Обнаженная тьма - Елена Арсеньева

Так. Вроде бы все эти воспоминания очень похожи на реальность. Но каким образом в них затесалась та сероглазая докторша из поликлиники? Гелий отчетливо вспомнил ее стоящей возле Вадькиной калитки, и как она говорила с укоряющим выражением: «А зачем сбежал? Тебя для того отвезли в больницу, чтоб сбегал?» А потом добавила: «Что, до брата не дозвонился? Он о тебе волновался…»

Нет, это был все-таки сон или бред. Той докторше совершенно неоткуда было взяться в Лапшихе.

Бред, бред…

Гелий уткнулся лицом в подушку и принялся молиться богу и всем святым, чьи имена только приходили на память, чтоб все было сном. Страшным сном, в конце которого – его возращение домой с поминок, и приоткрытая дверь сеней, и пропахшая борщом горница, посреди которой, мучительно согнувшись, лежал мертвый Эльдар, а все вокруг было усыпано солью.

Гелий резко сел.

Нет! Этого не было! Это лишь кошмар, порожденный болезнью, привязавшейся к нему после того, как он разрядил дедов наган в проклятущего Дему. Он не сбегал из больницы, не приходил на Вадькины поминки, не огрызался на сероглазую докторшу, не видел закоченелой руки брата, сжимающей смятую пачку с надписью «Сiль кам'яна». Все это ему приснилось, и теперь осталось только встать и тайком уйти из больницы, иначе Эльдар с ума сойдет от беспокойства.

Гелий сел, спустил ноги с кровати, но тут же вынужден был снова лечь – голова закружилась так, что его даже затошнило, будто от голода. Ну да, ведь слоеный пирог с мясом, винегрет и всякие там блины, которые подавались на поминках, ему лишь приснились, на самом деле он ничего не ел со вчерашнего дня, потому что в доме не было денег, и еды никакой не было. Стипендию они с братом давно проели, вернее, Эльдар ее пропил, а зарплату ему должны были дать только в понедельник, и то не факт, что снова не задержат. То есть борщ, запах которого преследовал Гелия даже теперь, варить было не из чего! Во сне Гелий тайком сунул в карман куртки большой кусок пирога, чтобы отнести брату… а наяву Эльдар останется голодным, как и он сам. Голодным и пьяным.

Да ладно, не в первый раз, подумаешь. Зато брат жив!

Осторожно приотворилась дверь, и уже знакомые силуэты в пижамах проскользнули в палату, принеся с собой густой табачный дух. Гелий еле сдержался, чтобы не раскашляться. Еще немного пошептавшись, мужики улеглись на кровати. Один почти сразу начал сладко похрапывать, а другой все ворочался с боку на бок, взбивал кулаком подушку, пил воду – словом, никак не мог угомониться.

Гелий лежал, ругая себя за то, что не смылся раньше, чем вернулись соседи. Теперь жди вот, пока этот непоседа заснет! Но ничего, по коридору вон тоже кто-то ходит туда-сюда. Во сне он сбежал совсем уж глубокой ночью, когда и медсестра вздремнула на своем диванчике.

Во сне?..

«Во сне», – твердо сказал себе Гелий и лег на спину, глядя в темный потолок.

Черт, как жаль, что у них так туго с деньгами, а точнее, их просто нет. По-хорошему, Эльдару нужно лечиться. Закодироваться или зашиться – да мало ли какие штуки придуманы для алкашей! Мерзкое слово, но Гелий вполне отдавал себе отчет в том, что его брат – алкоголик, запойный, и бесполезно ждать чуда, надеяться, что он завяжет сам. Ведь Эльдар пьет не от пристрастия к пьянству – он заливает водкой свою неудавшуюся жизнь, которая и вовсе разбилась вдребезги с того раннего утра, как Гелий убил Дему, а старший сын Корнилова Слава увез его на рыбалку и потом, на следствии, холодно заявил, что Гелий был с ним все время, с трех часов утра, а значит, никак не мог между четырьмя и пятью (криминалист утверждал, что смерть наступила именно тогда) прикончить «этого старого козла». Да-да, Слава так и выразился – без всяких церемоний, и, что характерно, это никого особенно не шокировало. Гелий понимал, что поселок вздохнул с облегчением, узнав об участи Демы, однако закон, как говорится, есть закон, тем более что участковый Малявка просто на стенку лез от ярости, будучи не в силах найти убийцу. Поговаривали, что происходило это отнюдь не от служебного рвения: Малявку крепко взяли за жабры Демины дружки, а особенно – его «крыша», которая не собиралась оставить без последствий такой урон своему авторитету.

Впрочем, о происходящем Гелий узнавал урывками, да и то с опозданием. Все эти дни он провел дома, лежа в постели. Рыбалки тоже не получилось: стоило затрепыхаться на песке первой же снятой с крючка рыбешке, как Гелий вспомнил дергающуюся ногу Демы – и свалился без памяти. Потом Слава осторожно намекнул Эльдару, что это здорово напоминало эпилептический припадок, но уверенно сказать он не может, поскольку не специалист. Этот беглый вывод оказался, однако, точен… Внезапная болезнь Гелия никого в поселке не удивила: Петька Ховрин тоже лежал с нервным припадком, сначала к нему одна за другой приезжали «Скорые», а потом мальчишку увезли в больницу аж в Москву. Народ немножко поудивлялся, что Гелий после такого потрясения вообще собрался на какую-то рыбалку, но, собственно, что ж тут удивительного? Решил немножко развеяться, а силенок-то и не рассчитал.

Дему кляли на чем свет стоит и благодарили того неведомого, кто избавил поселок от тирана. Хотя, конечно, это был такой же отморозок, а все равно – спасибо ему.

Да, версия была именно такая: Дему пришил свой, не поделили чего-то братки, не сошлись в демократических принципах! В минуту просветления Гелий сам слышал, как Елизавета Петровна, зашедшая его проведать, обсуждала это с братом. Эльдар что-то невразумительно мычал по своему обыкновению, однако Елизавете Петровне не особенно-то был нужен собеседник, она говорила и говорила, а Гелий слушал – и едва сдерживался, чтобы не вскочить и не ворваться в соседнюю комнату с криком: «Никакой не отморозок! Это сделал я!»

В его замутненном болезнью, потрясенном сознании первенствовал страх. Он смертельно, до судорог боялся ареста, мрачного автозака, на котором его отвезут в милицию, зарешеченного «обезьянника», равнодушного следствия, допросов, признаний, суда – всего этого кошмара, напоминающего большое железное колесо, которое переедет Гелия и оставит его раздавленным, сломленным, униженным – а главное, готовым для новых унижений. Слава богу, грамотные! Знаем, что делают на зоне с теми, кто убил своего! «Так жопу надеру своим пистолетом, что полжизни раком ползать будешь. А ну, подставляй задницу!» – эти слова Демы беспрестанно жалили память, как докучливые осенние мухи, и Гелий никак не мог их отогнать. Они плодились, множились, они откладывали в его сознании личинки, из которых снова и снова рождался страх.

Страх подавлял все чувства – кроме одного. Это было возмущение несправедливостью жизни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});