Адмирал Колчак - Валерий Дмитриевич Поволяев

Петрова.

Когда Колчак покидал в Питере кабинет военного министра, то заявил ему, что он благодарен за лестное предложение командовать Балтийским флотом, но он откажется и от командования Черноморским флотом, если там возникнет ситуация с «одним из трех обстоятельств».

Обстоятельство первое: «Отказ какого-либо корабля выйти в море и исполнить боевое приказание». Обстоятельство второе: «Смещение с должности без согласия командующего флотом кого-либо из начальников отдельных частей вследствие требования, исходящего от подчиненных». И третье, последнее обстоятельство: «Арест подчиненными своего начальника».

Сейчас же возникла ситуация, когда из трех обстоятельств два были налицо.

Колчак вызвал к себе Смирнова.

– Ну вот, и все, Михаил Иванович, – сказал он устало. – Мне пора уходить с флота. Сегодня же. Завтра уходить будет поздно.

Смирнов принялся уговаривать Колчака, пытался найти нужные слова, но не находил их – все слова были деревянными, какими-то неубедительными.

– Нет, нет, нет! – твердо заявил Колчак и хлопнул ладонью по столу.

Потом небрежным щелчком отбил к Смирнову лист бумаги, лежавший перед ним на столе.

Это было прошение об отставке военному министру Керенскому – Гучков продержался в этом кресле недолго и передал портфель говорливому адвокату.

– Александр Васильевич! – умоляюще произнес Смирнов, прижал руку к груди.

– Нет, нет, нет и еще раз нет!

Керенский отказался принять отставку Колчака. Более того – начал по прямому телеграфному проводу уговаривать адмирала:

– Александр Васильевич, не торопитесь, прошу вас. Я скоро приеду в Севастополь, и мы с вами все уладим. Все обговорим, повстречаемся с матросами, убедим их… Поверьте мне.

Отношение Колчака к Керенскому было отрицательным, адмирал считал бывшего адвоката обычным болтуном, и чем больше уговаривал его Керенский, тем больше мрачнел Колчак.

Через несколько дней Керенский на роскошном поезде прибыл в Одессу. Колчак отправился туда на миноносце. Встреча с Керенским оставила у Колчака отвратительное впечатление. Разговаривая с ним, Колчак морщился, будто попал в не продезинфицированный матросский гальюн.

Из Одессы они вместе прибыли на миноносце в Севастополь. Керенский жаловался: слишком узкие, слишком тесные на миноносцах каюты! Нет бы сделать их пошире, поуютнее. Колчак, слушая бывшего адвоката, молчал.

В Севастополе Керенский развернулся во всю ширь, он выступал, выступал, выступал… Выступал на кораблях, во флотских экипажах, в паровозном депо, в ремонтных мастерских, в Морском собрании, он был готов выступать даже перед дворниками, считал, что его речи производят неизгладимое впечатление. По мнению же Колчака, речи Керенского не производили никакого впечатления.

Но как бы там ни было, Колчак решил пока не уходить в отставку, решил повременить – вдруг все наладится?!

Керенский уехал, и положение в Севастополе резко ухудшилось: на смену говорливому министру 27 мая прибыла внушительная делегация Балтийского флота. Состояла она в основном из анархиствующих братишек и большевиков, имевших твердый наказ Я. М. Свердлова: «Севастополь должен стать Кронштадтом юга». Прибывшие имели и другую цель: обязательно скомпрометировать Колчака.

«Братишки» с Балтики разгуливали по севастопольским бульварам, обрывали с каштанов свечи и жеманно нюхали их:

– Чего же вы адмирала своего никак не прогоните? Он – татарин, мусульманин, православных братишек ест с чесноком. Давным-давно находится на содержании у турок. Зарплату получает звонкими золотыми луидорами. Монета сия – не в пример деревянным николашкиным рублям. Сдаст «немакам» флот и ускачет прямиком в Стамбул, а оттуда – в Париж.

Черноморцы лениво отбрехивались – не все в агитации «братишек» им нравилось:

– Погодите малость, не загибайте слишком круто кочергу. Дайте разобраться.

– А чего разбираться-то? – хмыкали балтийцы. – Вашего Колчака на флот еще царь Николашка ставил… А где он сейчас, царь-то? Будь наша воля, мы бы вашего Колчана, – Колчака они упорно начали называть Колчаном, – привязали бы к березе да расстреляли гнилыми огурцами. Либо свинцовым пряником угостили бы. Промеж ушей. Ну, учитывая ваше к нему отношение и прошлые заслуги, дали бы сделать выбор – промеж ушей спереди или промеж ушей сзади. Колчану вашему – в отличие от вас, темных и забитых, на негров похожих, есть что защищать – у него золото в слитках скоплено за границей, два имения в Тверской губернии находится, одно в Ярославской, шесть доходных домов в Москве, три в Питере, один в Одессе, счета в Швейцарии и Италии. Чего медлите, братишки? На березовый сук его – и дело с концом!

Но черноморские «братишки» молчали. И медлили. Не всему в речах балтийцев они верили – кое-что смущало…

До Колчака эта агитация доходила, вызывала немую ярость – особенно сплетни насчет золотых слитков и доходных домов в Москве и Одессе. Все богатство, которое он нажил, вмещалось в два чемодана – он был нищ, как мичман, который только что поступил на службу.

– Имейте в виду, братишки, – предупреждали балтийцы, – ваш Колчак лично заинтересован в продолжении войны. Иначе ведь все его богатства пойдут козе под репку, станут народными. Это надо же столько награбить добра, а?

Балтийцы врали беззастенчиво. Черноморцы продолжали угрюмо молчать. Но видно было, что и они наливаются злобой, мрачно переглядываются друг с другом: они думали, что командующий их такой же нищий, как и они сами, такой же пролетарий, а он, оказывается, вона – доходные дома в Москве, Питере и Одессе, теплая человеческая кровь утром, которую ему подают в хрустальных стаканах, а в обед перед ним ставят жареного младенца. Это надо ж!

В конце концов балтийцы договорились до того, что Колчак – прусский помещик, имения у него есть не только в России, у него в Германии – несколько «латифундий». Еще есть «латифундии» в Австрии, в Италии и отель на берегу моря в Турции.

Колчак как услышал про отель на берегу моря в Турции – побелел. У него и голова в эти дни белеть начала.

Прыгнул в машину и помчался в Черноморский флотский экипаж, где шел митинг и его обливали грязью балтийские «братишки».

Митинг был огромным, во дворе экипажа, на плацу, волновалась плотная черная масса – собралось не менее пятнадцати тысяч человек. Посреди двора стоял грузовик, и на нем какой-то волосатый небритый человек, перепоясанный двумя пулеметными лентами, зажав в руке бескозырку, распространялся как раз насчет Колчака. Собравшиеся дымили цигарками и с интересом слушали оратора.

Выругавшись, Колчак хищной птицей взлетел в кузов грузовика. Оратор увидел его, согнулся, будто получил тычок кулаком в самое больное место, и у него перехватило дыхание.

– Ну, продолжайте, продолжайте, – тихо, яростно потребовал Колчак.

– Я все сказал, – угрюмо пробормотал оратор и нахлобучил на голову бескозырку. – Смерть мироедам! Долой войну!

– Ну, тогда скажу я. – Колчак подошел к краю кузова, засунул руки в карманы. – Такие вопросы, кто является прусским помещиком и имеет богатые «латифундии», а также доходные дома и отели в Турции, на берегу моря, надо обсуждать, глядя друг другу в глаза, а не трусливо, за спиной. Так вот… Кроме двух чемоданов с