ты станешь его доверенным лицом, дарующим жизнь, сражающимся против смерти, страданий, болезней. За одну ночь. За эту ночь. А завтра дети обретут жизнь.

Он продолжал молчать.

— Неужели я так отвратительна? Разве цель не оправдывает средства?

Теперь она была серьезна, ибо почувствовала, что он слабеет.

— Вы играете со мной, — произнес Роб с укоризной. — Вы не сделаете этого. Вы меня просто испытываете.

В его интонации проглядывал вопрос.

— Это потому, что ты думаешь, будто два миллиона — это реальные деньги, — сказала она. — И потому, что ты полагаешь, будто я такая же, как и все остальные неудачники на этой глупой земле. А я не такая. Я особенная. Когда я хочу чего-то, я получаю это.

— Я не вещь. Я человек.

— А какая разница?

— Я возвращаюсь к остальным.

— Три миллиона.

Он не делал попыток уйти от нее.

— Вы готовы отдать три миллиона на благотворительность, чтобы переспать со мной… один раз. Почему, Мэри? Что с вами происходит?

— Я глупая, не очень молодая, но очень капризная женщина… и я неправдоподобно, непристойно богата.

Сердце Роба начало колотиться. Он не понимал, что она говорит серьезно. Теперь понял. Никогда, ни на секунду он не мог представить себе, что способен раздумывать над ее эксцентричным предложением. А сейчас, к своему ужасу, раздумывал. Три миллиона долларов, которые пойдут на пищу и другие нужды, будут ответом на молитвы отверженных, обращенные к Богу. Он отдаст свое тело, а они получат в подарок жизнь. Есть ли разумные причины отказывать этой безумной женщине, чьи ноги запутались между его ног? Его жалкая гордость? Его никому не нужные принципы? Его чувства, которые не имеют никакого значения? По сравнению со смертью и жизнью невинных детей он никто и ничто.