Галоп - Сергей Куприянов

Корабль уже ушел с орбиты, а спутники все продолжали снимать и посылать нам вдогонку сигналы. Потом перестали. Но несколько дней, пока мы находились в зоне досягаемости, я имел возможность наблюдать, как дурачок, оставшись на базе один, устраивает свою жизнь. Собственно, вся его жизнь в основном проходила в одном из жилых блоков, который он изредка покидал, чтобы сходить в столовую или на склад за продуктами. И еще он вывозил мусор на своей тележке. После пожара и погрома мусора было много, так что утилизатор некоторое время работал в авральном режиме, поглощая расчлененные трупы массипо, обгорелые вещи, брошенное оружие и многое другое.

Я, естественно, наверняка не знаю и знать этого не могу, но мне отчего-то кажется, что он там счастлив. По крайней мере ничего, что указывало бы на его расстроенные чувства или смятенное состояние, на экране не было видно. Регулярно трудится, регулярно ест, почти не выходит за пределы базы.

Пару раз к нему в гости наведывались дикари, и он загодя открывал им ворота, удаляясь в свой блок или продолжая работать. Впечатление такое, что он не стремится с ними встречаться. Да и ни с кем не стремится. Уходят, унося с собой железо и еще что-то, он ворота закрывает. Идиллия.

Как-то говорун высказался в том смысле, что они не трогают своих. Я понял кого. Телепатов. Будь это животное или гуманоид. Сильных и не очень. Только бы он не смеялся.

Знаете, у меня тоже что-то произошло со способностью смеяться. И еще по ночам мне иногда мнится, будто кто-то шепчет: «Костик хороший».

Мне пришлось ответить на несколько неприятных вопросов. В отличие от дикарей, врать я еще могу. Без этого, как я понял, человечество просто не стало бы тем, кем оно является. Не было бы торговли, искусства, даже науки. Но, скорее всего, не было б и войн. Уж не знаю, что лучше.

У меня остался один вопрос, который я так и не решился задать говоруну. Если у них все мысли, все чувства едины для всех, то есть являются общественным достоянием, то как у них с любовью? Как чувством и как плотским влечением, так сказать, процессом. Что, тоже на всех делится? Тогда они все поголовно должны находиться в состоянии непрекращающегося оргазма. Только как раз этого я что-то и не заметил.

Через шесть дней нам встретился корабль, идущий прямиком на Землю, и меня на него пересадили. Этот момент я помню плохо, потому что пил уже просто беспробудно. Утром, днем, вечером и даже ночью. Меня перегрузили как багаж. Вместе с моим мультимолекулярным чемоданом. А на следующий день я узнал, что тот, предыдущий корабль потерпел крушение, столкнувшись с каким-то космическим телом. Честно скажу, я ничего при этом не почувствовал, ни страха, ни сожаления. Просто выхлестал еще одну бутылку. Или не одну. Не помню. А потом корабельный врач вкатил мне лошадиную дозу снотворного и положил под капельницу. Потом он утверждал, что я там пролежал двое суток. Не уверен. За датами и временем я к тому моменту уже не следил. Но почему-то мне кажется, что больше. Я ему потом подарил три бутылки отличного коньяка.

Надо сказать, на Земле меня пытали куда больше, чем на корабле. Одних отчетов я штук восемь написал. Следователи, психологи, этнологи, военные, бабы, мужики – два месяца они кружили вокруг меня словно мухи, наровя ужалить каждый по-своему.

На ипподром меня не пустили. Парни из Ассоциации буквально на дыбы встали, пригрозив вдобавок иском за Инжара. Но это так, для острастки. Было здорово обидно наблюдать за любимым делом всего лишь с трибун. Но зато там же, на трибунах, я придумал свой план мести. Даже не мести, а возможности получить некоторую компенсацию за несправедливость. Тотализатор. Тут, думаю, много объяснять не надо.

Некоторое время я ходил на скачки и делал относительно небольшие ставки, выигрывая и проигрывая. А заодно и пробовал свои возможности. Ничего, они у меня были. Главное знать, что они у тебя существуют в принципе. Ну и сделал один раз ставку на аутсайдера. Гуго никогда не считался хорошим скакуном. Но теперь-то я знал, что ему просто не везло с жокером. Мне даже не пришлось притормаживать его соперников. На финише он опередил остальных на два корпуса. А мой бюджет неплохо пополнился. И еще появилась уверенность, что хлеб с маслом я всегда заработаю, хотя в средне срочной финансовой перспективе мой барометр показывал «ясно». К тому же серьезный спортивный журнал пригласил меня в качестве своего обозревателя.

В общем, у меня был повод устроить себе маленький праздник, и я отправился в ресторан рядом с ипподромом. Хорошее заведение, спокойное, с приличной кухней и меня там знают. Правда, мне не всегда бывало по карману там пообедать, но, надеюсь, такие времена для меня миновали.

Едва войдя в зал, я увидел там его. Сначала я увидел заправленный в карман пустой рукав пиджака, а потом его изуродованное лицо, которое он стремительно повернул ко мне, будто я его окликнул. Хотя, может, и окликнул, только не вслух.

Если бы он не усмехнулся, встретившись со мной глазами, я бы не стал подсаживаться к нему за столик. Свободных мест в зале было полно. Но он усмехнулся и я пошел к нему.

– Разрешите?

– Прошу, – кивнул он, глядя мне в глаза.

Я не люблю таких взглядов в упор – давящих, изучающих. Наглых.

Официантка, уже немолодая, с бейджиком «Анна» на груди, подскочила ко мне раньше, чем я опустился на стул.

– Добрый день. Что будете заказывать? Или пока предложить вам меню?

– Меню. И бокал белого вина.

– Сию минуту, – улыбнулась она и упорхнула, оставив не столе книжку меню.

– Уже вернулись? – спросил меня он.

– В каком смысле?

– Из путешествия. Что-то вы быстро. Раньше чем через год я вас не ждал.

– А вы, простите?…

– Кир. Зовите меня Кир.

– Макс, – в свою очередь представился я, разглядывая его лицо. Вблизи было видно, что над ним уже поработали пластические хирурги, но до идеала оставалось еще очень далеко.

– Да, я знаю. Советую вам заказать вареную телятину под соусом. Нежнейшая.

– Спасибо. Какое путешествие вы имеете в виду?

– К дикарям, естественно. На родину наших лошадок. Или там что-то произошло?

Мне показалось, что в его глазах промелькнула хитринка, которая появляется тогда, когда человек знает больше того, что произносит вслух.

– Мне кажется, что вам это должно быть известно и без меня.

– Откуда бы?

В другом конце зала кто-то громко уронил нож на тарелку, Кир вздрогнул и обернулся на звук, явив мне свой профиль, и тут я его узнал.

Да, его здорово изуродовали. Нос, щеки губы, разрез глаз – все другое. Но линии лба и подбородка остались прежними. Кир Олки! Великий был тренер. Попасть к нему многие считали за счастье. За мастерство и редкую удачливость его прозвали Колдуном. А больше, наверное, за то, что он как никто другой понимал животинок. Но года три или четыре назад случился какой-то скандал, что-то там со ставками и договорными заездами, дело шло к суду, и он ушел из спорта. И пропал, как сгинул. Ни слуху, ни духу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});