Канал - Владимир Дудченко

— Они здесь были, Иаков! — сказал Вайс. — Наверное, вчера или чуть раньше… — Он показал на металлический предмет странной формы. — Это, насколько я понимаю, уголковый отражатель…

— Что? — спросил Брог, наклоняясь над ребристой штуковиной.

— Уголковый отражатель, — повторил Вайс. — Эта штуки при облучении радаром имитируют ракеты, а при работающем имитаторе РЛС создается картинка зенитно-ракетного дивизиона… Которого в реальности нет…

Светало. Брог поежился от холода и, глядя на своих спецназовцев с трофейными автоматами Калашникова, сидевших на корточках, парней Вайса в отдалении, еще раз приказал радисту связаться с центром. Радист нажал на тангенту рации и забубнил позывные. Брог посмотрел на циферблат наручных часов, затем — на небо, в направлении Большого Горького озера, откуда должны были вот-вот появиться вертушки.

Было на удивление тихо… Операция «Агам» закончилась без результата…

Элияху Ярива был в ярости, сокрушался, конечно, и Наум Арад. Впрочем, Арад, прекрасный аналитик от Бога, сказал шефу военной разведки с едва заметной ухмылкой, трогая роговую оправу своих очков:

— Эли, ты помнишь нашу беседу? Я тебе намекал о возможных вариантах… Помнишь? Но ты же махал тогда мечом! Не учите меня, я, военный, все знаю… Да, ты много знаешь, но в конкретном случае ты лично едва не подставил Брога, нашего лучшего спецназовца Генштаба, который…

Он не стал договаривать, а генерал Ярива помолчал, глядя на ребристый уголковый отражатель, лежавший на полу возле стола — единственный трофей, добытый Иаковом Брогом на территории врага.

Анализ операции «Агам» показал следующее: в ночь, предшествовавшую высадке десанта "Сайерет Маткаль", на позиции действительно находился кочующий зенитно-ракетный дивизион, успевший свернуться после двух пусков ракет. Разведка не успела засечь его уход. Впрочем, так и осталось неизвестным, были ли там русские или дивизион был смешанного состава. Непонятно было и то, как они за столь короткое время успели установить муляжи ракет, имитатора радара и всего остального, что ввело в заблуждение израильскую военную разведку.

* * *

— А-а-а-а… — кричал солдат, стоявший на коленях, которого руками и ногами избивал лейтенант Адель.

— Ты что делаешь? Прекрати! — заорал Полещук, вылезая из мальги. — Адель, остановись!

Солдат, пуская кровавые пузыри, с надеждой посмотрел на русского.

— Эфендем! — пробормотал он, давясь кровью. — Я не виноват! Я просто испугался!..

— Ах, ты испугался! — крикнул Адель. — Вот тебе, вахш, за испуг! — И он с полного размаха ударил солдата сапогом в живот. — Вот тебе, вот!..

— О-о-о-о! — задохнулся в крике солдат.

— Ты что делаешь? — схватил Аделя за руку Полещук. — Харам алейк!

— Искяндер, не мешай! — вырвал свою руку Адель. — Ты не понимаешь: он сбежал во время налета… Лучше я его здесь изобью, чем военный суд назначит каторгу… Не мешай, Искяндер!

Полещук все понял и отвернулся. Адель, попинав ногами скорчившегося солдата, тяжело дыша и задыхаясь от возмущения, сказал:

— Сигарету дай! Вот скотина, даже не врет, что сбежал! Застрелил бы хайвана!.. Ладно, в следующий раз пусть только попытается сбежать…

Адель закурил «Клеопатру», вытащил из кобуры пистолет и, глядя на лежащего на песке солдата, сказал:

— Ты понял, хайван? Убью!

Полещук молча взял «Беретту», сунул пистолет в брезентовую кобуру Аделя, похлопал его по плечу и сказал:

— Успокойся, азизи! Потом убьешь. А сейчас — он нам еще нужен… Пошли на станцию, там проблемы…

Адель, не оборачиваясь, побрел в штабную мальгу. А Полещук, не выдержав, вернулся к избитому солдату, помог ему подняться и сказал:

— Сам виноват, не обижайся на Аделя. Он прав — лучше это, чем военный суд и каторга. Давай, приведи себя в порядок и — на свое место…

— Да, хабир, — утерся солдат, размазав кровь по лицу. — Я все понял… Шукран!

Связи с батальоном в Абу-Сувейре по-прежнему не было. Обе станции не работали. Потери 6-й роты, несмотря на продолжительный воздушный налет, были незначительными: один убитый и пять раненых.

Помахивая стеком, по позиции роты продефилировал капитан Набиль. Благоухая французским одеколоном, он спустился в штабную мальгу, глянул на планшет и спросил:

— Как, ничего нет? Озаботьтесь, господа офицеры, восстановлением связи! А вы, Искяндер, при первой же возможности свяжитесь с хабиром роты, мистером Юрием, сообщите ему, что обе станции не работают.

— Но, господин капитан Набиль, — поднялся Полещук, — он болен и находится в Каире.

— Знаю, Искяндер, но ситуация в роте такова, что его присутствие крайне необходимо… И еще, господа офицеры — у наших алжирских братьев большие потери. Соберите деньги, кто сколько может, и навестите парней с соболезнованиями… Вот мои десять фунтов…

Набиль провел своим стеком по железным прутьям каркаса мальги и удалился, оставив запах дорогого французского парфюма.

— Наверное, «шанель», — предположил Адель.

— Нет, — сказал Асым. — Это, клянусь Аллахом, французская лаванда.

Он громко втянул ноздрями запах и улыбнулся.

— Господа офицеры, я умираю. Ну, конечно, все каирские девушки от такого запаха строятся шеренгой! А вы, мистер переводчик Искяндер, быстренько установите связь с Каиром, — засмеялся он, — и срочно вызовите на канал мистера Юрия! А я пошел к себе!

Асым вытянулся и, имитируя походку Набиля, пошел к выходу из блиндажа.

— Дайте мне стек! — крикнул он.

Ему сунули в руки автомат Калашникова, и он прикладом провел по прутьям каркаса.

Все захохотали.

— Давайте сбросимся на алжирцев, — сказал Полещук. — Ребята погибли…

Все мгновенно замолчали. Полещук достал пятифунтовую банкноту, протянул ее Асыму и сказал:

— Возьми, ахи!

Кто-то дал Асыму каску, в которую офицеры стали кидать деньги…

… Старший лейтенант Из Эд-Дин, слишком уж верующий мусульманин, с которым по этой причине Полещук очень мало общался, опасаясь разговоров о религии, неожиданно подошел к нему и спросил:

— Искяндер, ты христианин?

— Мой дед был православным, — ответил Полещук, не решившись сказать, что он — атеист.

— Давно к тебе присматриваюсь, — сказал Из Эд-Дин. — Вот и крестик у тебя на шее, а ты, Искяндер, не молишься и в церковь не ходишь… А ведь Всевышний сколько раз спас тебя от смерти. Неважно, Аллах или Христос… И на горе, и здесь…

— Да я… — внутренне напрягся Полещук, ожидая подвоха, — в душе… Я понимаю и…