Безумные дамочки - Джойс Элберт

— А чего ты от меня хочешь? Чтобы я предложил им трахаться в ванне?

— Ты должен предложить им уйти.

— Почему? Они никому не мешают.

— Нет, мешают. Они мне мешают. — Анита оглядела сидевших за столом в поисках сочувствия, но никого, кроме Йена, не заинтересовала ее гневная тирада. — Это позор! Они не имеют права так себя вести при нас. Это гнусно!

— Они так себя ведут не при нас, — заметила Лу. — Они уединились в спальне.

— Ты такая же дегенератка, как они!

— Заткнись, — сказал Стив. — Ешь краба.

— Ненавижу крабов. — Анита взглянула на Роберта. — Ты специально его приготовил? Чтобы напомнить о том, чем заразил меня летом?

— Я не виноват. Меня заразила Беверли.

Симона и Анита обменялись победными взглядами.

— Вот ты и признался. Интересно, а где их получила мисс Большие Сиськи?

Лу подняла глаза.

— Она получила их от Питера, а он от Тони Эллиота, а тот заразился от военных моряков. Теперь вы довольны?

— Тони не был с нами в Атлантиде, — задумчиво сказала Симона. — А моряки были. «От холмов Монтесумы до побережья Триполи». Эта песня — символическое обозначение того, что они жили в таких колониях Атлантиды, как Африка и Мексика. Самой большой колонией Атлантиды был Древний Египет. Не думаю, что вы мне поверите, но это так.

Все помолчали пару минут, а затем Йен сказал:

— Они уже долго там.

— Джеку трудно кончить, — призналась Анита и только потом сообразила, что раскрыла интимный секрет, до которого никому нет дела. — Я имею в виду, что он любит сдерживаться как можно дольше.

— Задержанная эякуация, — вставил Фингерхуд.

— Спорю, что она его отсасывает, — хихикнула Симона. — Так что рот полон не только у нас.

Йен побелел.

— Беверли таких вещей не делает.

— Давай поспорим, — возразил Фингерхуд.

— Ты намекаешь…

— Намекаю, черт подери. Я спас ее от тоски Гарден-Сити. Я был номером один, дружище, так что знаю, что говорю.

— Я с тобой согласен, — сказал Аните Йен. — Все они дегенераты. Не понимаю, что я здесь делаю.

— Я жду, когда мисс Денежный Мешок кончит отсасывать Улыбчивого Джека, — сказала Симона.

— Хватит, — прикрикнул на нее Стив. — Оставь парня в покое.

— Да, сэр.

— Может, Джек отсасывает Беверли? — предположила Лу.

— Надеюсь, она использовала «Норформс», — сказала Анита. — Джек очень щепетилен в отношении женской гигиены.

Лу презрительно рассмеялась.

— Женская гигиена? Ты говоришь, как машинистка из фармацевтической фирмы.

— Ну, я хоть не трахаюсь с педиком, который трахался с другим педиком, который спит с военными моряками.

— Когда Атлантида всплывет на Бимини, вы поймете, что Симона совсем не сумасшедшая, — заметила Симона.

— Питер Нортроп не трахнул бы твою лоханку, — сказала Лу Аните. — Ты такая антисептичная, что тебе нужен мистер Чистота.

— Дегенераты, — повторил Йен.

— Я единственный, кто здесь развлекается! — воскликнул Фингерхуд, наливая себе шампанское. — А все остальные лаются. Атлантида. Дегенератизм. Кто кого сосет. Да какая разница? Вы что, не умеете отдыхать?

— Я отдыхаю, — сказал Стив.

— Тогда почему у тебя такой вид, будто ты сейчас разрыдаешься?

— Ты бы тоже так выглядел, если бы сгорели два года твоей работы.

Фингерхуд взглянул на Симону.

— А так и было. Именно поэтому я не дал тебе по роже, когда ты меня сбил. Мне было жаль тебя.

— В том пожаре я не виновата, — возразила Симона.

— Каком пожаре? — встревоженно спросил Стив.

— Мы как-то лежали с Робертом в постели, а его диссертация сгорела. Там было все об оргазмах.

— Когда это произошло?

Не раздумывая, она ответила:

— В день похорон бедного мистера Сверна.

— В этот же день мы впервые переспали с тобой, — сказал Стив, откладывая вилку.

— Да, правильно.

— Значит, в один день ты трахнулась с нами обоими?

— Да, полагаю, можно так сказать.

— Полагаешь? Что значит полагаю?

— Значит, я в один день трахнулась с обоими.

— Полные дегенераты, — сказал Йен.

— Парень, я отдыхаю, — заметил Фингерхуд.

Стив отодвинул свой стул от стола.

— Это не смешно, Симона.

— Я не говорю, что это смешно.

— Как ты могла это сделать?

— Что ты имеешь в виду?

— Спать с ним и со мной в один день, тупая шлюха!

— А какая разница, один это день или нет?

— Резонно, — сказал Фингерхуд.

— Не вмешивайся, — ответил ему Стив.

— Мне теперь не жаль тебя, тупая скотина. Вставай.

Как только Стив встал, Фингерхуд сбил его на пол.

— Я это заслужил, — сказал Стив, проверяя, не потекла ли снова кровь из носа.

— Ты заслужил больше, но, к твоему счастью, я не злопамятен. Иначе я бы избил тебя как следует, умник. Ну, может, вернемся к праздничному ужину? Сегодня ведь День благодарения.

— Дикие дегенераты, — заключил Йен.

Анита с Робертом начали убирать тарелки, и в этот момент из спальни выплыли Беверли и Джек с блаженными улыбками на лицах. Джек теперь тоже был голым, что тут же вызвало волну размышлений вслух.

— У него толще, чем у Фингерхуда, — сказала Симона.

— Но не длиннее, — отметила Анита.

— Толщина важнее.

— Кто сказал?

— Я.

Беверли и Джек не обращали внимания на них, настолько они были поглощены происшедшим.

— У него одно яйцо меньше другого, — сказал Стив.

— Дегенераты, дегенераты, дегенераты.

Фингерхуд принес новые бутылки шампанского, Анита внесла салат в огромной сверкавшей мексиканской чаше. Салат был из листьев латука, цикория, маслин, сдобрен оливковым маслом и уксусом. Затем Фингерхуд принес индейку, а Анита поросенка с запеченным яблоком во рту. Анита сняла шкурку с индейки и положила ее в отдельную тарелку.

— Плакать хочется, когда вспоминаю о пирожных бедного доктора Хокера, — сказала Симона. — Они бы очень пригодились. Тебе не жаль, Стив, что они валяются на полу в студии?

— Они там не валяются.

— Почему?

— Потому что студии нет.

— Верно, я и забыла. — Слезы заструились по лицу Симоны, когда ей напомнили об учиненном ею пожаре, и она неожиданно выкрикнула: — Я хочу, чтобы меня побили!

— Садо-мазохистский дегенератизм.

Но Симону этим не остановишь, через секунду она сняла пояс и чулки. На ее наготу обратили внимание лишь Беверли и Джек, которые увлеченно ели индейку и поросенка, но только одной рукой. Другой рукой ласкали друг друга. Они погрузились в закрытый мир гастрономической и сексуальной чувственности и не желали, чтобы их отвлекали от двух таких приятных вещей.

— Йен прав, — сказала Анита. — Вы все дегенераты. К тому же еще и отвратительные.

— Дегенератизм сам по себе отвратителен, — заметил Йен.

— Не всегда, — поправила его Лу. — Это зависит от моральных норм человека.

Лу сняла свое золотистое трико и платье. Мало того, что под ним ничего не было, так еще и груди были окрашены в бледно-зеленый цвет.

— Раскрашенные груди сейчас в моде, — сказала она. — Косметические компании в ближайшем будущем озадачат компании женского белья.

— А тебя это не озадачит? — спросила Анита. — Ты же пишешь о белье.

— А я стану писать о косметике.

— Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПОБИЛИ! — закричала Симона, видя, что о ней оскорбительно забыли.

Аниту страшно затошнило. Она видела, как ее мир разваливается на куски, растворяется в воздухе. Это было невыносимое зрелище. Почему Роберт не положит конец такому ужасному стриптизу? Почему он не защитит ее от этого? Разве это не мужская задача? Или теперь нет старого разделения ролей между полами? Чувство ужаса охватило ее.

— Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПОБИЛИ. КТО ЭТО СДЕЛАЕТ?

Фингерхуд оправдал наихудшие ожидания Аниты.

— У меня есть хлыст.

— Ты не должен это делать, — сказала Анита. — Ты еврей.

— При чем здесь это? Я такой же извращенец, как и все.

— Но ты не должен быть таким.

— Кто сказал?

— Я.

Стив Омаха встал с добродушной улыбкой.

— Я из тебя выбью пыль, Симона, и ты это знаешь. Я только не понимаю, почему ты всегда выбираешь для этого неподходящее время. Могла бы подождать до возвращения домой.

— Невероятная глупость, — ответила она. — Я не хочу, чтобы ты меня бил!

— А почему?

— Все художники дураки. Дураки! Если это будешь ты, тогда не считается. Ты только в лошадях разбираешься! Это должен быть тот, кто не хочет, кого это возмущает. Боже мой, я должна давать эти сраные мотивации?

— Я удивлен, откуда ты знаешь это слово? — сказал Фингерхуд.

Анита хотела заплакать, но не могла. Она чувствовала слезы под веками, им хотелось пролиться наружу освежающим ливнем. Анита оглядела комнату в поисках спасения, но все было тщетно перед лицом этой безумной катастрофы. Зеленые груди Лу были только одной ее частью. Они шокировали не больше, чем желание Симоны быть высеченной, или левая рука Беверли на правом яйце Джека, или предложение Роберта насчет хлыста, или признание Стива в садизме, или болтовня Йена. Она на корабле дураков — в мире.