Рот, полный языков - Ди Филиппо Пол

Каупертуэйт взвился со стула.

— Коготь, вышвырни это животное, пока я не выдрал его хорошенько!

Макгрош поднял Короткоручку за штаны и рубаху.

— Я только этих слов и ждал, Кос.

Когда Макгрош, вышвырнув их посетителя, вернулся, Каупертуэйт расхаживал по кабинету, потирая руки. Он остановился и ухватил Макгроша за локоть.

— Коготь, все становится на свои места. Королева, обескураженная замороженной неподвижностью своего правительства и своей удаленностью от простого народа, вступи-;ла в союз с самостоятельной благотворительницей и теперь собственноручно ищет исцелять беды своих подданных! ^ благородный порыв, указывающий на возвышенность ее натуры, однако мы должны найти ее и убедить, что, восседая на троне, она сможет творить больше добра.

Макгрош задумчиво потер обросший подбородок. — Думается, это труда не составит, Кос. Школу, где умещаются десятки девчонок, от соседей не утаишь.

— Вот именно, Коготь. Так начнем наши розыски.

И к вечеру того же дня вдохновенные разнюхивания Макгроша увенчались успехом. Каупертуэйт сжал в руках Картонку с именем, фамилией и адресом поблизости от Кенсингтона:

ЛИЦЕЙ И ГИНОКРАТИЧЕСКАЯ МИССИЯ

ЛЕДИ ОТТОЛИН КОРНУОЛЛ

НОМЕР ДВЕНАДЦАТЬ НОТТИНГ-ХИЛЛ-ГЕЙТ

ОБРАЗОВАНИЕ, ОСВОБОЖДЕНИЕ, ПОДДЕРЖКА

«SORORAE SE FACIUNT ID» — SAPPHO[54]

Каупертуэйт поспешно выхватил из подставки для зонтиков у двери большую кленовую трость.

— В путь, Коготь, пока еще светло. Макгрош подозрительно уставился на трость.

— Просто тросточка для прогулки, Кос, или опять какая-то адская машина?

Каупертуэйт хихикнул.

— Боюсь, второе, Коготь. Смотрите! — Каупертуэйт отодвинул заслонку, и открылся крупнокалиберный патрон. — Спусковой крючок вот тут, в набалдашнике. Держу пари, даже образчик сверхчеловека вроде Ганпатти не сумеет так просто отмахнуться от подобного заряда.

— Авось сегодня мы не напоремся на энтого нехристя с полотенцами, наверченными на башку. А пока не тыкай этой своей тростью в беззащитного торговца, если он запросит пару лишних пенсов за свой товар, как у тебя в заводе.

Пара покинула особняк Каупертуэйта. На тротуаре они узрели знакомое лицо — щербато-улыбчивую физиономию Типтопафа, маленького уличного метельщика.

— Приветик, добрый сэр. Я видел, как ваш человек шастал по городу, ну и взял на себя смелость выследить его досюдова. Квартальчик очень даже и вроде бы без метельной конкуренции. Так что я тут и обоснуюсь.

— Божьи стигматы! Вы… вам нельзя устраивать биваку моих дверей. Это же все-таки Мейфэр, а не Ковент-Гарден. Что скажут соседи?

— Уж конечно, они останутся у вас в неоплатном долгу, сэр, что вы обеспечили помощь для сохранения обуви чистой.

Демонстрируя свою полезность, Типтопф выскочил на мостовую и принялся разметывать большую кучу накопившихся отбросов, посылая залпы навоза направо и налево, забрызгивая пешеходов, которые останавливались, чтобы поразмахивать кулаками и изрыгнуть бранные эпитеты.

— Прекратите, прекратите, достаточно! Послушайте, не возьмете ли вы эти деньги и не уйдете ли отсюда?

— Звиняюсь, сэр, только мне надобен твердый доход, так уж я порешил.

— Ну хорошо, хорошо. Дайте подумать… Вы имеете что-нибудь против того, чтобы жить в моей конюшне с Лошадьми?

— Лошади — это же мой хлеб с маслом, как говорится, сэр. Ничего против не имею.

— Отлично. Будете жить в конюшне и получать еду, а также еженедельное пособие при условии, что заниматься своей профессией вы будете где-нибудь в другом месте.

— Идет. С условием, что вашей чести мои услуги будут предоставляться немедля и безочередно.

Они закрепили сделку рукопожатием. Затем Каупертуэйт сказал:

— Я не могу долее медлить тут. Мы идем искать женщину.

— С этим я тоже могу поспособствовать.

— Нет-нет, мы обойдемся. А пока всего хорошего, Типтопф.

— Дозвольте мне немножко сопроводить вас, сэр.

Во главе с Типтопфом, вертевшимся с метлой, будто дервиш, Каупертуэйт и Макгрош направились в сторону Кенсингтона, расставшись со своим эскортом в окрестностях Гайд-парка, где слияние нескольких транспортных потоков обеспечивало его метлу плодотворной деятельностью.

Номер двенадцать по Ноттинг-Хилл-Гейт оказался внушительным зданием в раннем георгианском стиле с чисто вымытым крыльцом и накрахмаленными занавесками на окнах, не позволяющими заглядывать внутрь. Воспользовавшись дверным молотком в форме лабриса, ил и двойной критской секиры, Каупертуэйт возвестил о своем желании войти. Вскоре дверь полуотворила пожилая горничная — ровно на ширину короткой, но крепкой цепочки.

— Мужчинам посещения возбраняются, — сказала она и захлопнула дверь.

Каупертуэйт растерялся и слегка рассердился.

— Послушайте… — И он снова застучал. Дверь снова отворилась, на этот раз открыв толстый ствол большого старинного пистолета, целящегося ему в лоб.

Суровый, хорошо поставленный женский голос произнес:

— Быть может, вы не поняли слов моей горничной. Мы не разрешаем мужьям, отцам, братьям, дядьям, нанимателям или любовникам доступа сюда. Мы приняли вашу жену, дочь, сестру, племянницу, нанятую или любовницу в трагическом положении, каковое ваше присутствие только усилит и усугубит. Теперь вы удалитесь, или мне придется прострелить вам голову?

Гнев Каупертуэйта возобладал над страхом.

— Сударыня, я не знаком ни с кем из девиц или дам под вашей опекой, если только одна из них не окажется той, кого я ищу. Мое имя Космо Каупертуэйт, и я всего лишь хочу поговорить с вами о… э… пропавшей супруге одного моего друга.

Пистолет опустился.

— Вы сказали — Каупертуэйт?

— Да, так я именуюсь.

— Автор монографии «Половой диморфизм у иглокожих на примерах Asteroidea и Holothurioidea [55]?

— Он самый.

— Одну минуту.

Дверь захлопнулась, цепочка зазвякала, дверь широко распахнулась.

Открылась внушительная женская фигура. Облаченная в странный белый хлопчатобумажный балахон, завершавшийся на локтях и коленях, эта дама отличалась шестифутовым ростом, пышной грудью и очень большими кистями и ступнями. Полосатые фильдеперсовые чулки и практичные башмаки на низком каблуке довершали ее наряд. Волосы были загнаны под простой чепчик. Серые глаза излучали жгучий ум. Полные неподкрашенные губы изгибались в улыбке. Она покачивала опущенным пистолетом.

— Вы и ваш слуга можете войти, мистер Каупертуэйт. Но не забывайте, что вы здесь только потому, что я делаю вам одолжение, и вы можете быть вышвырнуты — или хуже того, — если заслужите это недостойным поведением.

Каупертуэйт был несколько смущен откровенным костюмом этой странной женщины, но попытался подстроиться к ее пренебрежению условностями.

— Сударыня, заверяю вас, вы имеете дело с двумя джентльменами высочайшей добропорядочности и общественного положения.

— Когда подумаешь о делах, ежедневно творящихся именем общества, это определение — не такая уж хорошая рекомендация. Но входите же, прошу вас.

Переступив порог, Каупертуэйт сказал:

— Полагаю, я имею честь говорить с владелицей этого введения?

— Разумеется. Я леди Оттолин Корнуолл, и это моя школа. Быть может, вам будет интересно взглянуть на нее в действии?

— Безусловно. Меня уже крайне заинтриговало то, что я услышал о ваших методах привлечения учениц.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, мистер Каупертуэйт. Я не из тех, кто верит, будто пассивными сетованиями и бездеятельным сидением сложа руки можно чего-то достигнуть. Когда я вижу зло, я прилагаю все силы к его исправлению. В этом мире много зол, но я ограничиваюсь смягчением горького жребия женского пола. Я вложила все семейное состояние в это учебное заведение, предназначенное для помощи несчастным девушкам и девочкам всех слоев общества. Из трущоб Ламбета до гостиных моего собственного фешенебельного квартала я забираю поруганных и замученных и стараюсь привить им сознание того, чего они стоят на самом деле.