Наследство - Кира Измайлова

Фургон время от времени останавливался: Эрик или возница открывали ворота (луна были расчерчены изгородями) и закрывали их позади, – потом снова трогался в путь. Впереди показались какие-то строения, раскрылись последние ворота – высоченные, тяжелые, да и частокол под стать, в самый раз осаду за таким высиживать! – и усталые лошади втащили повозку на обширный двор.

– Посидите пока тут, барышня, – попросил Эрик, выпрыгивая наружу. Слышались голоса, женские в том числе, а Марии-Антонии вдруг захотелось не выбираться из уютной крытой повозки, ни на кого не смотреть, ничего не делать…

– Тони! – окликнул знакомый голос. – Тони, ну где ты там?

– Да здесь же! – ответила она и чуть было не упала, шагнув за борт фургона, но сильные руки схватили ее за бока, подержали немного на весу и поставили на землю. –Ты как тут…

– А я следом за вами выехал, погонял, как мог, – беззаботно ответил Генри, улыбаясь во весь рот, точно, как его псы! – Вот и опередил. И присматривал еще, чтобы кто чужой не пристроился. Ты как?

– Доставили в целости и сохранности, – вступил Эрик, перекрыв своим басом все остальные голоса. – Барышня вроде не в обиде, а?..

– Не в обиде, – заверила принцесса, – все было замечательно.

– Я ж говорил, братец, а ты спорил, мол, ерунда, – прогудел Эрик. – Нашел, с кем спорить. Будто мы контрабанду не возили!

– «Братец»? – Мария-Антония нахмурилась, посмотрела на Генри. – Я чего-то не понимаю? Ты сказал, что здесь живут твои друзья!

– А так и есть, – спокойно ответил он. – Я понимаю, это редко бывает, чтобы родичи были еще и друзьями, но мне повезло. Ты не беспокойся, Тони. Это вот Эрик Йоранссон, мой младший сводный брат. Там еще где-то человек пять болтается, не считая девок, так что…

– Снова приволок свои беды в семью? – раздался откуда-то сверху вовсе уж невозможный бас, и девушка невольно вздрогнула.

– А это папаша, в смысле, мой отчим, – просветил Генри, даже не оглянувшись. – Свен Йоранссон к твоим услугам! Вообще-то, младшие должны зваться Свенссонами, но местные не поймут, сложно слишком. Так что…

– Ты не болтай лишнего, – буркнул еще один великан, превосходящий размерами не только Генри, но и Эрика, пожалуй. – Что натворил?

– Ничего. Задание, – коротко ответил Генри. Он по сравнению с широким и массивным отчимом выглядел едва ли не подростком. Мария-Антония видела, впрочем, что белокурый гигант отнюдь не тяжеловесен, видела, с какой грацией он движется и понимала: это опасный человек. – Мне бы девушку приберечь. А так сам справлюсь.

– Так передай ее матери, – хмуро велел Свен. Потом вдруг потрепал великовозрастного пасынка по затылку, ухмыльнулся. – Ну не меняешься, а!

– Уж какой уродился… – буркнул тот, приглаживая волосы и нахлобучивая шляпу. – Пойдем, Тони, к матушке. Будешь пока при ней…

– Это и есть твое «надежное место»? – спросила она.

– А нет, что ли? – нахмурился он. – Куда надежнее? Шестеро братьев, сестры с зятьями, работники… Не думай, что если мы далеко от Территорий живем, так не умеем оружие в руках держать!

– Ты с ума сошел? – проговорила Мария-Антония сведенными от бешенства губами. – Ты семью в это впутать решил?! Не смей, Генри Монтроз, слышишь меня? Если ты…

– Ого! – сказал кто-то рядом глубоким грудным контральто. – Если ты и приводил прежде девушек, то до противного послушных, Анри!

– Это не моя девушка, – огрызнулся Генри, а принцесса развернулась к говорившей.

То была статная женщина средних лет, немного располневшая, но все еще красивая той красотой, что с годами не блекнет, а проявляется лишь ярче. У Генри были ее глаза.

– Тебя не исправить, – говорила женщина с едва заметным грассирующим акцентом, так, во всяком случае, казалось принцессе, использующей «переводчик». – Ладно, оставь бедняжку, я сама ею займусь! А сам иди к братьям, они заждались!

– Ты только до смерти ее не заговори, – мрачно попросил Генри и покосился на принцессу, мол, прости, иначе никак. – Это, говорю же, по службе!..

– Иди! – махнула на него передником мать. – Делом займись хоть раз в жизни! Шалопай, – объяснила она Марии-Антонии. – Но так похож на моего первого мужа, что никаких сил нет с ним спорить! Тот тоже вечно удирал в прерии, постоянно у него были какие-то неведомые… задания!

Девушка улыбнулась, понимая, что ей придется нелегко. Впрочем, после Мариам Шульц некая Адель Йоранссон могла не приниматься в расчет…

…Генри с тревогой присматривался к принцессе: как еще воспримет фермерский быт, как отреагирует на матушку – а Адель могла заговорить кого угодно! Но вроде бы девушку ничто не смущало, а с Аделью они живо нашли общий язык. Вернее, как показалось Генри, принцесса вовсе не слушала, что несет мамаша, только кивала в нужных местах, и этого было вполне довольно. Правда, пришлось подождать, пока Адель выпустит свою жертву во двор…

– Ты как? – спросил он участливо. – Мамаша кого угодно заговорит!

– Она очень мила, – серьезно ответила девушка. – И сильно беспокоится о тебе. Я ничего не сказала ей, не беспокойся.

– Да я и не беспокоюсь, они привыкшие… – буркнул Генри. – Пойдем, я тебя с остальными познакомлю!

И он потащил ее по обширному подворью: там были Эрик, Свен-младший, Диран, прочие, прочие, прочие…

– А это вроде бы Анита, хотя я могу и перепутать, – сказал он, глядя на копошащегося в песочнице ребенка лет трех от роду. Малолеток тут было предостаточно. – Ну, точно Анита! Ее родинки! Дочка моей младшей сводной сестры, – пояснил Генри.

Малышка посмотрела на незнакомцев и улыбнулась во весь рот, после чего вернулась к прерванному занятию: она расковыривала погремушку, пытаясь разобраться в ее устройстве. Такие игрушки здесь делали из обычного сушеного гусиного горла, насыпав внутрь горошин…

– Ты что?.. – поразился Генри, когда Мария-Антония выхватила у ребенка эту погремушку и зашвырнула подальше, несмотря на отчаянный рев. Правда, плакать малышка почти сразу же перестала, отлично зная, что никто на обиженный крик не явится, а нашла себе новое занятие – стала чертить борозды в песке.

– Нельзя, – проговорила девушка сведенными от непонятного чувства губами, – нельзя давать такие игрушки ребенку, который может их разобрать. Там горошины внутри, подавится – и всё… и конец…

И такое было у нее выражение лица, так застыли серо-голубые льдистые глаза, подернувшись влагой, что Генри вдруг понял, понял и застыл в растерянности, не зная, что сказать.

– Тони, – вымолвил он, наконец, – Тони… Так ты… у тебя…

– Да, Генри, – сказала она спокойно, глядя в землю. – Я достаточно долго была замужем, чтобы родить ребенка. Сына. Наследника. Он умер, Генри.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});