Битвы за корону. Прекрасная полячка - Валерий Елманов

— А дух боевой? — напомнил Воейков. — Опосля вчерашнего народец за тобой, князь, хошь к черту на рога попрет.

— Верно! — поддержал его Жеребцов. — Я, признаться, когда меж костров ходил да россказни твоих людишек про князя Удачу слушал, не до конца им верил, а ныне иное. И впрямь зрю, что енто кому иному по уши, а тебе, удалому, все нипочем, и по колено не замочишься.

— А у Федора Константиныча завсегда так, — негромко пробасил Мичура. — Либо петля надвое, либо шея прочь…

Прочие сотники-гвардейцы одобрительно загомонили, дружно подтверждая истинность его слов.

— Веди, князь, — негромко, но увесисто, как припечатал, подвел итог Зомме.

Так я и не понял — получилось у меня настроить народ на серьезный лад или нет.

Глава 36

ПО СТАРОЙ СХЕМЕ НА НОВЫЙ ЛАД

На подготовку у меня ушло пять суток, если не считать воскресенья, которое получилось пьяным и развеселым. Хватило бы и двух, но тут вернулись тайные спецназовцы, сумевшие все-таки разыскать Ратмана Дурова и тайными тропами провести стрелецкого голову в наш лагерь. Отказываться от почти полутысячи конных ратников (остальных по повелению Марии Владимировны и Шеина он отправил в Колывань) глупо, а им еще следовало добраться до Юрьева, потому пришлось сместить начало операции.

Но ничего страшного. Город держался, и время в запасе имелось. Единственное, чего я опасался, — вдруг кто-то сумел убежать из-под Оденпе и кустиками да лесочками, прячась в овражках да буераках, все-таки пробрался к Ходкевичу. Получалось, для надежности надо отправить к нему гонца с грамоткой от Сапеги, в которой пояснить, как на самом деле все происходило. И составить ее таким образом, чтобы и успокоить гетмана, и удержать его от решительного штурма осажденного Юрьева.

Мол, так и так, воевода Шереметев собрал во Пскове своих ратников и двинул их ночью на наш лагерь. Однако нападение удалось отбить, повязав почти всех. Мало того, осажденные, видя провал этой попытки, окончательно пали духом, и взять Оденпе удалось. Увы, сразу выехать тебе на помощь не могу, слишком богатые винные запасы тут обнаружились, часть из которых отсылаю твоему войску, но через три-четыре дня жди меня под Юрьевом. И приписка: очень прошу без меня штурм города не начинать.

Но это смысл, содержание. Написать же письмецо должен был своей рукой сам усвятский староста и королевский ротмистр Ян Сапега, иначе жульства не получится.

Поначалу тот и слышать о таком не желал, возмущенно замахав на меня руками. Пришлось пояснить, что он и его сотоварищи-шляхтичи не подпадают ни под одно правило, требующее гуманности по отношению к пленным. А не подпадают, поскольку напали по-разбойничьи, без объявления войны, следовательно, вообще не являются пленными. Скорее обычными татями, а с ними на Руси разговор короткий.

Сапега вновь возмутился, перебил, заявив, что они с гетманом объявили войну королевне по всем правилам, предварительно известив ее о том. Его сообщение немного сбило меня, но я поправился:

— А с каких пор в Речи Посполитой истинные рыцари стали воевать с женщинами? И кроме того, поведение твоих воинов я бы не назвал куртуазным, о чем наглядно свидетельствуют деревни, в которые ты отправил в зажитье своих лыцарей. Кое-где вовсе не осталось ни одного целого дома, да и жителей изрядно поубавилось. Потому, как ни крути, все одно — тати они.

А в заключение подробно растолковал, что делают у нас на Руси с татями после их поимки.

Тот и после моего расклада попытался протестовать. Дескать, я со своим войском тоже не вписываюсь в рыцарские правила ведения войны: подлое нападение ночью, никакого предупреждения…

Моего терпения хватило на два его загнутых пальца. Усмехнувшись, я перебил его и заметил, что, воюя с татями, никто и никогда никаких правил не соблюдал, потому я вел, веду и буду вести себя соответственно. Например, если он не станет писать требуемое, каждый часец ему будут приносить сюда в комнату по одной отрубленной шляхетской голове. На раздумья отпускаю один дробный часовец, чтоб принять окончательное решение. В случае отказа я даю команду и…

Он не поверил мне. Так и заявил, когда часовец, то есть десять минут прошли:

— Не посмеешь.

Экий балда. Я подмигнул Дубцу, и тот, кивнув, вышел. Сам же, не говоря ни слова, принялся неторопливо попивать винцо. Минуты через три на улице раздался истошный, душераздирающий крик, а еще через две поднявшийся к нам по скрипучей лесенке гвардеец молча вывалил из мешка на пол первую окровавленную голову. Сапега побледнел. Спустя минуту второй притащил следующую.

— Пан Куновский, — потрясенно прошептал ротмистр, очевидно знававший его при жизни, и возмущенно воззрился на меня. — Это ж варварство! После такого зверства ты, князь, никогда не сможешь называть себя рыцарем.

Нашел чем пугать.

— Плевать, — отрезал я. — Я себя и раньше в них не числил. — И, самодовольно ухмыляясь, похвастался: — Это еще что. Жаль, ты не видел, как я шляхтичам хребты об колено ломаю. Очень удобно, знаешь ли. Родня потом выкуп за него отдает, а воевать он все равно никогда не сможет. Так и валяется себе недвижимый в постели.

Глаза Сапеги округлились от ужаса. Вот и хорошо. Пусть считает, что я зверь, дикарь и всякое такое. Зато в следующий раз призадумается, прежде чем идти воевать с Русью. У меня ведь на многих магнатов Речи Посполитой, не говоря про людей, состоящих на высших должностях, или известных полководцев, имелось досье. Часть его собрали ребята из «Золотого колеса», а остальное выложил под диктовку моему секретарю Еловику Яхонтову понемногу выздоравливающий Ян Бучинский.

В основном в досье говорилось не про Яна-Петра, а про его двоюродного брата, великого литовского канцлера Льва Сапегу: умен, автор знаменитого статуса Литовского, трезвомыслящий, Русь не любит, хотя предпочитает жить с нею в мире. Разумеется, пока она сильна. Едва ослабнет, первым станет советовать королю вырвать у нее кусок земель, да побольше, побольше.

Но кое-что имелось и про самого ротмистра. Как-никак, невзирая на относительную молодость, лет тридцать на вид, не больше, он успел поучаствовать в польско-шведской войне. А в знаменитой прошлогодней битве при Кирхгольме, где Ходкевич наголову разгромил превосходящие силы короля Карла, успешно командовал правым флангом гетманского войска. А вот в отношении Руси мнение его точь-в-точь совпадает с мнением старшего братца, то есть переманить его в союзники нечего и пытаться.

Потому я и решил обойтись без показного дружелюбия и гуманизма, а поступить иначе, продемонстрировав свою запредельную жестокость, граничащую с зверством. Плевать, что Сапега понарассказывает обо мне по возвращении. Лишь бы он просветил Льва, что воевать с королевой Ливонии, которую подпирают плечами столь циничные, но удачливые и изобретательные головорезы и садисты, не стоит. Себе дороже обойдется. А мнение канцлера король выслушает ой-ой-ой как внимательно, ибо без визы и печати Льва Сапеги документы короля ныне вообще не имеют юридической силы на территории Великого княжества Литовского.

На самом-то деле головы городской палач отрубал мертвым шляхтичам, а чтоб все выглядело достоверно, по пути к нам гвардейцы заглядывали на поварню, где разделывали коров для нашего войска, и окунали в свежую кровь. Поди разбери, чья она. Вопили дурниной тоже гвардейцы, из тех, у кого глотки полуженее, — чтоб до Сапеги точно донеслось.

Зашел третий. Очередная голова покатилась по полу, брызгая во все стороны алыми каплями.

— Марцинковский! — вырвалось у ротмистра.

— Точно, — невозмутимо подтвердил я. — Он еще на свадьбе у нашего государя был, и на тебе, на его города покусился. У Фили в гостях были, да Филю и побили. Ну что ж, каков грех, такова и расплата. — И беззаботно отмахнулся. — Да бог с ним, с этим Марцинковским. Мне другое интересно. Вообще-то шляхтичей, даже если брать одних товарищей, у меня не меньше сотни, да и пахоликов сотни четыре. Но этих я потом пущу, на десерт, благо по одежде их отличить легче легкого.[67] Хватит ли у тебя терпения, ясновельможный пан, на восемь интересных часов по разглядыванию их голов?

Тяжелые шаги по лестнице прервали мои слова, и вскоре четвертая голова подкатилась к ногам Сапеги. Гвардеец повернулся к выходу, но я остановил его:

— Ты вот чего. Я, минуя одну деревеньку, мальца видел, коему шляхтичи, наверное свою рыцарскую доблесть выказывая, руки-ноги поотрубали. И припомнилось мне, что господь-то повелел око за око. Так ты кату передай, пусть их тоже не враз по шее топором тяпают, а точно так же, как того мальчишку: вначале левую руку, потом правую ногу, ну и так далее.

— А руки-ноги тоже приносить? — осведомился тот.

Я с грустью оглядел помещение. Тесновато, под стать самому городишку.