Плохо быть богатой - Джудит Гулд

Принимаясь за хот-дог и забыв о его наряде, Аллилуйя сообщила:

— А знаешь, что сегодня утром он прислал еще один здоровенный букет? — И глаза ее округлились.

— Правда?

— Ага. Действительно огромный. Нью-Йорк засыпать можно!

— Такой большой? — На Лесли это произвело впечатление.

— Розовые и красные цветы. В основном розы. Слушай дальше, Лес. И как ты думаешь, что ма с ним сделала? — она продолжала усердно жевать хот-дог.

— Заставила Руби выкинуть его, а потом еще распространялась о том, как цветы жутко поглощают кислород! — Она закатила глаза. — Я тащусь.

— Значит, у папы нет шансов? — Он был явно расстроен.

— Кто знает? Может, у нее сейчас какой-нибудь период. — Она откусила еще кусок, не замечая, что брызнувшая струя жирного сока попала ему прямо на толстые стекла очков. — Ну, там, гормонный дисбаланс, или еще что-то? И потом… — Она выразительно пожала плечами.

Лесли снял очки и вытер их носовым платком.

— Если ты думаешь, что мама уже довела тебя, то что тогда говорить о моем папе. Он даже из дома не выходит. — Надев очки, он подвинул их к переносице.

— Таким я его еще никогда не видел. Как будто у нас кто-то умер.

Покончив с хот-догом, Аллилуйя аккуратно слизала с пальцев и покрытых черным лаком ногтей горчицу.

— В эту минуту она там, наверху, работает в своем кабинете. — И она с отвращением посмотрела на Сан-Ремо. Затем вновь повернулась к Лесли. — А хочешь услышать самое смешное? Вчера, после того как она столько месяцев была без работы, она не только нашла ее, но — слушай, Лес! — получила пять миллионов, чтобы основать собственную компанию. Пять миллионов!

— Пять?

— Пять. Еще не все, слушай дальше. Как будто мало, что она постоянно твердит об этом Лео Фладе, своем спонсоре, теперь она еще и разоряется о том, какой он шикарный и красивый! Это уже становится опасно, или как?

Лесли грустно кивнул.

— Да, опасно. Может, мне надо просто по-мужски поговорить с папой и сказать, чтобы он забыл о ней.

— Ну да! — Аллилуйя энергично встряхнула головой.

— Только посмей! Мы во что бы то ни стало соединим их. Единственное, чего я не знаю, — как. — Насупившись, она выпрямилась и обхватила колени в тигровой раскраски леггенсах. — По крайней мере, пока. — Затем пристально посмотрела на него поверх коленей. — Но буду знать!

— Тогда я остаюсь в стороне, — вздохнул он. — В понедельник начинаются уроки, и через три дня мы уезжаем в Бостон.

— Знаю, — эхом отозвалась Аллилуйя. — А может… — и она резко села. — Лес! Если уж она так без ума от этого Лео Флада, мы можем… знаешь? Заставить ее увидеть, насколько великолепен твой папа по сравнению с ним! — Глаза ее блестели.

— Да, но как?

Возбуждение у девочки прошло так же быстро, как и появилось.

— Ах ты черт! Не знаю. Ты уезжаешь в Бостон, в понедельник у меня начинается школа… — Она покачала головой и обреченно вздохнула. — Жизнь непростая штука, это уж точно. А теперь их уже трое, а чтобы все сложилось, нужны только двое. Один должен уйти, и надо, чтобы это был Лео Флад. О Боже, ты бы видел, как у мамы сияют глаза!

Лесли откашлялся и медленно произнес:

— Может быть… — голос зазвучал увереннее, — может быть, я действительно смогу помочь.

— Да? — Подозрительный взгляд. — Это как?

— Э-э-э… Мы с папой часто приезжаем сюда, правильно? — Она кивнула. — Ты и я… мы оба несовершеннолетние. Поэтому, если уж мы захотим куда-нибудь пойти… знаешь… — Он замялся. — Нам нужны сопровождающие.

— Лес! — Она взвизгнула, глядя на него необычно засиявшими глазами. — Ты гений! О, Лес! Почему мы об этом раньше не додумались? — И она обхватила его за шею.

Он вздрогнул и поправил сползающие очки.

— Это значит, что нам надо где-то бывать очень часто… нам вдвоем, я имею в виду.

Возбужденная Аллилуйя вдруг увидела Лесли в совершенно ином свете.

— Знаешь что, Лес? — сказала она тихо. — Мне даже начинает нравиться, как ты одеваешься. Какой-то свой стиль. Экзотический. Понимаешь, что я хочу сказать? — Она на минутку задумалась. — Вот что мы сделаем. Каждый раз, когда вы с папой приезжаете из Бостона, давай мне знать, и мы будем назначать встречи! — Улыбнувшись во весь рот, она протянула руку — Договорились?

Лесли тоже улыбнулся.

— Конечно!

И торжественным рукопожатием они скрепили этот договор, словно религиозный обет.

— Знаешь, а ты ничего парень, Лесли Шеклбери, мягко сказала Аллилуйя.

— Ты тоже ничего, Аллилуйя Купер, — произнес Лесли застенчиво.

— И мне нравится твой папа.

— А мне — твоя мама.

— Но что самое главное — они любят друг друга, даже если сейчас у них все наперекосяк. Значит, мы должны сделать так, чтобы все у них получилось. Правильно?

— Правильно!

Все еще улыбаясь, она стряхнула крошки с тигрово-полосатых леггенсов и поправила розовую подвязку, вызывающе прикрепленную на правом бедре.

— Мне скучно. Пойдем отсюда.

Встав во весь рост на высоком валуне, она натянула экстравагантную куртку из черной кожи, увешанную цепочками и бижутерией.

— Давай догоняй! — крикнула Аллилуйя и побежала.

Оскальзываясь и сползая, они помчались вниз, вспугнув семью из шести человек, плотным кольцом окруживших самого маленького.

Туристы из глубинки.

— Вы посмотрите, что на ней надето! — воскликнула одна из девочек. — Как-кой ужас!

Ужас. Ужас? Аллилуйя, всегда чутко прислушивавшаяся к замечаниям в свой адрес, замедлив бег, перешла на исполненный достоинства шаг. Потом схватила Лесли за руку и притянула ближе. Затем, взяв его под руку, медленно обернулась и сочувствующим взглядом смерила семейство. Вскинула голову, словно говоря: ну что ж, смотрите и обсуждайте!

И в следующую секунду, расцепив руки, Лесли с громко жужжащим пропеллером на кепке и Аллилуйя, гремя цепочками и сверкая камнями, понеслись вниз, визжа от удовольствия.

Городские дети.

Глядя в окно, Змей готов был лезть на стену. Стояла настоящая хорошая погода, чтобы гонять и буйствовать, настоящая погода для рокера. На небе ни облачка, и тепло, как летом.

Все утро, рыча мотоциклами, его приятели приезжали и уезжали, и каждый раз, когда он слышал на улице рев „харлея", у него замирало сердце. У него больше не было мотоцикла, не утешало и то, что даже если бы его „харлей" не искорежило, то понадобилось бы еще несколько недель, прежде чем зажили бы ягодицы и он снова смог сесть в седло и выдерживать бешеную езду и тряску.

Он застрял.

Черт!

Змей не любил сидеть взаперти. Не любил, если даже был вынужден. Какая разница! Да будь у него целая армия горяченьких красоток с круглыми попками и стоячими сиськами — все равно! Он гонял, чтобы жить, и жил, чтобы гонять, это его кредо. Обычно ни гололед, ни мокрый снег, ни темная ночь не могли удержать его — он все равно кружил по улицам, весь год он проводил именно так. А тут какой-то богатый засранец на своем „феррари", мать его.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});