Призыв мёртвых - Джеймс Барклай

Из этих слов следует, что орден Всеведущего отвергает всякое вмешательство знахарей, лекарей и хирургов, любую врачебную науку. Видимо, всех ее представителей следует сжигать, поскольку их деятельность не одобрена Богом. Предполагается, что сама канцлер ни за что не примет настой, если схватит простуду, и не допустит операции, если сломает ребро. Это ведь часть Божьего промысла. Но уж тогда надо идти до конца. Если земля высыхает, можно ли орошать ее, или засуха есть часть Божьего промысла? Или стужа. Можно ли греться у очага, если Бог испытывает нас холодом?

Публика отозвалась смехом. Эстер сумела расшевелить слушателей даже лучше, чем Коройен.

— А что тут смешного? Надо полагать, что канцлер в своем благочестии никогда не вкусит плода, выращенного на орошаемом поле, и ногой не ступит в комнату, в которую самым безбожным образом проведено отопление.

Думаю, все вы меня понимаете. Мы обсуждаем способы улучшения жизни, а не веру или ересь, к чему эти способы никакого отношения не имеют. Дело в том, что мир неуклонно движется вперед. Чем больше мы узнаем, тем больше способны сделать.

И вот я задаю вам простой вопрос: спасать жизни, орошать поля или обогревать комнаты, каким бы способом это ни делалось, это что, ересь? Конечно нет. Следовательно, Восходящие не еретики. Другой вопрос, могут ли они быть носителями зла? Да, могут. Мы признаем это, но таким человеком может стать любой мужчина и любая женщина, рожденные во славу Всеведущего. Обвинять всех нас в беззакониях, творимых Горианом Вестфалленом, это такая же нелепость, как казнить мать за то, что ее сын стал вором и убийцей.

Нам неведомо, почему канцлер, а по ее примеру и весь орден столь настойчиво стремится уничтожить Восхождение с его огромными возможностями творить добро. А ведь мы предлагали ордену стать его преданными слугами и посвятить все наши способности содействию Божьему промыслу, а никак не противодействовать ему.

Мы служим Всеведущему. Мы его чада, как и все, находящиеся в этой базилике. Никогда, я подчеркиваю, никогда никто из нас не помышлял о том, чтобы сравняться с Ним или превзойти Его. Одна эта мысль отвратительна настолько, что, случись такое, я сама разожгу костер. — С этими словами Эстер поклонилась судьям и слушателям. — Все, что могла, я сказала. Решение за вами.

Она села, и Ардуций обнял ее за плечи.

— Кратко, сладко, находчиво и доходчиво, — резюмировал он, чувствуя, что настроение в базилике переменилось. Люди переговаривались, оживленно спорили, но без озлобления, а недавнего жестокого единомыслия как не бывало. — Похоже, публику ты расшевелила, — не без удивления промолвил Ардуций.

— Публику — да, но двое из судей верные сторонники Коройен. А потому решающую роль при вынесении вердикта будут иметь вовсе не доводы рассудка. Да и главное не он, а то, что за ним последует.

Сердце Ардуция упало. Разумеется, Эстер была права. Подавив возникший порыв встать и заявить о своей невиновности, он обернулся к скамье, где сидели его товарищи, и торопливо заговорил:

— Запомните все: каким бы ни был вердикт, не реагируйте. Все мы знаем, что это в любом случае не конец. Назвать нас виновными еще не значит казнить, назвать невиновными еще не значит принять. Смирение и терпение. Помните, кто вы такие.

Судьи на помосте совещались, повернувшись спинами к базилике и сдвинув головы. Время шло, а они никак не приходили к согласию. Аврелий, судя по жестам, был возбужден и даже рассержен. Гласы, в противоположность ему, держались с упорным спокойствием. Канцлер всем своим видом демонстрировала самоуверенность и удовлетворение, а гласы, сидевшие рядом, с видимым воодушевлением беседовали с ней, явно поздравляя с отлично проделанной работой.

Переведя взгляд на публику, Ардуций встретился глазами с Д'Алинниусом и кивнул в знак понимания, хотя ученый едва ли его заметил. Он нервно ерзал на скамье, держа флягу на коленях и то и дело исподлобья поглядывая на канцлера. Сидевший с ним рядом Гестерис бесстрастно смотрел на совещающихся судей. Маршал Кастенас выглядела не столь невозмутимой. Она сложила руки на коленях и внимательно оглядывала собравшихся. То ли чтобы предотвратить возможные беспорядки, то ли подсчитывая вероятных союзников — тут Ардуцию оставалось только гадать.

Наконец Аврелий снова обернулся к базилике, и там мгновенно воцарилась тишина. Сердце Ардуция тревожно забилось, его бросило в жар, и он с трудом овладел собой. Собственные слова относительно необходимости хранить спокойствие вдруг показались вздором — как тут не реагировать, если кто-то там, на подиуме, провозгласит, жить им или умереть? Вот уж кто воистину обладал сейчас богоподобной властью. Эта мысль едва не заставила Ардуция рассмеяться, но он поймал взгляд Аврелия, и ему стало не до смеха.

— Суд вынес свой вердикт. По вопросу о ереси, выразившейся в присвоении божественных полномочий и могущества, Восходящие признаются виновными. По вопросу о ереси, выразившейся в отборе и воспитании лиц, предназначенных для таковой деятельности и так далее, Академия Восхождения признается виновной. Рассмотрение обвинения против Адвоката откладывается до того момента, пока Адвокат не сможет ответить на него лично.

Базилика наполнилась невнятным шумом. Вердикт Ардуция не удивил, но в его голове словно пронесся ветер. Он сам не мог понять, что слышит — то ли ток крови в собственных венах, то ли возмущенную и ликующую разноголосицу в зале. А еще он слышал музыку, доносившуюся как бы ниоткуда. Он посмотрел мимо Аврелия и увидел, что канцлер поднялась и стоит перед судьей с таким видом, словно по-прежнему чем-то не удовлетворена. Гомон в базилике пошел на спад и затих. Ничто более не вторгалось в его сознание. Ветер и музыка тоже унялись.

Ардуций ощутил гордость: вся скамья Восхождения сохранила неколебимое спокойствие. Ни единого протестующего возгласа, ни единой мольбы о пощаде. Канцлер снова воззрилась на них. Она улыбалась, но ни любви, ни прощения в этой улыбке не было.

— Огласи приговор виновным, сенатор Аврелий, — потребовала она. — Адвокат может подождать.

— Прежде всего я должен спросить тебя: требуешь ли ты как обвинитель вынесения приговора, предусмотренного уложением о наказаниях за ересь?

— Чего же еще? — пожала плечами Коройен. — Еретиков надлежит сжечь.

Базилика снова притихла — оглашение приговора было самым драматичным моментом. Ардуций чувствовал себя отстранение, словно все это относилось не к нему.

— Уличенные в ереси подлежат сожжению, — возгласил Аврелий. — Пепел их, в назидание верующим, должен быть развеян, став добычей демонов ветров. К исполнению приговора должно приступить с приходом сумерек, вызов приговоренных и порядок исполнения определяется порядком предъявления обвинения.

Канцлер вздернула подбородок, будучи неспособна да и не желая скрывать свое торжество.

— Отныне и впредь да падет зло пред ликом Всеведущего. Порукой тому я, канцлер Божий.

— Однако…

Это единственное слово заставило встрепенуться всех, и Восходящих, и зрителей, и канцлера, которая резко обернулась к Аврелию. Его коллеги-судьи, только что выглядевшие более чем довольными, последовали ее примеру. Аврелий с готовностью продолжил:

— Согласно действующему уложению, равно как и писанию, еретиков надлежит предавать сожжению живыми, дабы они, даже произнося слова исповеди и раскаяния, в ужасе лицезрели демонов. Но тут возникает проблема. Восходящие невосприимчивы к огню. Таким образом, их покаяние может затянуться.

Если кто-то и хихикнул, то яростный взгляд канцлера задушил всякий смех в зародыше.

— Тогда надо обезглавить их перед сожжением, — промолвила она. — Я не вижу тут проблемы.

— Может быть, но в этом суде председательствую я, а не ты. — Аврелий встал. — Сядь, канцлер. Сейчас говорю я.

— Это смехотворно. Ты выдумываешь…

— Сядь!

Аврелий был по-настоящему сильным человеком. Лишь очень немногие в Конкорде решились бы на открытое противостояние разъяренной Фелис Коройен. Сенатор, не моргнув, выдержал ее свирепый взгляд, и в сердце Ардуция начала вновь зарождаться угасшая надежда.

— Так вот, — продолжил Аврелий, — действующее уложение предусматривает лишь один способ казни за ересь. К Восходящим он применен быть не может. Таким образом, до пересмотра действующего законодательства и принятия нового они не могут быть казнены за данное преступление.

— Ну так пересмотри закон! — прорычала Коройен.

Аврелий улыбнулся с откровенной издевкой.

— Это было бы длительным процессом, даже не будь у нас множества других забот и будь это дело самым неотложным и настоятельным. Прежде всего необходимо провести всеобщее совещание гласов писания и орденского закона. На одну подготовку повестки дня и предложений по поправкам уйдет никак не меньше тридцати дней. Это в лучшем случае. Нужно принять во внимание, что я человек старый и могу что-то подзабыть и упустить.