Империя Леванта. Древняя земля тлеющего конфликта между Востоком и Западом - Рене Груссе

станет наследником: Неаполитанский дом или Венецианская республика. Венецианскую политику представлял дядя королевы, Андреа Корнаро, пытавшийся управлять от имени Катерины исключительно в интересах своих соотечественников и следуя директивам правительства Республики святого Марка. Представители сицилийской и арагонской партий, все люди плаща и шпаги, среагировали на свой манер. 15 ноября 1473 г. они убили Андреа Корнаро, равно как и большинство прочих венецианских граждан. Венеция отреагировала резко. Она направила в Фамагусту мощную эскадру под командованием Пьетро Мочениго, который восстановил порядок, изгнал или казнил лидеров противостоящей партии и открыто расставил своих земляков на главные посты в государстве (1474).

Это означало установление если не юридического, то фактического венецианского протектората. Тем не менее королевство просуществовало еще пятнадцать лет. Хотя и оказавшись силой вещей орудием венецианской политики, королева Катерина, «столь же добрая, сколь красивая», оставалась дорога сердцам своих подданных. Они были тем более привязаны к ней, что она оставалась для них последним символом их давней независимости, последней представительницей их старой династии.

Но эта тень независимости продолжала тревожить Совет десяти[222]. Кто знает, что может прийти в голову этой красивой женщине? Вдруг ее сердце не устоит перед каким-нибудь претендентом, за которого она решит выйти замуж, и тогда жемчужина Средиземноморья ускользнет из рук венецианцев. В 1489 г. сенат Венеции вынудил ее отречься в пользу Республики святого Марка (26 февраля — 14 марта 1489 г.). Очевидно, у сенаторов были основания не доверять своей бывшей соотечественнице, ибо Катерина, возмущенная совершенным насилием, подумывала о бегстве на Родос. Но представители Синьории следили за каждым ее шагом, и она была отправлена в Венецию, где до самой своей смерти (1510) содержалась под негласным надзором, продолжая при этом получать от Синьории королевские почести.

Итальянское владычество на Кипре. Завоевание острова турками

Приобретение Кипра стало апогеем венецианской колониальной империи, в которой он стал самым прекрасным цветком. Тем не менее беспорядки, сотрясавшие остров со времени завоевания Фамагусты генуэзцами (1374) до отвоевания этого крупного порта Жаком II (1464), серьезно повредили его процветанию. На момент аннексии Венецией Кипр насчитывал 247 тысяч жителей (против 310 тысяч в наши дни), из которых 16 тысяч в Никосии (сегодня 18 600), 6500 в Фамагусте, 950 в Киринее, 77 066 франкоматов и 47 185 париков[223].

Как же следует оценивать аннексию Кипра Республикой святого Марка? Скажем откровенно: перед турецкой угрозой присоединение к венецианским владениям могло успокаивать. Могущественная республика, с последовательной политикой, с осуществляющей хорошо продуманные планы дипломатией, казалась более способной сохранить остров под властью христианского мира, нежели королевская власть с ее многочисленными дворцовыми кознями и распрями. Тем не менее киприоты слишком привыкли к своей старой династии, чтобы перемена не вызвала сожаления, тем более что венецианский режим здесь, как и в других местах, был далек от чаяний населения. «Прежде, — писал в 1507 г. нормандский каноник Пьер Мезанж, — жители вели судебные процессы и подавали жалобы на французском языке, а теперь делают это на венецианском, чем весьма недовольны, ибо все они в этой стране, и в особенности благородные дворяне, такие же добрые французы, как и мы во Франции». К этим элементам, упорно остававшимся французами, администрация Синьории относилась с недоверием, раздражением и подозрением. Чтобы ослабить французскую земельную аристократию, разрушались ее замки, ее саму старались демилитаризовать, держали под плотным контролем, ломали основы местной жизни. Что было крайне неразумно на этом аванпосте, перед лицом турецкой угрозы.

По крайней мере, Венеция, похоже, оставалась верна обязательствам, которые в некотором роде взяла на себя по отношению к христианскому миру. Конечно, ее можно упрекнуть за то, что в 1570 г., когда началось османское вторжение на остров, она не направила туда достаточных подкреплений, чтобы отразить высадку неприятеля. Так что Никосия была после сорокавосьмидневной осады штурмом взята турками (8 сентября 1570 г.). Но, по крайней мере, командир венецианского гарнизона Никколо Дандоло погиб в бою. А в Фамагусте Маркантонио Брагадино заперся в крепости с 5000 солдат и 3000 вооруженных горожан и крестьян и героически отражал атаки 80 тысяч солдат Мустафа-паши. Отразив с 21 июня шесть штурмов, он получил право уйти из города со всеми воинскими почестями (1 августа 1571 г.). Он вышел из крепости верхом на коне, в парадном костюме, в пурпурном плаще поверх доспехов, а оруженосец держал над его головой зонтик от солнца. Но паша, нарушив свое слово, приказал содрать с него живого кожу. Его смерть завершает славную страницу истории латинского правления на Кипре.

2. Жизнь на Кипре при Лузиньянах

Характер королевской власти на Кипре

В правовом отношении Кипрское королевство было лишь «продолжением Иерусалимского королевства»[224]. Для теоретиков оно было не чем иным, как чудом спасенным Иерусалимским королевством. Действительно, оно управлялось Иерусалимскими ассизами и, по крайней мере теоретически, являлось продолжением старого государства Святой земли. Как когда-то в Иерусалиме, высший суверенитет в нем принадлежал собранию феодалов (в Никосии) в Высоком совете или Совете баронов. Опять же, как в Сирии (по крайней мере, в Сирии с 1162 г.), Высокий совет включал в себя не только прямых вассалов короны, но и арьер-вассалов. Чтобы решения Высокого совета стали законными, в принципе требовалось, чтобы его созвал и председательствовал в нем король. При этой оговорке — имевшей капитальное значение — Высокий совет, когда он был созван законно, обладал властью, превосходящей власть короля. «В недрах его, — пишет Мас Латри, — королевские предложения приобретали силу закона, обсуждались все вопросы передачи короны, признания монарха совершеннолетним или установления регентства. Только в присутствии этих феодалов устанавливались личность суверена, его возраст и происхождение, прежде чем принц получал от Совета инвеституру королевской властью»[225]. Рассказ Махеры о заточении Анри де Жибле королем Пьером I в 1369 г. ясно показывает нам, что корона не имела права карать крупного вассала без санкции Высокого совета.

Таким образом, в теории кипрская корона, как и иерусалимская, оставалась не только под плотным контролем Высокого совета, но и, в некотором смысле, в подчиненном по отношению к нему положении. Или, если угодно, верховная власть не принадлежала ни королю, ни Высокому совету, а заключалась в особе короля, заседающего в Высоком совете, или в Высоком совете под председательством короля. Тем не менее на практике королевская власть на Кипре была или быстро стала более сильной, чем в Иерусалиме и тем более в Сен-Жан-д’Акре. Во-первых, существовала четкая разница в происхождении власти. Если в Иерусалиме Годфруа де Буйон был избран равными себе, то Ги де Лузиньян получил Кипр напрямую от Ричарда Львиное Сердце, а затем свободно раздавал фьефы своим соратникам. «На