Не отступать и не сдаваться. Том 1. Том 2 (СИ) - Тыналин Алим

А вот с кем мне обсудить предстоящий бой? Худяков не годится. Касдаманов не ответит. Придется думать самому. Пораскинуть мозгами, придумать что-нибудь.

— Ну, ты пойдешь смотреть другие бои? — Закопов толкнул меня в бок. — Чего хмурый такой? Задумчивый? Как будто это тебя победили, а не ты.

Я поднялся и взял сумку с вещами. Махнул рукой на выход.

— Один умный человек сказал мне, что нельзя радоваться после победы. Это мешает идти к следующей. Поэтому я уже думаю о следующем поединке. Сегодняшний бой уже прошел.

Паровоз задумался, а Мишка усмехнулся и покрутил пальцем у виска. Мы вышли из раздевалки и отправились смотреть другие бои.

Как и вчера, я дождался перерыва на обед. Пока что команда социалистических стран обыгрывала капиталистов. Счет 10:5.

Неплохие результаты. Я видел, как веселились партийные бонзы, сидящие в ложе для почетных гостей. Поздравляли друг друга. Ну что же, на это у них есть все основания.

По всей стране бесплатные секции бокса. И не только бокса. Плавания, шахмат, атлетики. Масса видов спорта. Кружки рисования и моделирования во Дворцах пионеров.

Укомплектованы всем нужным оборудованием. Не всегда, правда, самым новым и чистым, но зато добротным и надежным. Бесплатным. Ходи, тренируйся, учись. Развивайся. Разве удивительно, что СССР всегда был передовой спортивной державой?

Поэтому да, партийные чиновники тогда имели право радоваться. И ругаться, если что шло не по плану. Потому что создали все условия.

Не то, что в двадцать первом веке, когда за все приходится платить родителям. И талантливому парню или девушке из глубинки без начальной поддержки почти невозможно пробиться на вершину пьедестала.

Пообедав в ближайшей столовой, я снова отправился к Лене. Помню, обещал себе не бегать за ней.

Но очень уж хотел заглянуть в ее васильковые глаза. Утонуть в них с головой. Забыть о боях, ссорах и разборках. Хотя бы на чуть-чуть. Возможно ли это?

Оказалось, что возможно. Лена была дома. Открыла дверь, улыбнулась.

Я наклонился и чмокнул ее в губы. Сами уста теплые, а вот щеки холодные. Да и одета в платье и кофту. Только недавно с улицы, что ли?

— Родители дома? — спросил я. — Давай зайду к тебе?

Но девушка покачала головой.

— Дедушка пришел с рейса. Вчера еще. Отдыхает.

Ах, вот оно что! Вот почему она отсутствует второй день. Вчера, когда я ломился к ним, дедушка, видимо, спал мертвым сном. А Лена ушла по делам.

— Понятно, — кивнул я. — А ты можешь выйти?

Сначала девушка мотнула головой. Потом подумала и кивнула.

— Почему бы и нет? Только недолго. Подожди, я сейчас.

Она зашла в квартиру, чтобы одеться. Закрыла дверь, оставив меня в подъезде. Щелкнул замок входной двери. Я огляделся.

В подъезде чисто и аккуратно. Каменные ступеньки, мошеные плитками. На площадке возле лестницы детские санки.

Дверь снова раскрылась, вышла Лена, одетая в пальто. На голове красный беретик, на ножках сапожки.

На улице девушка прижалась ко мне и виновато прошептала:

— Прости, что я не пришла на твои выступления. Не могла из-за дедушки.

Я насупился и пробормотал:

— А я так ждал. Так ждал. Ты даже не представляешь, как ты меня подвела. Я чуть не проиграл из-за этого. Поэтому я должен тебя наказать за это. Прямо сейчас.

Девушка игриво толкнула меня в бок.

— Прямо-таки уж сейчас? Вот здесь, при всех?

Я продолжал грозно хмуриться:

— Вот именно. Неотвратимость наказания. При всех. Публичная казнь. Вернее, порка.

— Между прочим, телесные наказания отменены еще при царизме, — ответила девушка. Мы вышли со двора и она потащила меня к остановке. — Пойдем смотреть картины. Я давно хотела сходить в галерею. Как раз на часик нашего времени.

Я хотел совсем другого, но выбора не осталось. Мы сели на автобус и проехали несколько остановок. Вышли возле продолговатого высокого здания с крышей, покрытой медью на фасаде.

Да, действительно. Картинная галерея, выставка художников соцреализма. Я обреченно вошел внутрь вместе с девушкой.

Картины были интересные, но на известную тематику. Вспахивание земель, строительство дамб. Прокладка железных дорог. Шахты и рудники. Космические спутники. И всюду рабочие и крестьяне. В целом, очень полезная и нужная тема. Но когда пропихивается под лозунгом гос идеологии, начинает немного подташнивать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Впрочем, вглядевшись, я заметил, что многие картины старались показать правду жизни. Шахтеры в забое, чумазые от угольной пыли. Не очень-то и радостные.

Космонавты после испытаний на центрифуге. Тоже что-то слишком бледные. Нарисованы картины качественно, ничего не скажешь. Но тема ограничена. Мне, дитяти миллениумов, хотелось больше красок и разнообразия.

Народу тоже немного. Вернее, совсем мало. Мы встретили только школьную экскурсию, которая быстро скрылась в другом зале. А потом мы остановились перед весьма вольной для социализма картиной.

Живописная речка. Купающиеся колхозницы. Некоторые почти раздеты. На заднем плане пасутся коровы. Вдали село.

— Фу, какая пошлость, — Лена постаралась отвернуться.

Ага, еще чего. Ну-ка, как раз в тему.

— Ну, почему же? — спросил я, строя из себя искусствоведа и вглядываясь в картину опытным глазом. — Очень даже недурно.

Но Лена порывалась идти дальше.

— Ну конечно, я же забыла, какой ты бабник. Что застыл, давай, идем дальше.

Но я уже схватил ее за талию и привлек к себе.

— Эта картина напомнила мне о наказании. Одна очень красивая девушка обещала прийти ко мне на матчи и нарушила слово. Что с ней сделать?

Не успела Лена ничего ответить, как я крепче прижал ее и поцеловал. Сначала девушка не сопротивлялась, а потом оттолкнула меня. Чуть порозовев, она огляделась и приглушенно сказала:

— Совсем озверел, Витька? Люди же смотрят.

Ага, как же. Я чувствовал, что на самом деле ей понравилось. Просто надо показать, что она не такая. И если я не буду воспринимать ее капризы всерьез, то могу продвинуться очень далеко.

Поэтому я огляделся с деланным удивлением.

— Где люди? Ау? Здесь никого нет, как в лесу.

Лена показала в сторону соседнего зала, откуда слышались далекие голоса.

— Не строй из себя дурачка. Вон там люди. Здесь работники галереи ходят. Художники.

Я приставил ладонь ко лбу, снова обозрел окрестности.

— Как же здесь много людей! Целая толпа! Толпа художников. И все они смотрят на нас. Ай-яй-яй, как же неприлично.

Я снова схватил ее за талию и увлек в самый темный уголок. Потом поцеловал. Здесь Лена уже меньше ломалась и мы стояли, слившись в объятиях.

Наконец, девушка снова попробовала освободиться. Ох уж эта советская мораль!

Я уговорил ее постоять еще минут пятнадцать, пока и в самом деле не пришла работница галереи. Только она и выгнала нас.

Хорошо, что в эту эпоху в галереях нет видеокамер. И смартфонов. Мы не рисковали проснуться завтра звездами интернета.

Выйдя из галереи, мы отправились обратно. Уже пешком, благо, идти не так далеко. Я проводил Лену домой. Мы расстались и она дала обещание, что непременно придет завтра на мой матч.

От девушки я поехал домой. Настроение улучшилось, душа пела. Завтра я должен непременно победить Баумгартена. Не могу же я опозориться на глазах у любимой девушки?

На скамейке возле моего подъезда сидел человек. Я пробежал мимо, не обращая на него внимания.

Помнится, еще подумал, что вечно возле подъезда меня подстерегают неприятности. Однако, так было и в этот раз.

Мужчина негромко свистнул и поднялся со скамейки.

— Эй, Боксер! — позвал он.

Я остановился и обернулся. Так меня могли называть только люди из нашей дворовой банды. И в любом случае этот призыв был связан с неприятностями.

Человек был высок и худощав. Глаза как будто лезли наружу из глазниц, воспаленные и красные. Он подошел ближе, гадливо улыбаясь.

— Ну, привет, Боксер, — сказал он и протянул руку. — Будем знакомы, я Петрик.