Подлинная история РСДРП–РКПб–ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций - С. Рудник

По сути, это было серьезнейшее предупреждение партийным активистам, партийному чиновничеству. Дух лицемерия, угодничества все больше проникал в коридоры власти и в общество. Уже позднее, будучи в ссылке, бывший председатель Совнаркома Украины в 1919-1923 гг., известный деятель международного социалистического движения Х. Г. Раковский пытался размышлять о процессах, происходивших в партии и рабочем классе в 1920-е гг. Он писал в августе 1928 г., что партийный аппарат обюрократился, вместо дела занимаясь статистическим шарлатанством, изменяясь под воздействием привилегий, преимуществ и поблажек, присущих власти[491]. Действительно, большая часть партийного чиновничества была озабочена уже не проблемами мировой революции или теории построения социализма, а своими личными интересами. Отметим только, что эти язвы были присущи и большинству руководителей оппозиции.

К тому же, людей мало волновали эти политические споры власть имущих. Их заботили, прежде всего, повседневные нужды. Страна, оправившись от разрухи гражданской войны, продолжала в подавляющем большинстве жить крайне скудно. Безработица составляла до 15 %. В деревне по-прежнему не была решена проблема аграрного перенаселения. Слесарь из Владивостока писал Молотову: «Пока Вы там спорите, у меня семья может с голоду умереть. Вы напоминаете средневековые турниры споров на религиозную тему». Немало людей обвиняло власти в забвении идеалов Октября. Рабочий из Армавира обращался к Сталину: «Аппетиты зарвавшихся нэпманов, партийцев и спецов нужно сократить, так как такая несправедливость в пролетарском государстве нетерпима. Дайте работу! Дайте хлеба! Дайте справедливости!»

Многим казалось, что спасение, как в годы гражданской войны, в железной дисциплине. Коммунист с 1918 г. писал «дорогому товарищу Сталину»: «Оппозиция говорит, что она против создания вождя партии, а я хочу Вам сказать, что этот вождь должен быть. Нужна одна фамилия, которая бы звучала так же звонко и убедительно, как фамилия «Ленин». Такой фамилией пока является «Сталин». Нужно эту фамилию распространять. Нужна дисциплина, железная дисциплина. Если нет никакой возможности примирения, поставить вопрос прямо: заразу выжечь каленым железом».

Одновременно немало думающих людей видело суть этой схватки в личной борьбе за власть. Профессор, директор средней школы в Ленинграде Р. Куллэ записывал в своем дневнике: «1925 г. 30 декабря. Интересно, из-за чего они передрались? Внешне как будто все из-за тех же старых штанов Ильича: кто лучше понимает их запах; 1926 г. 1 августа… Мир ждет диктатора… Драка только из-за личности: кто кого слопает».

Вся эта разноречивая информация доходила до Кремля и, несомненно, влияла на его обитателей. Руководство по-прежнему испытывало страх перед собственной страной, перед многомиллионным крестьянством, перед интеллигенцией. Споры внутри партии действительно казались многим функционерам и коммунистам недопустимой роскошью. Все это давало возможность Сталину и его сторонникам последовательно вести дело к ликвидации оппозиции.

При этом Сталин предпочитал пока бить оппозицию по частям. 25 июня 1926 г. он писал «Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям… Группа Зиновьева стала вдохновителем всего раскольничьего… удар должен быть нанесен именно по этой группе. объединить Зиновьева и Троцкого в один лагерь преждевременно и стратегически нерационально сейчас». 30 августа Сталин делился с Молотовым: «Дело идет к тому, что нам не миновать. снятия Григория [Зиновьева] с Коминтерна». Промежуточная цель была намечена. Теперь нужен был лишь предлог. И он вскоре появился.

Едва в начале октября 1926 г. Троцкий, Пятаков, Радек и др. попытались выступить на партийном собрании на заводе «Авиаприбор» в Москве, Зиновьев – на заводе «Красный Путиловец» в Ленинграде, а их сторонники на других предприятиях, заработала партийная машина. Лишь 5 % участников голосовали за оппозицию. Уже 23 октября очередной объединенный пленум ЦК и ЦКК постановил отстранить Зиновьева от поста председателя Исполкома Коминтерна, вывести Троцкого из членов Политбюро, а Каменева – из кандидатов в члены Политбюро.

Одновременно шло наступление на оппозицию по теоретической линии. Логические сомнения лидеров и участников оппозиции о возможности построения социализма, по Марксу и Ленину, в одной стране, о невозможности реализовать в таком случае основные положения Второй программы партии наталкивались на обвинения в «капитулянтстве», «неверии в силы рабочего класса» и тому подобную демагогию. Во внутрипартийной борьбе Сталин теперь использовал возможности органов ОГПУ: перлюстрация частных писем, наружное наблюдение, вербовка осведомителей и другие методы. С помощью провокатора ОГПУ, бывшего белого офицера, была создана нелегальная типография, печатавшая оппозиционные материалы. Затем эта типография была «раскрыта», и оппозицию обвинили в использовании антисоветских элементов.

Весной 1927 г. резко обострились внешнеполитические проблемы. В апреле произошел конфликт между лидером Гоминдана Чан Кай-ши и коммунистической партией в Китае. Это стало провалом надежд на скорый успех китайской революции. Тогда же, с интервалом в несколько дней, в Пекине и в Лондоне полиция провела обыски в советском полпредстве в Китае и советском торгпредстве в Англии. Последовали заявления о связях советских дипломатов с деятельностью Коминтерна. Английский парламент принял решение о разрыве с СССР дипломатических отношений и торгового договора. В апреле – мае 1927 г. Политбюро ЦК пять раз обсуждало вопрос об усилении конспирации в работе дипломатических представительств СССР. Исполкому Коминтерна, ОГПУ и Разведывательному управлению было приказано принять меры, «чтобы товарищи, посылаемые этими органами за границу по линии» Наркомата иностранных дел и Наркомата торговли, «в своей официальной работе не выделялись из общей массы сотрудников полпредств и торгпредств»[492]. 6 июня эмигранты-террористы из Российского общевоинского союза бросили бомбу в ленинградский партийный клуб на набережной р. Мойки, 7 июня на вокзале в Варшаве русским эмигрантом был убит советский посол П. Л. Войков. 8 июня Политбюро постановило среди прочих мер расстрелять 20 арестованных, обвиненных в белогвардейской деятельности. Приговор был приведен в исполнение 9 июня. ОГПУ получило право во внесудебном порядке расстреливать по обвинению в белогвардейской деятельности[493]. Руководство страны выдвинуло тезис о «военной угрозе».

Сегодня большинство специалистов убедительно доказывает, что непосредственной опасности войны не существовало. Но и партийное большинство, и оппозиция старались использовать этот лозунг в своих политических целях. К тому же, наряду со страхом перед собственным народом существовал стойкий комплекс «осажденной крепости». 1 июня 1927 г. было опубликовано обращение ЦК «Ко всем организациям ВКП (б), ко всем рабочим и крестьянам». В нем предлагалось готовиться к войне, «подымать хозяйство, крепить транспорт и оборону». Население, помнившее голод гражданской войны, отреагировало скупкой в магазинах всего, что может храниться длительное время: соли, спичек, керосина, круп, муки, сахара, промтоваров и т. п. Нарком торговли А. И. Микоян заявил в конце года: «Мы пережили экономические затруднения кануна войны без того, чтобы иметь войну». Потребительский рынок начал разваливаться. В Нижегородской области в очередях за мануфактурой скапливалось более 700 человек. На Урале в одной из очередей задавили женщину с ребенком[494]. В октябре – ноябре в промышленных центрах начали вводить нормированное распределение продуктов, которых все равно не хватало. Дополнительным фактором дефицита хлебных продуктов стало очередное понижение закупочных цен на зерно. В результате значительная часть крестьян-товаропроизводителей не видела смысла в немедленной продаже зерна в ситуации опустевших прилавков. Сводки ОГПУ констатировали растущее недовольство.

Руководство страны все больше нуждалось во внешнем и внутреннем врагах. Напоминание об угрозе войны на протяжении многих последующих лет помогало уменьшать недовольство своим положением значительной части населения. Одновременно была усилена политика поиска «внутреннего врага»: заговорщиков, кулаков, шпионов и террористов. Вскоре почти каждая авария, пожар, техногенная катастрофа стали объясняться деятельностью «нераскрытых врагов».

В этой ситуации связать «оживление контрреволюционных элементов» и деятельность оппозиции не представляло труда. Тем более, что сторонники Троцкого, Зиновьева и Каменева активизировали свою деятельность. Они, в свою очередь, стремились использовать ситуацию для доказательства правильности своей позиции и критики курса «большинства». В мае – июне 1927 г. появилось «Заявление 83-х». К нему присоединились около полутора тысяч членов партии с дореволюционным стажем. Однако все попытки получить более широкую поддержку как внутри ВКП(б), так и в зарубежных компартиях, успеха не имели. Дело ограничивалось отдельными выступлениями и демонстрациями, которые давали повод большинству для новых организационных выводов. Так, 9 июня 1927 г. на Ярославском вокзале оппозиция организовала проводы члена ЦК И. Т. Смилги, уезжавшего по постановлению ЦК для работы на Дальнем Востоке. К собравшимся с речью обратился Троцкий. Хотя о внутрипартийных разногласиях знала вся страна, но формально их раскрытие перед внепартийной публикой считалось недопустимым.