Меч и Крест - Лада Лузина

— О, нет!!!

Ковалева с ненавистью оттолкнула глазами коринфскую колонну с позолоченной «Украиной» в национальном костюме, стеклянные «парники» подземных магазинов, железный мост в никуда, переброшенный через Институтскую-Девичью улицу, и взвыла от нахлынувшей злости.

«Идиотка, какая же я идиотка! Нужно было остановиться раньше! Обернуться, сказать ему! — плакали Машин живот, Машина грудь, ноги и левая рука, в то время как правая лихорадочно полезла в карман, пытаясь нащупать там драгоценный ключ. — Нужно вернуться, нужно начать все с начала!»

«Ты помнишь, Крещатик, все мои беды и потери…» — скучливо пел уличный певец в центре пешеходной площади, мучая немолодую гитару.

А Машины пальцы исступленно шерудили по карману, отказываясь признать, что ключа там нет!

«Мама, — сказала Крещатику Маша. — Я потеряла его!»

Она потеряла свою жизнь, уже померещившуюся ей до самого горизонта, огромную, бесконечную, счастливую и несчастную…

И отчаянно взирая сейчас на эту — чужую, с застекленной площадью, протекающими фонтанами, с бронзовыми Кием, Щеком, Хоривом и их лебединой сестрой Лыбидью, — она даже не могла вспомнить, зачем она когда-то была ей нужна?

Глава двадцатая,

в которой Даша Чуб вызывает дух Виктора Васнецова

…мемориальная доска на улице Владимирской, 28, как доказал краевед М. Кальницкий, установлена ошибочно.

Л. Федорова. «Владимирская улица»

Держа ключ в руках, Даша поднялась на верхний этаж.

«Здравствуйте, достопочтенный Виктор Михайлович… Пришла молить вашего благословения и заступничества… Мечтание у меня… Сызмальства рисую… На вас уповаю… Век бы за вас Бога молила… А то сука старая, прости Господи, мать настоятельница самореализоваться не дает! — горестно прорепетировала она про себя. — Тьфу! Ничего не выйдет. Какая я на хрен послушница?! Это Маша — монашка. А я — корова! Влезла бы в нормальное платье, не пришлось бы сейчас…»

Даша, какой бы бедовой она ни была, боялась нынче до жути, понимая, что непременно завалит экзамен по старосветскому обращению, как только вопрос Виктора Михайловича Васнецова скакнет за рамки двух десятков зазубренных ею фраз.

«Не говорить „девочка“, говорить „отроковица“. Не говорить „раньше“, говорить „прежде“. И „прикол“ вместо „пассаж“ тоже не говорить, потому что послушнице не положено говорить „конфуз“ и „неподобство“… Господи, помилуй! На самом деле! Пожалуйста!»

Чуб «на самом деле» перекрестилась и, шумно вздохнув три раза подряд, бесшумно вставила ключ в один из замков, сразу нарвавшись на вход в «экзаменационную аудиторию», ощутив, как ключ легко поворачивается вокруг своей оси, а дверь без скрипа подается назад.

Даша открыла ее, намереваясь тут же притворить и нажать на звонок, но створка сама поехала внутрь. За ней лежал широкий и темный коридор. Из дверного проема поодаль падал косым ковриком яркий свет и доносилось множество оживленных голосов. На Дашу повеяло столь знакомым и родным запахом многолюдного праздника.

«Кажется, — снова замялась она, — моя послушница будет совсем некстати. В лучшем случае, он скажет мне прийти в другой день. А сегодня, мол, никак невозможно. Тогда на колени. Не прогневайтесь! Я больше не насмелюсь!»

Пригибаясь и вытягивая шею в сторону щебечущего света, послушница сделала несколько несмелых шагов. И вжала голову в плечи, услышав, как из праздничного шума выкристаллизовались два мужских голоса. «Коврик» испачкался их тенями.

— Балаган это, причем самого низкого пошиба. Кто он такой? Бывший телеграфист со станции Попельня! — произнес один.

— Не скажите, — возразил другой.

И прежде чем Даша успела осознать необратимость подобного поступка, она юркнула в темную комнату напротив, повинуясь одному лишь инстинкту самосохранения, рассчитавшему за нее: трех лишних секунд на то, чтобы ретироваться обратно за дверь — у нее попросту нет!

— Этот господин Самбор, прелюбопытнейшая личность. Лучший контактер с потусторонними силами! А медиумизм и медиумическая энергия есть научный факт.

Голос второго приближался. Чуб истерично прорысила глазами просторный салон, заставленный диванами, креслами и ногастыми подставками для цветов, и бросилась под стол, накрытый свешивающейся до самого пола бархатной скатертью с бахромой. Успела еле-еле: почти в ту же секунду в комнате вспыхнул электрический свет.

— Не можете же вы, в самом деле, отрицать такое явление, как электричество? — продолжил второй, горячась.

— Ни в коей мере, — насмешливо уверил его собеседник.

— Но и ребенок нынче знает, что, соприкоснувшись мизинцами друг с другом, сидящие за столом спириты могут составить некую электромагнитную цепь. И с ее помощью вступить в контакт с миром духовным, суть которого — не что иное, как души умерших и неродившихся людей. Случается даже полная материализация призванного духа. Умерший может взять вас за руку, передать вам какой-либо предмет из инобытия…

— Да уж наслышан, — саркастично прервал его первый, — что духи господина Самбора на сеансе в «Метрополе» вытворяли! Они у него большие озорники. И стол в воздух поднимали, и на скрипках играли, и шапки на головы гостям понадевали. А затем одновременно выдернули у всех присутствующих стулья и…

— Но это недопустимо! — встревожился второй. — А если бы там сидела дама? Нужно Павла Андреевича предупредить. Не дай бог с Варварой Андреевной такой конфуз приключится! Да я… Да я этого господина Самбора на дуэль вызову!

— Романтическая вы личность, — фамильярно усмехнулся первый. — Особенно когда дело касается Варвары Андреевны.

— Да вы ведь и сами, сами к ней неравнодушны, — стушевался собеседник.

— Я совсем иное дело. Я — человек циничный, — развязно процедил его конфидент, бравируя щегольским равнодушием. — Да при таком приданом я бы не только с Варварой Андреевной, а и с дамой со свиной мордой под венец пошел. Тем паче что за своей сестрой Павел Андреевич всего сто тысяч дает, а дама-то, говорят, миллионщица! — дерзко присовокупил первый, явно понимавший себя Печориным. Хотя исходя из вышеизложенной тирады тянул от силы на Голохвастова.

— И вы говорите это мне? Мне? — зашелся возмущением романтик, похоже, по уши влюбленный в упомянутую Варвару.

— И заметьте, — понизил голос Печорин-Голохвастов, — безо всякого риска. Ведь Варваре Андреевне прекраснейшим образом о ваших чувствах известно. И коль вы ей мое признание перескажете, она сочтет, что вы счастливого соперника опорочить хотите, и ни единому слову вашему не поверит. Кто вы, а кто я?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});