Легенды Западного побережья (сборник) - Урсула Ле Гуин

Едва прозвучали эти слова, толпа, собравшаяся на площади Совета, так загудела, что стало ясно: это было именно то, что люди и хотели услышать. И Оррек заканчивал свое повествование под неумолчный, восторженный рев толпы. Люди восхищались его искусством и прославляли его; они были исполнены такого ликования, словно их самих только что освободили из оков и цепких лап страха. Оррека, спустившегося на крыльцо, так обступили со всех сторон, что мы с Грай оставили всякую надежду пробраться к нему.

С конских спин нам было хорошо видно, как бурлит толпа вокруг Оррека и Тирио, медленно увлекая их к улице Галва. Грай, спрыгнув на землю, мгновенно укоротила стремена на Бранти, чтобы я могла достать до них, потом снова взлетела в седло и крикнула мне: «Держись за бока коленями и не хватайся за поводья!» Мы стали пробираться сквозь бурлящую толпу, и до меня то и дело доносились похвалы, шутки и прочие комментарии по поводу моей первой в жизни поездки верхом. Нам удалось не только выехать с площади, но и успешно пересечь три моста и добраться по улице Галва до Галваманда.

Люди расступались, давая нам проехать, так что вскоре мы поравнялись с Орреком и Тирио. Спрыгнув с седла у ворот нашей конюшни, я бегом бросилась в дом, чтобы успеть на встречу Тирио и Лорда-Хранителя. Увидев свою старинную подругу, он резко поднялся, а она бросилась к нему, протягивая руки и сквозь слезы повторяя: «Султер! Султер!» Некоторое время они стояли, обнявшись, не скрывая слез. Они дружили с юных лет; возможно, когда-то даже были любовниками; во всяком случае, когда-то они оба были молоды, богаты и счастливы, а потом наступили долгие годы позора и боли, которые их разлучили. И теперь он стал калекой. А она была избита до полусмерти, и голову ее покрывали кровавые раны, потому что альды выдирали ей волосы целыми прядями. И я вдруг вспомнила, как однажды Лорд-Хранитель ласково сказал мне – казалось, это было очень-очень давно: «Нам всем есть что оплакивать, Мемер». И вспомнив эти его слова, я тоже заплакала – я оплакивала их судьбу; я плакала из-за того, что мир наш так печален.

Стоя в дверном проеме и пытаясь скрыть от окружающих свои слезы, я заметила, что Оррек тихонько подошел ко мне и встал рядом. В глазах у него все еще светилась светлая радостная растерянность, какая бывает у тех, кого народ заставил вылезти из собственной скорлупы и говорить от имени всех. Обняв меня за плечи, Оррек наклонился и тихо сказал: «Привет конокрадам!»

* * *

Похоже, Орреку с помощью Леро все-таки удалось склонить чашу весов в свою сторону. В последующие несколько дней в городе было все еще неспокойно, но такой угрозы уже не чувствовалось, да и жажда мщения несколько поубавилась. Правда, еще хватало гневных споров и разговоров, но за оружие хватались значительно реже. К тому же Дом Совета был открыт для любых дебатов, связанных с грядущими выборами.

Однако в Галваманд люди по-прежнему приходили – и чтобы поговорить с Лордом-Хранителем, и чтобы исполнить «танец лабиринта» на черно-серых плитах у нас во дворе. Да, наконец-то мне удалось это увидеть! Я собственными глазами видела, как женщины танцуют этот танец. А через день или два к ним присоединилась и наша Иста. Нахмурившись, с посудным полотенцем в руках, она вышла во двор и заявила: «И все вы делаете неправильно! Сперва нужно повернуть вот здесь, а потом пропеть «Эхо!» и только после этого сворачивать вот сюда». И она показала женщинам, как нужно правильно танцевать этот танец, который исполняют в знак благодарности богам. А потом, разумеется, снова вернулась на кухню.

В эти дни у Исты было особенно много работы; впрочем, дел хватало и у меня, и у Боми, и даже у Состы. Люди все время приносили к порогу нашего дома какие-нибудь дары; дарили в основном еду, понимая, как тяжело, должно быть, приходится нам с нашим фамильным гостеприимством, когда в доме постоянно толпятся люди. Иста даже научилась принимать эти подарки. Она решила воспринимать их не как подношения, сделанные в знак уважения или в качестве «дани правителю», а так, как и подобало в доме Лорда-Хранителя: как некогда взятое в долг и теперь возвращенное обратно. В общем, голова у нашей Исты работала в том же направлении, что и у большинства горожан. Если уж у жителей Ансула действительно в крови стремление к миру, то и любовь к коммерции у них тоже в крови.

Иалба вместе с Тирио вернулась в казармы, чтобы ухаживать за Иораттхом, ожоги которого оказались достаточно серьезными и заживали медленно. Но уже через день Тирио прислала в Галваманд трех женщин – помогать в работе по дому. Все они были жительницами Ансула, которых когда-то, как и Тирио, схватили, превратили в рабынь и заставили обслуживать солдат. Когда Тирио удалось завоевать расположение ганда, она первым делом помогла своим соотечественницам – вытащила их из казарм и дала более пристойную работу в качестве дворцовой прислуги. Одна из этих девушек – ее поймали на улице и отдали на потеху солдатам, когда ей и одиннадцати лет не исполнилось, – стала по вине альдов калекой и немножко тронулась умом, но когда ей поручали простую работу, которую она могла спокойно выполнять одна, она делала ее очень хорошо и охотно. Две другие были из весьма знатных семей и прекрасно знали, что и как следует делать, когда в доме гости, и оказались для нас просто бесценными помощницами.

Впрочем, Иста сперва была настроена по отношению к ним почти враждебно и даже пыталась помешать им вести разговоры с Состой и со мной. «Вы только подумайте, кем они были!» – кипятилась она, хотя никакой их вины в этом и быть не могло. Но Иста все же считала, что они «неподходящая компания для молодых девушек из хорошего дома», и продолжала что-то бубнить на эту тему, хотя ни девушки, ни мы с Состой на это особого внимания не обращали. У одной из этих молодых женщин был друг; она познакомилась с ним, будучи рабыней; он тут же переехал к нам и очень помогал со всякой тяжелой работой. Они отлично поладили со старым Гудитом, потому что человек этот раньше был каретником и умел, например, построить настоящую повозку из тех разрозненных обломков, которые Гудит тщательно собирал все эти годы.

Так что всего за несколько дней народу у нас в доме значительно прибавилось, и я была этому очень рада. Там теперь звучало куда больше живых голосов и стало не так много безмолвных теней. Да и порядка, честно признаться, там тоже стало больше. И намного меньше пыли на алтарях – теперь их касались, проходя мимо, все наши многочисленные посетители, а не только я да Лорд-Хранитель.

А вот его я в эти дни видела совсем редко. И только на людях.

И я ни разу не ходила в тайную комнату – с той самой ночи, когда моими устами впервые заговорил оракул.

Моя жизнь внезапно и полностью переменилась. Теперь она проходила больше на улицах, а не среди книг, и я целыми днями разговаривала с другими людьми, которых у нас бывало немало, а не только по вечерам и с одним-единственным человеком. Да сердце мое в эти дни было настолько отдано Орреку и Грай, что порой я о Лорде-Хранителе даже и не вспоминала. А если испытывала из-за этого стыд, то тут же находила для себя извинение: это раньше я была нужна ему как единственный близкий человек, а теперь он больше во мне не нуждается, теперь он снова стал настоящим Лордом-Хранителем, и составить ему компанию мог хоть целый город, а для меня у него и времени-то нет.

А у меня не было времени, чтобы пойти в тайную комнату – ночью, как раньше. За день я страшно уставала. К ночи я способна была только поцеловать свою маленькую статуэтку богини Энну и тут же засыпала. Книги в той комнате помогали мне оставаться живой, пока мертв был мой город, но теперь он снова возвращался к жизни, и у меня не было в них никакой нужды. Ни времени, ни нужды, ни потребности.

А если причина все же была в том, что я просто боялась пойти туда, боялась той комнаты, тех книг, то думать об этом я не желала и не позволяла себе понять, что дело именно в этом.

Глава 15

В те первые дни лета мы, казалось, уже совсем позабыли об альдах, словно их и не было у нас в городе. Вооруженные волонтеры из числа местных жителей бдительно охраняли порядок на улицах и не спускали глаз с альдских казарм и конюшен ни днем ни ночью, создав нечто вроде народной милиции и учредив посменные дежурства. Да и в Доме Совета речь шла исключительно о делах самого Ансула, а совсем не об альдах. Там каждый день проходили весьма многочисленные и бурные собрания под руководством наиболее достойных людей, имевших опыт управления страной и решительно настроенных на восстановление былого могущества Ансула и его прежней политики.

Пер Актамо, разумеется, был в самом центре всей этой деятельности, и, хотя ему не было еще и двадцати пяти лет, все тут же увидели, что это прирожденный руководитель. Кипучая энергия и ум Пера не давали старикам, бывшим членам Совета, слишком быстро скатываться к принципу «а мы всегда так делали». Прежние способы руководства и управления страной Пер то и дело подвергал сомнениям, спрашивая присутствующих: а нельзя ли сделать лучше? И постепенно начинали вырисовываться и новое устройство Совета, и основные законы, свободные от многих ставших бессмысленными традиционных правил и закавык. Я часто ходила послушать, как выступает Пер и некоторые другие, когда собрания бывали открытыми, потому что это было действительно здорово и вселяло надежду. А сам Пер каждый день приходил в Галваманд, чтобы посоветоваться с Лордом-Хранителем. Почти столь же часто приходил и Сулсем Кам вместе со своим сыном Султером Камом. Сам Сулсем обычно стоял за то, чтобы все по-прежнему делали «как всегда», а вот его жена Эннуло поддерживала идеи Пера Актамо. Поддерживал их и Лорд-Хранитель, хотя в лоб своего мнения обычно не высказывал и всегда стремился примирить противников, заставить их выйти за пределы простого спора и соревнования мнений.