«Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии - Изольда Иванова

«…И в третий раз, сбавляя газ, прищурился фашистский ас», — писал Павел Шубин.

И точно так пулеметной очередью с немецкого истребителя был «прошит» 19-летний курганский парень, заслонивший собой драгоценные снаряды…

Его похоронили у самого шоссе. К узкой доске от снарядного ящика друзья прикололи солдатскую пилотку со звездой, написали фамилию и даты жизни: 1923–1942 гг.

Война смела и надпись, и могильный холмик. Осталась только маленькая выцветшая фотография, с которой смотрит в сегодняшний день простой русский парень с широким открытым лицом и твердым взглядом. На обороте — полустертая карандашная надпись: «На память Русакову от Катаева…»

После прорыва «коридора» из кольца начали выходить под непрерывным минометным огнем с флангов и бомбежкой с воздуха бойцы 2-й ударной. Их направляли для отдыха и переформирования за Волхов.

Наш 199-й артдивизион занимал оборону на левом берегу вплоть до января 1943 г., когда принял участие в прорыве блокады Ленинграда.

И. П. Русаков,

бывш. замполитрука

199-го противотанкового дивизиона 165-й сд

В. М. Золотухин

Записки полкового врача

442-й артиллерийский полк резерва Главного командования после ожесточенных боев под Рудней, получив пополнение, был брошен под Ленинград. Три месяца мы колесили вокруг Малой Вишеры в радиусе 20 км: Горнешно, ст. Гряды, Гладь, пос. Красное. Комполка — полковник Калмыков, комиссар — Зимин Павел Владимирович, начальник санчасти — военврач 3 ранга Виктор Алексеевич Коробко.

Полк меняет позиции, мы следуем за полком. Новый, 1942 год встретили в деревне Шевелево, но вскоре переместились в деревню Глушица. Началось наше наступление, деревня подверглась интенсивному артиллерийскому обстрелу. Хлынул поток раненых — гражданских и военных. Приобретенные мною до войны кое-какие хирургические навыки очень пригодились. Не забыть первую пациентку в Глушице — 35-летнюю женщину с проникающим ранением грудной клетки, в шоке. Оперировали ее с фельдшером Сашей Селивановым, кровь для переливания дала медсестра Люда Сергеева. Раненую удалось спасти. Солдат с размозжением позвоночника, старик с проникающим ранением живота скончались. Работали без перерыва 15 часов. Пациенты — военные и гражданские, взрослые и дети. Кто-то лишился руки, кто-то обеих ног… Война!

Весь январь и февраль продолжалось наступление. Поступали раненые. Мы набирались опыта и благодаря старым дружеским связям Виктора Алексеевича с начальником армейского склада мед. имущества не испытывали недостатка в перевязочных средствах и медикаментах. Медицинскую помощь оказывали всем, кто в ней нуждался, независимо от принадлежности к той или иной части.

В начале марта наступила оттепель. Быстро рухнули дороги, нарушилась доставка боеприпасов, фуража, продовольствия, медикаментов, затормозилась эвакуация раненых. Бойцы на руках носили снаряды, патроны, провизию, шагая десятки километров в ледяной воде. Люди изматывались до предела, забыв про сон и отдых.

Началось строительство узкоколейки, чтобы улучшить снабжение войск и эвакуацию раненых. Строили ее под непрерывным минометно-артиллерийским огнем и бомбежками. В середине марта немцы перерезали «коридор» у Мясного Бора. Снабжение войск осуществлялось по воздуху — самолетами У-2 и, конечно, было недостаточным.

Маневренность тяжелого артполка свелась к минимуму. В начале апреля гитлеровцы прорвали наши боевые порядки в полосе обороны 1238-го и 1265-го стрелковых Волков, и 442-й артполк оказался под угрозой уничтожения. Командование полка решило пройти Замошскими болотами в безопасный район.

Так начался наш фантастический рейс. Продовольственный запас — несколько жалких кляч, которых вели с собой для убоя в наиболее критический момент. Люди держались на коре, березовом соке и… энтузиазме. По лесной просеке еще могли, с помощью тягачей, проехать автомашины, но тяжелые орудия дорога не выдерживала. Их подцепляли тремя-четырьмя, а то и шестью тракторами и протаскивали вперед метр за метром. Колеса погружались в болотную хлябь, орудия садились на станины. Вдоль просеки срубили все деревья, чтобы с помощью рычагов извлечь орудия из болота. Все — от солдата до командира полка — включились в этот адский труд. Люди вязли в болотной жиже выше колен, были заляпаны грязью с головы до ног, но отрывались от работы лишь на какие-нибудь 10–15 минут, чтобы погреться у костра да выпить кипятку.

«Товарищ старшина, что такое „утопия“?» — спрашивает полковой комиссар Зимин — бывший заведующий кафедрой марксизма-ленинизма одного из ленинградских вузов.

«Видите, товарищ комиссар, — отвечает старшина. — Трактор утоп, одна труба торчит, это и есть утопия…»

Только через 15 суток мы выбрались наконец из этого проклятого болота, оставив в нем пять орудий, четыре трактора, несколько автомашин. Не обошлось и без человеческих жертв. Каждый из вышедших потерял половину своего веса. У нас не было сил, чтобы громко разговаривать, но от сознания, что все ужасное позади, глаза блестели радостью и надеждой.

К нам подошел комиссар Зимин: «Ну что, медицина, выстояли?»

«Выстояли, товарищ комиссар», — ответил Виктор Алексеевич.

«Выдели, товарищ Коробко, пару крепких ребят получить муку в армейском складе. Десять километров туда — десять обратно».

«Кого пошлем? Все на дистрофиков похожи, — советуется со мной Виктор Алексеевич. — Приказ в такой ситуации не годится. Спросите, кто пойдет добровольно…»

Коробко собрал всех: «Кто желает пойти за мукой?» Подняли руки все. И так плохо, и так нехорошо.

Решили послать самых выносливых и легких на ногу — Сашу Селиванова и Федю Никишина. Виктор Алексеевич распорядился ввести им по три ампулы глюкозы из неприкосновенного запаса.

Люда отвела меня в сторону и прошептала на ухо, что комиссар угостил ее и медсестру Катю Шондыш шестью сухарями. «По одному мы съели, — призналась Люда, — а четыре в кармане».

Сухари отдали ребятам: от них зависела наша жизнь. Прошло много лет, но перед глазами так и стоят эти девочки: голодные, с бледными, одутловатыми лицами, протягивающие дареные сухари…

Положение армии становилось все сложнее: «горлышко» у Мясного Бора то прорывалось нашими частями, то вновь захлопывалось противником. Санотдел 2-й ударной армии направил в конце мая директиву медицинским учреждениям передового района о временном прекращении эвакуации раненых… Начальникам ПМП вменялось в обязанность организовывать врачебную помощь пострадавшим на местах. Это была директива отчаяния: для оказания медицинской помощи у нас уже почти ничего не оставалось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});