Охотники за каучуком - Манфред Кюнне

— Пока что я не думаю о передаче моих прав на Конго государству.

— Вероятно, от вашего величества ускользнуло наличие третьей возможности.

Леопольд пристально вглядывается в глаза человека, который стал его кредитором семнадцать лет назад и которому он за это время задолжал сумму, почти равную всем его остальным личным долгам.

— Мне очень неприятно, ваше величество, но я вынужден признаться, что для осуществления некоторых крайне важных планов мне срочно требуются довольно значительные средства и что в настоящий момент я не располагаю достаточной суммой. Однако главная беда не в этом. Мне было бы гораздо неприятнее, если бы ваше величество приказали мне предъявить к оплате несколько векселей, которые я выкупил у некоторых излишне нетерпеливых кредиторов, питая полное доверие к моему королю.

— Вы скупили мои векселя?

— Да.

— Все?

— Их стоимость едва превышает двадцать четыре миллиона франков, — отвечает де Тьеж, поглаживая светлые бакенбарды.

— Сколько вам сейчас нужно? У меня тоже мало свободных средств. Пришлось даже у своих собственных министров просить отсрочки платежей.

— Как я уже говорил вашему величеству, главная беда не в этом. Я бы мог и отказаться от упомянутых мною планов, если бы выявилась возможность получить некоторые права, ну, скажем, в счет трех четвертей названной суммы. Остальные векселя я бы мог немедленно вернуть вашему величеству.

— Так вы, значит, опять за свое!

Леопольд всем телом подается вперед.

— Нет! К черту! — неожиданно резко бросает он в лицо собеседнику. — Вы что, думаете, я тружусь, создаю государственный аппарат, отбиваюсь от нападок со всех сторон, трачу на это полжизни — и все для чего? Для того, чтобы в конце концов мои акции попали в ваш карман? И вы всерьез на это рассчитываете?

— Ваше величество заставляет меня решиться на шаг, мучительный для меня.

Леопольд молча рассматривает лежащую на столе руку банкира, бледную, покрытую светлыми волосками руку, которая прочно держит в финансовых тисках семьсот различных компаний. Потом сдавленным голосом произносит:

— Не торопитесь! Возьмите с меня шесть процентов годовых! Через четыре года я отдам эту сумму!

— Ваше величество…

— Семь процентов!

— Ваше величество, вы не представляете, как мне тяжело!

Помолчав, Леопольд замечает:

— И все-таки в этой партии вам придется согласиться на ничью!

— На шахматной доске Европы ваше величество куда более значительная фигура, чем я, — спокойно отвечает де Тьеж. — Я бы никогда не отважился претендовать на то, что мне не по чину.

И он встает с кресла.

— Вашему величеству предстоит принять решение, которое необходимо тщательно продумать. Я буду счастлив, если ваше величество соблаговолит поставить меня в известность об этом решении, скажем, через шесть недель. А пока прошу ваше величество отпустить меня.

Леопольд провожает его взглядом. Долгим взглядом.

В 1908 году бельгийское государство сочло необходимым взять на себя всю задолженность короля по займам, предоставленным ему Александром де Тьеж, дабы предотвратить переход огромных областей Конго в руки частного лица.

А поскольку Леопольд II не мог представить парламенту и кабинету сколько-нибудь надежных гарантий быстрой выплаты государственного долга, достигшего к тому времени почти пятидесяти миллионов франков, Бельгия в том же году аннексировала государство Конго, присвоив новой колонии название «Бельгийское Конго».

В договоре о передаче прав, опубликованном католическим правительством Бельгии еще в декабре 1907 года, предусматривалось тем не менее сохранение в Конго леопольдовской системы со всеми ее методами насилия и террора.

22

В феврале 1909 года Морель переправляется через Па-де-Кале, чтобы попытаться завоевать на европейском континенте новых сторонников Общества проведения реформ в Конго. Прямо с парохода он спешит в Париж, где ему обещана аудиенция у премьер-министра Клемансо.

Во время часовой беседы с ним Морелю становится ясно, что, несмотря на вежливые заверения и любезные улыбки, щедро расточаемые искусным дипломатом, интересы бельгийского правительства ему намного ближе, чем движение за реформы.

На следующий же день во время обеда, устроенного в его честь в ресторане правительственного отеля, в числе приглашенных наряду с депутатами французского парламента, министром колоний Пьером Миллем и его заместителями Морель замечает писателя Анатоля Франса. Седовласый скептик внимательно прислушивается к рассуждениям Мореля, вставляя время от времени несколько слов. И хотя он не обращается непосредственно ни к кому из присутствующих, все господа, сидящие достаточно близко от него, чтобы разобрать смысл сказанного, чувствуют себя задетыми двусмысленными репликами. Морель тоже начинает нервничать. Наконец он не выдерживает.

— Вы не разделяете мою точку зрения, месье?

— В чем именно?

— В том, что необходимо заставить сторонников Леопольда изменить систему управления в Конго.

— С чьей помощью вы надеетесь этого добиться?

В полной растерянности Морель лишь удивленно поднимает брови.

А Франс продолжает:

— Вы полагаете, что люди, поддерживающие вас, заменят старую систему новой, лучшей?

— Конечно же!

Писатель в сомнении покачивает головой и наконец произносит:

— Я был бы крайне удивлен, если бы это произошло.

— Вы сомневаетесь в искренности столь почтенных людей, как сэр Чарльз Дайлк или месье Милль?

— Я сомневаюсь в том, что силы, использующие искренние усилия сэра Чарльза Дайлка и месье Милля, делают это ради негров.

— Но ведь в Конго отменят принудительные работы, месье!

— Ну и что?

— Отменят и ограничения в торговле.

— А что будет вместо всего этого?

— Вместо этого будет признана независимость негров.

— И свобода торговли, не так ли?

— А разве этого мало? — Морель удивлен.

— О! Это уже кое-что! Но кому все это на руку?

— Месье, я вас не понимаю.

— Так слушайте. Во-первых: станут ли негры действительно независимыми? Не придется ли им и впредь собирать каучук?

— Но за свой труд они получат столько, что смогут жить в достатке!

— А в чей карман попадут доходы от сбора каучука?

Морель молчит.

— В карманы акционеров! — чеканит слова писатель. — Акционеры каучуковых компаний по-прежнему будут загребать прибыли, а, значит, негры по-прежнему останутся зависимыми! И во-вторых: в чей карман попадут доходы от свободы торговли?

— Но свобода торговли уменьшает угрозу вооруженных столкновений.

— Между кем?

— Между колониальными державами Европы.

— То есть между финансовыми группировками, не так ли?

— Да.

— Какое дело до, этого неграм?

— Они жизненно заинтересованы в сохранении мира, поскольку такие столкновения в любом случае ставят под угрозу их собственную безопасность.

Но писатель с жаром возражает:

— Здравый рассудок подсказывает, что они могут быть заинтересованы лишь в том, чтобы трудиться не для тех спрутов, которые в настоящее время сжали Европу тисками финансовых щупалец, а для себя самих!

— Не могу согласиться с вами, месье. Нельзя сбрасывать со счетов существующий уровень экономики, как нельзя и не учитывать, что не все изменения возможны и реальны.

— А какой толк от того, что вы заставите католиков заменить систему неограниченного грабежа системой грабежа ограниченного, либо поможете дельцам из числа консерваторов или либералов захватить теплые местечки католиков?

— Позвольте, месье! Какой же характер должны, по-вашему, иметь реформы, в необходимости которых вы, по-видимому, убеждены так же твердо, как и мы? И с чьей помощью должны они претворяться в жизнь?

Писатель, не подозревая о том, что восьмидесятидвухлетним старцем еще встретится со своим молодым собеседником в комитете «Кларте», куда тот войдет в числе некоторых революционно настроенных интеллигентов, протягивает Морелю руку.

— Месье, вы, несомненно, честный человек! И ваши самоотверженные усилия невольно вызывают уважение, хотя я и не уверен, дождутся ли плодов этих усилий те, ради кого вы тратите столько энергии. Вы правы. Я и впрямь настолько твердо убежден в необходимости изменений, что сам мучаюсь в поисках ответа на вопрос, какими должны быть эти изменения. Мне начинает казаться, что если мы действительно хотим принести пользу тем, ради кого они должны совершиться, то нельзя ограничиваться рамками одного лишь Конго! И я предчувствую, что вы, месье, принадлежите к тем избранникам, на чью долю выпадет осуществить эти изменения на практике!