Смерть меня не найдёт - Ефимия Летова

такой недавно была. И не только я…

Я — уже именно я — держу в руках костяную шкатулку.

— Нет! — громко, неестественно громко говорит Лигран, до этого времени лишь напряженно, но безмолвно наблюдавший за мной.

Ещё не стряхнувшая паутину воспоминаний и видений, я медленно поворачиваюсь к нему, и вижу темноту, сгущающуюся между его ладоней.

Это так… абсурдно и дико, словно я участвую в съёмках в каком-то малобюджетном фантастическом фильме. Магия, на мой неискушённый и в то же время уже замыленный книжками и киношками взгляд, должна быть такой, какой она и была до сих пор — внутренней, невидимой, скрытой. А между тем черный дымящийся шар в руках Лиграна густел, уплотнялся, разбухал, а глаза смотрели на меня пристально, неотрывно, мёртво.

Я поняла, что он сейчас сделает — за секунду до того, как Лигран поднял руки и швырнул в меня смертоносную сферу, прицельно и чётко.

Глава 67

Отступить бы я не успела, но воздух втянул меня внутрь и вышвырнул у противоположной стены, я ударилась плечом о статую Единой, взвыла от боли.

Совсем недавно я скучала по боли. Кажется, зря.

Лигран, сосредоточенный, неестественно медлительный и совершенно бесчувственный на вид, похожий на киношного киборга, плавно повернулся ко мне. Кажется, я наскучила ему раньше, чем ожидала. А ведь можно было просто сказать, что "дело не в тебе, дело во мне, давай останемся друзьями" и всё такое…

От второго удара я уклонилась так же, не успев обдумать, оценить ситуацию во всей её катастрофичности. Мобилизовавшийся донум вырвал меня из одного куска пространства и впечатал в другой, оказавшийся каменным "иконостасом". Металлическая статуя, в которую угодила чёрная сфера, разлетелась на куски, в ржавую труху, один из срикошетивших острых осколков царапнул щёку, я автоматически слизнула тонкую струйку крови.

Я жива. Действительно, жива.

И значит, могу умереть…

Увернуться от третьего удара уже не успела — то ли неосвоенный дар засбоил, то ли отвлеклась на ржавый вкус крови на языке. Смотрела, как летит в меня, целясь куда-то в грудь, спрессованная тьма, потрескивающая и мерцающая, словно шаровая молния.

Откуда-то снизу, навстречу первому сгустку тьмы, рванулся ещё один, поменьше. Тень, не шарообразная, скорее, вытянутая, размазанная в пространстве, сбила в полёте магическую сферу — я инстинктивно зажмурилась, ожидая взрыва, но его не последовало.

Смертельный шар, разорвавший металлическую статую в клочки, мой нежданный спаситель катил по каменному полу, как шерстяной клубок. Стукнул лапой, раз, другой — и тьма лопнула чернильным пузырём, почти как призрачная паутина, тогда, в подземном переходе.

Мой верный котик, кажется, идёт по моему следу лучше любого охотничьего пса. И готов защищать, даром, что неживой.

Лигран сделал шаг ко мне, ещё шаг, и в его остекленевших глазах я снова увидела собственную смерть. Неотвратимую, беспощадную, холодную. Ксамурр вклинился между нами, оскалился, беззвучно захрипел, и, чувствуя его крошечные, почти невесомые лапки-косточки на ногах и животе, я вдруг пришла в себя, стряхнула оцепенение. Краем глаза отметила новую фигуру, напряженно застывшую в дальнем конце зала — фиолетовая хламида, бритая голова.

Ещё один служитель?!

Почему бы и нет, но…

Внушение! Лигран говорил, что ему нечего противопоставить внушению жрецов…

— Ксамурр! — беспомощно шепчу, прижимаясь щекой к мягкому боку — Лигран говорил, что на тактильном уровне иллюзия даёт нам то, чего мы от неё ожидаем, этакий самообман с магической подоплёкой. Даже в таком состоянии я ещё не настолько сошла с ума, чтобы надеяться, что кот, пусть даже столь необычный, может меня понять и выполнить просьбу. — Ксамурр, служитель… убери его, прошу! — и сталкиваю кота с живота.

Кот упирается, вцепляется в меня — его острые загнутые когти, впившиеся в живот, тоже не более чем иллюзия, и я стряхиваю его с себя без особых усилий. Страшное на вид, но беззащитное, безобидное, в общем-то, существо.

А Лигран, красивый до судорог, опасен.

— Того вон, в рясе! Убери его отсюда, ну! — несу, сама не зная, что.

Пусть я сошла с ума, сейчас это неважно. Лигран наклоняется, протягивает руки к моей шее, как в замедленной съёмке, будто пребывая в ином времени, так же неотвратимо, как время, глядит куда-то вбок, сквозь меня, а я вжимаюсь в стылую жесткую стену. Без особой надежды упираюсь руками в его грудь, но донум — теперь-то я знаю, заимствованный, едва ли не украденный — не работает. Если бы не ладони мужчины, почти чувственно скользящие по моим рукам, не сжимающиеся на шее стальные пальцы, я могла бы подумать, что он хочет поцеловать меня.

И ведь целовал, совсем недавно…

Может быть, эта томительная, внушающая ужас медлительность каждого его действия говорит о том, что он сопротивляется внушению? Если бы… Я помнила, как быстро сломал мою волю Верховный жрец, моментально. Противодействие казалось немыслимым.

Вот так глупо, абсурдно, нелепо Лигран меня сейчас и убьёт.

Я должна защищаться, хоть как-то, хоть чем-то, тянуть время, разговаривать, кричать, бить ногами, но я ничего, совершенно ничего не делаю. Хотя моя предыдущая смерть оказалась на поверку ненастоящей, всего лишь по большому счёту репетицией, я уже успела перестать её бояться.

— Ты этого не хочешь, — голос сбивается на хрип, а руки цепляются за ромбики в висках, и я срываю их, чтобы в последний раз посмотреть в его настоящее лицо, если доживу до снятия иллюзии.

Наши взгляды встречаются. Как и раньше, как и всегда, я ничего не могу прочесть в его глазах, болотного цвета крапинки лопнули, тёплый шоколад потемнел. Руки, болезненно сжавшиеся на горле, так, что воздух ещё проходит, но едва-едва, начинают мелко дрожать.

— Ты этого не хочешь… Ты — этого — не хочешь!

Я повторяю эту фразу, то про себя, то вслух — звук почти не протискивается сквозь губы, голова кружится. Я должна сопротивляться, должна биться, как вытащенная на сушу рыба, как человек, которого утаскивает на морское дно расшалившийся кварк! А мне до абсурда хочется еще больше прильнуть к его рукам, которые дрожат и вибрируют, словно вот-вот взорвутся.

Он мог закончить со мной ещё целую вечность назад, судя по всему, приказ служителя был вполне конкретен. Но…

Мои руки, всё еще запутавшиеся в его волосах, густых и шелковистых, как из рекламы шампуня, становятся липкими, и, с трудом оторвавшись от его глаз, я смотрю на собственные пальцы — на них пятна густой бордовой крови. И на этот раз это не моя кровь.

А в следующий миг стальная хватка рук разжимается, и я тут же отползаю