Спецзона для бывших - Александр Викторович Наумов

любят, когда выносят сор из избы.

— Как вас били?

— Током били. Это я хорошо помню. Током били меня в отделе милиции.

— Долго вас там держали?

— Десять дней. Хотя я сам пришел в милицию… Когда я вышел из тайги, мне сказали: «Сходи в милицию, к тебе есть вопросы». Я пришел к ним без всякой задней мысли, а меня тут же скрутили, и все понеслось… Мне сказали, что я якобы застрелил в тайге двух старателей. Из винтовки. Потом оказалось, по данным экспертизы, что огнестрельных ранений не было. Их убили монтировкой. Причем били их с левой руки. А у меня левая рука была вся раздроблена, в крови, я не мог бы ею бить. И потом еще оказалось, что убитых сначала пытали. Им связали проволокой руки. Это двоим здоровым мужикам. Я не мог бы один с ними справиться. Там как минимум их убивали трое. И я видел этих троих. Но я не знал тогда, что они — убийцы.

— Где вы их видели?

— Я шел с перевала, с золотом, спустился к зимовью, где жили эти старатели. Я хотел взять у них продукты. У них там, когда я подходил, хлебушком пахло. И вот я подхожу к зимовью, смотрю: идут трое. Незнакомые. Я сразу — в кусты. Смотрю: в кустах валяются сапоги. Я схватил их, потому что у меня мои сапоги были порваны, и дальше побежал, спрятался. Смотрю, эти трое прошли своей дорогой, они были с автоматами и в маскировочных халатах.

— А почему вы от них побежали прятаться? Чего вы боялись?

— Я подумал, что это милиция. А у меня был груз — золото. И на частный промысел существует запрет. Я испугался, что меня обыщут, а потом заведут дело за незаконную добычу золота.

— Что произошло дальше?

— А дальше я тихонько подошел к зимовью, там никого не было, взял кое-какие продукты и так же тихонько ушел.

— То есть вас никто не видел?

— Нет, никто. Ну а дальше вы все уже знаете: когда я вышел из тайги, мне сказали прийти в милицию. Там меня арестовали и обвинили в убийстве. А доказательством моей вины стали те самые сапоги, которые я взял в кустах возле зимовья. Потому что эти сапоги, как оказалось, принадлежали одному из убитых.

— Сапоги были с меткой?

— Да, в одном сапоге был ввинчен болтик. Если отклеилась где кожа, а приклеить обратно невозможно, то ее привинчивают болтами. Я сам так же ремонтировал свои сапоги.

— Какие еще вещественные доказательства предъявлялись в ходе судебного процесса?

— Больше никаких доказательств не было. Но чтобы я признался, в милиции меня пытали… Сначала привязали к стулу и били током, противогаз надевали, ногами били. Они пьяные были… Потом они ставили мне на голову стакан и, как в ушу, ногами пытались сбивать стакан. Если промахивались, то попадали по голове. Потом цепляли меня к машине наручниками и таскали по земле. Иголки совали под ногти. У меня потом пальцы вот такие были… Я очень часто сознание терял. Где-то на седьмой или восьмой день я уже все подписал… я сказал: «Ладно, давайте бумагу, я все подпишу».

— Что именно вы подписали?

— Я подписал, что убил этих старателей. Потом вызывают следователя, он приезжает с кинокамерой и начинает снимать меня на пленку, мол, давай опять признавайся. Тогда я сказал: «Вы мне адвоката давайте. Без адвоката я говорить не буду». До этого я сколько просил адвоката, так его мне вообще не давали. А на этот раз адвокат вдруг приехал. Посмотрел на меня, а я весь синий был, он спрашивает: «Что с ним?» Ему отвечают: «Да это он сейчас с лестницы упал». Потом мы стали с адвокатом разговаривать. И я сказал: «Я людей не убивал. На мне не было и нет чужой крови. И не будет. Я двадцать лет проработал в артели, я знаю, что лучше пойти в тайгу и самому намыть золото, чем убивать людей за какие-то двести грамм». Эти мои слова засняли на видеокамеру. Вытащили кассету, куда-то унесли. А потом эта кассета исчезает. Хотя были свидетели, которые подтвердили, что меня записали на видеопленку и что я был весь синий. Я на суде говорил: «Давайте посмотрим кассету». Бесполезно… Все было подстроено против меня. Специально. Меня судья спрашивал: «Ну а почему ты подписался, что убил людей?» Я отвечаю: «Я просто уже не выдержал…Я бы и Гитлеру подписался». Меня ведь когда из нашего поселка, из отдела милиции, привезли в Якутск, в следственный изолятор, то сразу бросили в пресс-хату, где сидят отморозки, они выбивают нужные показания. Я три дня с ними дрался, ну… хорошо досталось мне. Потом меня вывели… увезли в милицию, завели в какой-то подвал, и опять мне хорошо досталось.

— А на этот раз чего от вас добивались? Вы же подписали уже признание.

— Да, я подписал, что застрелил двоих старателей. Но медэкспертиза показала, что они не были застрелены и что их убили монтировкой. И теперь из меня выбивали показания, что я их не застрелил, а убил именно монтировкой. Меня опять очень долго мучили, в подвале…

— Что было потом?

— Меня снова привезли в СИЗО. В черную хату. А подполковник из красной хаты говорит мне: «Иди к нам. Ты в черной хате долго не протянешь».

— Какой такой подполковник?

— Подполковник милиции, я уже рассказывал, которого посадили из-за того, что он стал защищать меня.

— Как вы смогли общаться с ним в СИЗО? Вы же сидели в разных камерах: он в красной, вы — в черной.

— Да там между камерами были такие дыры…

— Дыры?

— Из стены вытаскивался кирпич, а на время обыска обратно вставлялся и маскировался — замазывался хлебом. На тюрьме такие дыры называют кабурами. Через эти кабуры общается вся тюрьма.

— И все это происходило в якутском СИЗО?

— Да, в якутском.

— Итак, подполковник вам предложил перейти к ним в камеру…

— И я перешел.

— Неужели так просто: захотел — и перешел?

— Да нет, я попросил — и меня перевели к ним.

— Вы сказали, что этот подполковник пытался защищать вас.

— Я знаю, что его держали на пятидесятиградусном морозе, в гараже, и требовали, чтобы он отказался от своих слов.

— Каких слов?

— Он говорил, что я никого не убивал. Он мог это доказать.

— То есть его и ваше дело в конце концов объединили в одно дело?

— Нет, его осудили за получение взятки.

— Кто ему дал взятку?

— Этого я не знаю.

— Но вы говорите, что фактически его