Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века - Геннадий Седов

— Как следствие, Яков Христофорович?

— Не телится пока.

— Очная ставка с Локкартом?

— Дохлый номер.

— Ни про Самару, ни про Скоропадского, ни про Антанту?

— Ни-ни.

— Так подскажите! Что мне докладывать на президиуме ВЦИК? Владимиру Ильичу?

— Пробовал, Яков Михайлович. И так и сяк. Вместо показаний — лирический монолог. О мыле. Суда требует.

— Интересно! Суда?

— Именно. Суда.

— Не нравится мне это. Уж не разгадала она, случаем, нашу с вами крестословицу, а? Что была подсадной уткой?

— Черт ее знает, все может быть.

— Что Протопопов?

— Расстрелян час назад.

— Ясно. Вот что я думаю, Яков Христофорович. Прежде всего, переведите ее в Кремль, к Малькову. А то еще сбежит ненароком. И ликвидируйте без шума. Дайте официальное сообщение в «Известия ВЦИК». Ну сами знаете. Стрелявшая — правая эсерка черновской группы, установлена ее связь с самарской организацией, готовившей покушение. Расстреляна по приговору пролетарского суда.

— Не торопимся, Яков Михайлович? Появились новые данные, готовится следственный эксперимент. Нашли ее револьвер, есть возможность провести дактилоскопическую экспертизу.

— Все после исполнения приговора! И экспертиза, и эксперимент. Хоронить Каплан не будем, останки уничтожить без следа. Как царскую семью в Екатеринбурге. Действуйте, товарищ заместитель председателя ВЧК!

— Понятно, товарищ председатель ВЦИКа.

Из записок коменданта Кремля Павла Малькова:

«Через день или два меня вызвал Варлам Александрович Аванесов. «Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной». Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метров в трех-четырех от пола. Возле двери и против окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан; надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина».

Я, Фанни Каплан! (окончание)

…Она собирала на лугу цветы вместе со смешливой дворовой подружкой Ноа, рядом лающая Милочка — носилась с азартом за бабочками, подпрыгивала уморительно. Звонили неподалеку колокола — ей было интересно: откуда в штетле могут звонить церковные колокола? — поднялась на взгорок, чтобы посмотреть — по разбитому шляху шли слепые с поводырями, размахивали ручными колокольцами. Один, очень знакомый — тот самый, вспомнила, цыган с бельмами на глазах во дворе Харьковской больницы! — махал в ее сторону рукой, она спустилась вниз, подошла, спросила: «Вы, наверное, на ярмарку, в Житомир?» «С войны идем, дочка, мертвых везем хоронить, видишь возы сзади?» — прозвучало в ответ. Ясно стало, отчего звонят колокола: мертвых хоронят.

— Подъем! — прозвучало рядом. — Разоспалась, королева!

Она открыла глаза: вчерашний комендант.

— Вставать, вставать, Каплан! Не на курорте.

Пошел к дверям:

— Завтрак сейчас принесут.

За стенами просторной комнаты с решетчатым окном слышался перезвон колоколов Китай-города. Все встало на свои места: она в Кремле (немыслимо — в Кремле!), ночевала в каком-то складском помещении со сваленной в углу мебелью, спала на сафьяновой кушетке с выпиравшими пружинами, будет сейчас завтракать. Успевай изумляться!

Прошлым вечером ее неожиданно увезли из штаба ВЧК. Вошедший в камеру вислоусый пролетарий с пытливыми глазками приказал подняться, повел в сопровождении молчаливых охранников в одинаковых кожаных фуражках со звездами во двор, где стоял с работавшим мотором грузовик, помог взобраться в кузов.

Господи, подумалось, неужели в суд! Подействовало? То, что она все эти дни неустанно твердила на допросах: да, я хотела убить вашего Ленина, стреляла, ранила, к сожалению. Добровольно сдалась. Судите! Открытым, честным, всенародным судом. Приму любой приговор. Смерть? — пойду на смерть! Но до этого выскажусь в присутствии публики, открою людям глаза. На подлую воровскую власть, укравшую у февральской революции ее плоды. Жирующую в Кремле, превратившую страну в бесправную комиссарию. Лишившую ее надежд, куска хлеба. Стану голосом попранной, униженной России, ее совестью…

До места ехали недолго: через Охотный, в закоулок, по Никольской. Бывала тут не раз, заходила в аптеку Феррейна, где покупала глазные капли. Проехали Казанский собор, Печатный двор, «Славянский базар» со стоявшими у входа извозчиками. Вечер был изумительный: обессилевшие после недавнего дождя дымно-розовые облака над головой, влажный ветерок в лицо. Сидела в окружении белобрысых охранников с карабинами, тянула голову: куда все-таки едем? В Кремль оказалось, прямиком через Спасские ворота!

Вислоусый высунулся из кабинки, замахал рукой в сторону сторожки — ворота отворились, они въехали во двор.

«Не в гости ли к Ленину?»

Было бы здорово:

«Как самочувствие, Владимир Ильич? Пишете что-нибудь новенькое?»

Поселили в полуподвале, комната уютная, электрический свет. Принесли по ее просьбе газеты — «Правду» и «Известия ВЦИК». Прочла воззвание о злодейском покушении на великого вождя, о злодеях-наймитах, правых эсерах, французах и англичанах. Стилистика у большевиков — скулы сводит. А грамотные вроде люди, многие с университетским образованием…

Ужинала она по-царски: разварная рыба с картофельным пюре — ум отъешь. «Что они все-таки надумали, почему прекратили следствие, допросы? — размышляла лежа в постели. — Неужели в самом деле решили судить? Как было бы здорово!»…

Из воспоминаний коменданта Кремля Петра Малькова:

«Прошел еще день-два, вновь вызвал меня Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

— Когда? — коротко спросил я Аванесова.

— Сегодня. Немедленно.

— Есть!

Да, подумалось в тот момент, красный террор — не пустые слова, не только угроза. Врагам революции пощады не будет!»

Я, Фанни Каплан! (окончание)

— На выход, Каплан!

У дверей — вислоусый комендант, десяток охранников с карабинами.

— Вперед!

Вышли наружу. Сумрачный полдень, влажная брусчатка кремлевского двора, слабо моросит дождик. Мимо Сенатского дворца с круглым куполом шагает в сторону Спасских ворот мужчина в темном плаще и шляпе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});