Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

встревоженно. Нашел он искомое или нет, он снова вздохнул и бледно ей улыбнулся.

– Что ж. Этого можно было ожидать. Мой экзамен вы сдали, но, умоляю, – и его голос действительно звучал мольбой, а не настойчивым приказанием, – следуйте тому, чему я учу. Это важно, понимаете?

Она пообещала.

Следующей была алхимия, и она честно постаралась сосредоточиться получше еще до того, как открыла дверь лаборатории, но перешагнув порог, сморгнула, а потом и глаза потерла. Стульев не было, а на нескольких оставшихся столах были аккуратно расставлены и разложены едва не все травы, пряности, настойки и субстанции, о каких она когда-либо слышала. Заодно были и средства для их использования, начиная от склянок, котлов и горелок и заканчивая плошкой с голубым персидским мелом, специально для рисования ритуальных фигур.

Между столами вальяжно бродил крокодил Рудольф. Больше никого живого тут не было заметно, поэтому Одиль на всякий случай ему поклонилась и пожелала доброго дня.

– И вам доброго дня, – ответил спокойный голос Яна ван Гельмонта, который тут и появился из своего маленького кабинета. – Ну что ж, ваша задача – создать мне что-нибудь. Что угодно, времени у нас много, ингредиентов, как вы видите, тоже.

– Что угодно?

– Абсолютно что угодно, но только из того и с помощью того, что вы видите здесь. Любой сложности. Приступайте.

– Одильке, ты правда ему кофе сварила?

– Правда, – ответила она, поднимая глаза на Ксандера от заваривающегося чая. – А что? Он не говорил варить именно зелье какое-нибудь или ритуал творить. Просто «из имеющегося». Кофе имелся. Он посмеялся и принял.

– Когда я пришел, он еще посмеивался, – кивнул Ксандер. – Но сказал, что ничего не поделаешь, это тоже преобразование, все законно.

– А что, так можно было? – подал голос Франсуа де Шалэ, отчаянно пытавшийся использовать последние часы, чтобы еще что-то запомнить, и даже покачивавшийся от усердия над каким-то томом, как на молитве. – Святая Жанна, помилуй меня! А у меня теперь пересдача…

– Это можно тому, кто первый сообразит, – сочувственно качнул головой фламандец.

– Ты тоже сообразил?

– Я бы так легко не отделался, – резонно возразил Ксандер.

– А у тебя что было? – поинтересовалась Мишель, как всегда в элегантном шарфике и вертевшая учебник в руках с такой небрежностью, как будто это был взятый от скуки модный журнал. Впечатление было обманчивое, Одиль знала: зеленые глаза полу-ундины даже прищурились слегка, текст она проглядывала напряженно и внимательно.

– Я сварил сон, – спокойно ответил Ксандер.

Ответом ему были два горестно-завистливых вздоха: один от Франсуа и второй – от Марты, сидевшей в уединенном уголке и тоже что-то читавшей, закрыв глаза и шевеля губами. Перед ней лежали два пирожка, про которые она явно уже забыла. Одиль вздыхать не стала, но улыбнулась ему и уважительно кивнула: это было нелегко. Ее в варке разнообразных бальзамов и конкоктов вытягивали аккуратность и тщательность, на курсе она была не из худших, но сны ей удавались раз из пяти. Ксандер улыбнулся ей в ответ: в этом деле он себе цену знал.

Несмотря на обеденное время, в столовой Башни Воды их однокурсников было маловато, они, должно быть, бегали по экзаменам, включая Адриано. Брата Одиль увидела, бредя сюда после своего последнего экзамена, артефактологии; он на бегу чмокнул ее в щеку и умчался к Скотту. Об успехах и неудачах, если таковые были, он рассказать не успел, но вовсе не выглядел грустным.

У тех, кто все-таки добрался до обеда, на уме явно еда занимала последнее место. Помимо Франсуа и Марты была только Леонор, сосредоточенно рывшаяся в записных книжках и паре учебников. В какой-то момент она подняла голову и огляделась, но наткнувшись взглядом на Ксандера, снова отвела глаза.

К Ксандеру она относилась занятно, на вкус Одили. Еще осенью, едва услышав что-то про страшные и нерушимые узы, связывавшие фламандцев и их сеньоров, Леонор вдохновилась на немедленное и горячее сочувствие, тем более что нидерландские роды постигло данное несчастье по факту войны за свободу, а те, кто стали безоговорочно их господами, были как один ненавидимыми Леонор аристократами. Но по мере учебы проклятые доны и доньи оказались обычными и вполне приветившими Леонор ребятами, никаких ужасов у нее на глазах не творилось, а Ксандер совершенно сочувствия не оценил: для него она была такой же иберийкой, как и прочие. Идеалы на этом, конечно, не рухнули, но были вынуждены потесниться, и Леонор всегда при виде Ксандера чуть ежилась от неловкости.

Одиль мельком подумала, не помочь ли ей с ее поисками, но тут ее опередил незадолго до того вошедший Педро.

– Что ищешь? – поинтересовался он негромко.

– Да ту теорию о множественности миров, которую, помнишь, мы с тобой находили, – отозвалась она, отбрасывая в сторону очередную тетрадку.

– Давай помогу, – присел он в соседнее кресло. – Это было у Оригена, и…

Одиль не стала дальше вслушиваться, это было неважно. Скорее занятно было то, как бездумно Леонор пододвинула ему половину своей кучи бумаг, и как привычно он стал проглядывать ее блокноты, не запинаясь на ужасающем почерке. В какой-то момент к ним подошла и подсела Мишель, тоже начав разбирать записи, и Леонор ей безмятежно кивнула. Этого можно было ожидать, этих двоих Одиль видела порой вместе и тому не удивлялась: из всех девочек, пожалуй, одну Леонор никак не раздражала власть Мишель над противоположным полом. А вот то, что Педро только глянул на прекрасную галлийку и вновь зарылся в записи, было в самом деле необычно.

Взяв чай, Одиль подсела к Белле, которая рассеянно макала кусочки булочки в апельсиновый соус на блюде с поджаристой уткой. Одиль подругу понимала: сейчас ее саму, должно быть, от усталости, от еды воротило.

– Что у тебя осталось? – поинтересовалась она.

– Символистика, – отозвалась Белла, задумчиво созерцая порядком увлажненную булочку. – Знаешь, я даже начинаю думать, что мы зря боялись.

– С утра принесли платья, – сообщила ей Одиль. – Я засунула их в гардеробную.

– Слава святой Марии Гваделупской, – выдохнула иберийка. – Я уж думала, не успеют. А так еще целых два дня, можно отдохнуть, отоспаться… А у тебя уже все?

– Все, – кивнула Одиль. К ним подсел Ксандер; в его чашке тоже что-то дымилось, а на уставленный яствами стол он посмотрел с таким сомнением, словно не понимал, зачем это все вообще людям в жизни нужно. – У тебя как, Молчаливый?

– Все, – эхом отозвался он.

– Завидую, – сказала Белла, но спокойно. – У меня…

– Донья Инес!

Леонор вскочила на ноги так, что пнула низенький столик, на котором расположилась ее куча литературы, и