Фурцева - Леонид Млечин

Никита Сергеевич рассудительно сказал:

— Многие работники обслуживающего персонала избалованы, так как купались в роскоши. Сейчас обновляем их состав, приучаем действовать в пределах утвержденных смет расхода средств, продуктов. Вот они и проявляют недовольство.

Поэтому будьте с ними поосторожнее, отношения пусть будут ровные, официальные…

Хрущев решил избавиться от разочаровавшего его Мухитдинова.

Четвертого мая 1960 года лишилась поста секретаря ЦК КПСС и Фурцева.

Екатерина Алексеевна никогда не возражала начальству и безропотно произнесла:

— Предложения правильные. Перестановку в секретариате надо произвести. Если меня коснется, то я согласна на любом участке работать.

Хрущев распорядился освободить ее от должности секретаря ЦК. В тот же день Екатерину Алексеевну назначили министром культуры.

Ее предшественника на министерском посту Николая Александровича Михайлова, много лет руководившего комсомолом, отправили послом в далекую Индонезию. Его политическая карьера завершилась. А ведь еще недавно он занимал такие же высокие посты, как и Фурцева. Ему благоволил Сталин, Николай Михайлов был первым секретарем Московского обкома, секретарем ЦК. Так что Екатерина Алексеевна прекрасно понимала, что перевод в Министерство культуры — это опала, удар.

«О Фурцевой отец дома ничего не говорил, — вспоминает Сергей Никитич Хрущев, — мне кажется, что он ее по-человечески жалел. Но политика жалости не приемлет».

Что же послужило причиной массовой чистки высшего эшелона партийного руководства? Почему Хрущев в один день разогнал своих ближайших помощников? Они не достались ему в наследство от предшественников. Он сам их подбирал и выдвигал.

Точного ответа нет и по сей день. Считается, что чекисты записали вольные разговоры нескольких секретарей ЦК, которые они вели в своих комнатах отдыха, попивая чай или более крепкие напитки. Ничего крамольного они не говорили, лишь позволяли себе критически оценивать поведение Никиты Сергеевича.

В составе оперативно-технического управления КГБ существовал второй отдел, занимавшийся прослушиванием телефонов и помещений. Контролеры второго отдела, в основном женщины, владели стенографией и машинописью, их учили распознавать голоса прослушиваемых лиц.

Самым опасным было дурно отзываться о первом секретаре. Это практически всегда приводило к увольнению. Такие записи приносили председателю Комитета госбезопасности, он сам их прослушивал и либо самостоятельно принимал решение относительно судьбы неосторожного критика, либо, если речь шла об очень высокопоставленной персоне, ехал в Кремль. Официальные бумаги, в том числе и из КГБ, поступали в ЦК через общий отдел. Деликатные материалы председатель Комитета госбезопасности докладывал первому секретарю без свидетелей.

Все важные разговоры опытные чиновники вели только на улице, не рисковали пользоваться телефоном или обсуждать нечто серьезное в рабочих кабинетах или у себя на квартирах и дачах. На июньском пленуме 1957 года Маленков, выставляя себя жертвой, говорил, что госбезопасность его подслушивала. Хрущев возразил, что это его подслушивали. Они прекрасно знали, что подслушивали обоих. Маршала Ворошилова подслушивали с 1942 года, когда Сталин разозлился на него за провалы на фронте и назначил на незначительную для бывшего наркома обороны должность главнокомандующего партизанским движением.

Существовал список чиновников, чьи телефоны подлежат «оперативному техническому контролю». К телефонам высокопоставленных аппаратчиков подключались только по особому распоряжению. Один из партийных работников, переведенный в МВД, в первый же день установил, что слушают все его телефоны. Человек опытный и знающий, сразу определил, что его телефон поставлен на прослушивание, — профессиональное ухо улавливает еле слышные щелчки подключения. Он сразу позвонил начальнику Третьего главного управления КГБ:

— Ты зачем меня прослушиваешь? Я ведь не включен в этот список…

Начальник Третьего главка засмеялся:

— Ладно, ладно, снимем с тебя прослушку. Действительно сняли, а заодно убрали еще два жучка, которые были установлены в служебном кабинете замминистра.

Сотрудники КГБ утверждали, что им запрещено прослушивать телефоны и записывать разговоры сотрудников партийного аппарата. Но эти ограничения легко обходили, когда, например, подслушивали тех, с кем беседовал сотрудник парторганов. Все высшие чиновники исходили из того, что их кабинеты и телефонные разговоры прослушивают, и были очень осторожны. В кабинетах опасных разговоров не вели. Но их слушали не только на рабочих местах.

Например, в санатории «Барвиха» был построен корпус для членов президиума ЦК. Обслугу обязали докладывать сотруднику КГБ, который работал в санатории, абсолютно все, что им удавалось услышать и увидеть: как себя ведет член президиума на отдыхе, с кем встречается, что и кому говорит. По существу, личная охрана членов политбюро присматривала за ними. А начальник Девятого управления информировал председателя КГБ о поведении и разговорах руководителей партии и страны.

Удивительно, что секретари ЦК с их-то политическим опытом оказались столь наивными. Не предполагали, что их могут прослушивать? Возможно, опрометчиво считали, что они так много сделали для Хрущева, что он век будет им благодарен?

Есть и другое объяснение. Секретарей ЦК вытеснил с Олимпа Фрол Романович Козлов, избавлявшийся от соперников. Он убедил Хрущева в том, что существует опасная «группа Игнатова», в нее входят Аристов и Фурцева. Козлов с Фурцевой женили детей, стали родственниками, но борьба за власть оказалась сильнее чувств к сватье.

«Я поддержал это предложение, — рассказывал Анастас Микоян, — хотя мне было жать Фурцеву. Но невозможно было ее отделить: она была целиком с ними. Да и Аристов был неподходящий человек с большими претензиями».

Впрочем, скорее всего, смена кадров — единоличное решение Хрущева. Никита Сергеевич не из тех, кто полагается на чужое мнение. Он был человеком увлекающимся. Понравившегося работника мог поднять на головокружительную высоту, но, быстро разочаровавшись, с той же легкостью расставался с недавним любимцем и продвигал нового. Он довольно часто менял работников, потому что не реализовывались связанные с ними большие надежды…

Еще год с лишним, до XXII съезда партии, Екатерина Фурцева оставалась членом президиума ЦК. Фурцева, возможно, до последнего момента на что-то надеялась, рассчитывала, что опала будет недолгой, Хрущев передумает и вернет ее на партийную работу. А может, наивно полагала, что Никита Сергеевич хотя бы сохранит за ней партийное звание. Тогда и министерский пост не страшен. Главное — участвовать в заседаниях президиума ЦК, где решаются все важные вопросы. Это определяет статус и положение чиновника.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});