Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

ФДР не принял отставки, туманно объяснив Икесу: «Речь идет не об экономии горючего, а о внешней политике, которой занимается президент и под его руководством – государственный секретарь. Соображения в этой области сейчас крайне деликатны и совершенно секретны. Они неизвестны и не могут быть полностью известны вам или кому-нибудь другому, за исключением двух указанных лиц. Они оба – президент и государственный секретарь – полностью согласны в отношении экспорта нефти и других стратегических материалов, зная, что в настоящих условиях, как они им известны, данная политика наиболее выгодна Соединенным Штатам». Икес все еще ничего не понимал, тогда в новом письме ему от 1 июля ФДР приоткрыл, только немного, покров тайны.

«Мне кажется, – писал Рузвельт Икесу, – что вам будет интересно знать: последнюю неделю япошки дерутся между собой насмерть, пытаясь решить, на кого прыгнуть: на Россию, в сторону Южных морей (тем самым окончательно связав свою судьбу с Германией), или они будут продолжать «сидеть на заборе» и более дружественно относиться к нам. Никто не знает, какое решение будет принято в конечном счете, но, как вы понимаете, для контроля над Атлантикой нам крайне необходимо сохранить мир на Тихом океане. У меня просто не хватает флота, и каждый небольшой инцидент на Тихом океане означает сокращение числа кораблей в Атлантике»59.

Уступчивая позиция США в экономических вопросах поощряла японских милитаристов. Они становились все более дерзкими, расценивая политику США как трусость перед державами «оси». В двадцатых числах июля 1941 года японские войска полностью оккупировали Французский Индокитай. Это вызвало крайнее раздражение Рузвельта – японская агрессия развивалась не в том направлении, в котором ожидали в Вашингтоне. От Южного Индокитая рукой подать до американских владений.

25 июля ФДР объявил об эмбарго на торговлю с Японией и о замораживании ее активов в США. Внешне очень впечатляющий жест, однако речь шла не о полном прекращении торговли, а о сведении ее до уровня 1935–1936 годов. «Итак, – комментировал Икес в своем дневнике, – мы снова дурачим страну». Коноэ, однако, оробел и попытался вырвать у США уступки дипломатическим шантажом. Он предложил Рузвельту провести личную встречу.

Рузвельт спланировал совершенно другую встречу. К концу июля в вашингтонских кругах стали распространяться слухи о том, что президент страшно устал от дел. Он отдыхал, и корреспонденты своевременно информировали: проводил субботу и воскресенье в Гайд-парке. Там ничто не напоминало о войне, за исключением пары часовых у входа в усадьбу. В Гайд-парке президент днем проводил время с семьей и друзьями, вечерами читал детективы, играл с Фалой. 2 августа Белый дом сообщил, что Рузвельт отправился ловить рыбу на яхте «Потомак» на десять дней, а чтобы ему не надоедали, маршрут яхты сохраняется в тайне. Иные были склонны считать, что Рузвельт встретится с Коноэ.

3 августа яхта с ФДР на борту вышла из Нью-Лондона, штат Коннектикут, и исчезла в Атлантике. В газетах печатались полушутливые коммюнике о времяпрепровождении ФДР. Согласно им, он и экипаж яхты отдыхали, загорали, ловили рыбу, наслаждались морским воздухом. Чтобы окончательно сбить с толку любопытных, секретная служба устроила так, что яхта президента прошла через канал Кейп-Код. Целый день судно следовало по каналу, на палубе на видном месте сидел человек, похожий на ФДР и одетый, как он. В действительности же 4 августа в открытом море Рузвельт пересел на крейсер «Огаста», где к нему присоединились начальники штабов и С. Уэллес.

Утром 9 августа необычайное оживление царило в обычно тихом заливе Арджентия на Ньюфаундленде. Несколько крупных военных кораблей, среди них «Огаста», над головой рев моторов – американские самолеты патрулировали воздух. На носу «Огасты» группа лиц. Впереди в кресле Рузвельт, за ним стояли военные, в том числе его сыновья Эллиот и Франклин, единственный в штатском – Уэллес. Ждали Черчилля. Британский премьер прибывал на новейшем линкоре «Принс оф Уэльс».

Вот в залив вошли один за другим шесть эсминцев под американскими и канадскими флагами – почетный эскорт.

За ними закамуфлированная громада линкора. В бинокль Рузвельт рассмотрел на мостике характерную фигуру Черчилля. Президенту помогли подняться. Когда «Принс оф Уэльс» приблизился, на «Огасте» оркестр грянул «Боже, храни короля», с английского линкора донеслись звуки «Звездного знамени». Соблюдались все морские церемонии, столь дорогие Рузвельту и Черчиллю.

В 11 утра адмиральский катер отплыл от «Принс оф Уэльс» и подошел к борту «Огасты». На палубе у трапа Рузвельт. Под звуки марша и звон оружия почетного караула Черчилль карабкался по длинному трапу – крейсер велик. «Можно подумать, что Уинстон возносится на небо для встречи с богом», – съязвил Гопкинс, прибывший вместе с Черчиллем на пути из Советского Союза. Историческое рукопожатие лидеров англосаксонского мира, подарок каждому из 1500 моряков «Принс оф Уэльс» от президента – апельсин, два яблока, 500 г сыра, 200 сигарет, и атлантическая конференция началась.

Обсуждение военных вопросов было производным от положения на советско-германском фронте. Гопкинс поделился московскими впечатлениями. Президент и премьер, зная, что на востоке лежит основной действующий фронт в коалиционной войне против держав «оси», подтвердили свое решение оказывать материальную помощь СССР, о чем сообщили в Москву совместной телеграммой. Попытки Черчилля завязать дискуссию об англо-американской стратегии никуда не привели. Американцы никак не торопились, участие Советского Союза в войне в их глазах оправдало разумность предшествовавшей политической линии США – выжидать, пока пламя войны пожирало Старый Свет.

Черчилль заикнулся было о том, что он «предпочитает – пусть США объявят войну сейчас и не оказывают помощи Англии полгода, чем удвоят поставки, но не объявят войну». ФДР, надо думать, с внутренней усмешкой разъяснил: он будет воевать, не объявляя войны, и будет вести себя все более провокационно… Будет сделано все, чтобы создать «инцидент»… Он ищет «инцидента», который оправдает начало боевых действий60. Очень неопределенно. Не менее туманно – в отношении Японии.

Британский премьер предложил направить в Токио суровое предостережение против дальнейших актов агрессии. ФДР отказался. Англичане пытались побудить Соединенные Штаты провести хотя бы штабное совещание в Сингапуре и обсудить меры защиты Юго-Восточной Азии. Американцы отказались, напомнив своим собеседникам, что вовсе не желают играть роль «добрых дядюшек» в защите Британской империи. «Черчилль видит события не так, как вы и я, – говорил Рузвельт соратникам. – Он удивительно закоснел. Он хочет, чтобы эта война закончилась, как другие, – новым расширением империи. И он хочет, чтобы мы поддержали его. Сейчас он очень обеспокоен Востоком – Гонконгом, Малайей, Индией и Бирмой. Я был вынужден вновь и вновь отказывать в его настояниях припугнуть Японию, ибо я стараюсь сделать все, чтобы не дать японцам повода напасть на нас». Англичанам Рузвельт пообещал, что он «поводит за нос» японцев еще месяца три.

Рузвельт и Черчилль, хотя и по различным мотивам, постарались придать атлантической конференции характер грандиозной политической демонстрации. Уже сама секретность встречи в Арджентии (о конференции стало известно спустя два дня после ее окончания) разожгла любопытство. Как результат трехдневного совещания Рузвельта и Черчилля человечеству была преподнесена «Атлантическая хартия» – документ, в котором президент США и премьер-министр Англии взялись определить «лучшее будущее для мира».

США и Англия заявляли, что добиваются окончательного уничтожения нацистской тирании, не стремятся к территориальным и иным приобретениям, уважают право народов избирать форму правления по собственному выбору и т. д. Рузвельт и Черчилль заявляли, что они заботятся о том, чтобы обеспечить «для всех» более высокий уровень жизни и социальное обеспечение, дать «всем людям во всех странах» жизнь без страха и нужды. Это словечко «все» пестрело с начала до конца хартии, меньшими категориями президент и премьер не мыслили.

Документ был вызван к жизни в первую очередь тем, что Советский Союз с вступлением в войну сформулировал ее освободительные, антифашистские цели. Ни английское правительство, ни правительство США пока не озаботились сказать о целях войны. В «Атлантической хартии» Рузвельт и Черчилль исправили промах. Рузвельт отвел предложения Черчилля упомянуть о том, что после войны будет создана международная организация. ФДР на это заявил, что он «против создания новой ассамблеи Лиги Наций, по крайней мере до тех пор, пока не пройдет определенное время, в течение которого международные полицейские силы, состоящие из войск США и Англии, не проделают соответствующую работу». О Советском Союзе – ни слова. Хотя Рузвельт и Гопкинс верили в способность СССР оказать сопротивление вермахту, они скидывали со счетов нашу страну в послевоенном мире. Они, несомненно, считали, что изнурительная война подорвет силы Советского Союза, откроет путь к преобладанию в мире Соединенных Штатов.