Творения, том 10, книга 1 - Иоанн Златоуст

Иметь вдохновение от Духа одинаково свойственно обоим, и пророчествующему и говорящему языками; но первый, т. е. пророчествующий, имеет преимущество пред последним в том, что он еще полезен слушателям. Говорящих языками не слышали не имевшие этого дарования. Что же? Неужели они не назидали никого? Да, говорит, только самих себя. Потому (апостол) и присовокупляет: "кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя" (ст.4). Каким же образом, если он не знает, что говорит? Но здесь (апостол) беседует о тех, которые знали, что говорили, знали сами, но не могли передать другим. "А кто пророчествует, тот назидает церковь". Какое различие между одним и церковью, такое же различие между первым и последним. Видишь ли мудрость (апостола), как он не обращает этого дара в ничто, а показывает, что он, хотя приносит пользу, но малую, и достаточен только для обладающего им? Потом, чтобы не подумали, будто он по зависти к ним унижает языки, – а дар этот имели многие, – он отклоняет их подозрение и говорит: "желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали. Ибо пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он притом будет и изъяснять, чтобы церковь получила назидание" (ст.5). Выражения: лучше и превосходнее означают не противоположность, но преимущество.

2. Отсюда также видно, что он не порицает дарования, но руководит слушателей к лучшему, показывая и свое попеченис о них, и свою душу, чуждую всякой зависти. Не сказал: двое или трое; но – "желаю, чтобы вы все говорили языками", и не только этого желаю, но и того, чтобы вы пророчествовали, и последнего более, нежели первого, "ибо пророчествующий превосходнее". Когда уже объяснил и доказал предмет, тогда и объявляет свое желание, впрочем не просто, но с прибавлением: "разве он притом будет и изъяснять"; если он будет способен и к этому, т. е. к истолкованию, тогда, говорит, он делается равным пророку, потому что тогда многие получают пользу. Надобно особенно заметить, как он во всем ищет ее (пользы) прежде всего. "Теперь, если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, илипознанием, или пророчеством, или учением?" (ст.6)? Но что, продолжает он, говорить о других? Пусть говорящим языками будет Павел: и тогда не будет никакой пользы слушателям. Говорит это с целью показать, что он ищет полезного для них, и что он не питает вражды к имеющим этот дар, если не отказывается признать его бесполезным даже в собственном своем лице. Неприятное он всегда прилагает к собственному лицу, как и в начале послания сказал: "кто Павел? Кто Аполлос? Кто Кифа?" (1Кор.3:5). То же делает и здесь: и я, говорит, не принесу вам пользы, "когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением". Смысл слов его следующий: если я не скажу вам чего-нибудь такого, что может быть для вас удобопонятным и ясным, а только покажу, что я имею дар языков, то, выслушав языки, вы отойдете, не получив никакой пользы. "И бездушные вещи, издающие звук, свирель или гусли, если не производят раздельных тонов, как распознать то, что играют на свирели или на гуслях?" (ст.7). Какая польза от слов, которых вы не понимаете? И что я говорю, продолжает он, что это бесполезно у нас, что полезно только ясное и понятное для слушателей? То же можно видеть и на бездушных музыкальных инструментах: если например будешь дуть в свирель, или ударять в гусли без надлежащего ритма и гармонии, но смешанно и как попало, то не доставишь удовольствия никому из слушателей, потому что и от нечленораздельных (инструментов) требуется некоторая ясность, и если будешь ударять в гусли или дуть в свирель неискуссно, то не сделаешь ничего. Если же от бездушных (предметов) мы требуем такой ясности, стройности и раздельности, если бессмысленным звукам мы стараемся и усиливаемся придать великий смысл, то тем более требуется осмысленность от одушевленных и разумных людей и духовных дарований. "И если труба будет издавать неопределенный звук, кто станет готовиться к сражению?" (ст.8). От вещей не необходимых (апостол) переходит к необходимейшим и полезнейшим и говорит, что можно видеть то же не только на гуслях, но и на трубе. И от нее бывают стройные звуки, указывающие то на войну, то на что-нибудь другое, то призывающие к нападению, то – к отступлению; и кто не знает этого, тот подвергается крайней опасности. Чтобы объяснить это и указать эту опасность, он и говорит: "кто станет готовиться к сражению?" А кто не делает этого, тот погубляет все. Как же, скажете вы, это относится к нам? К вам это особенно и относится: потому он и присовокупляет: "так если и вы языком произносите невразумительныеслова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер" (ст.9), т. е. не скажете ничего, будете говорить ни для кого. Везде он доказывает бесполезность (дара языков). Но, скажешь, если он бесполезен, то для чего и дан был? Для того, чтобы он был полезен получившему его; а чтобы он был полезен и другим, для того нужно было соединять с ним истолкование. Все это говорит (апостол), желая соединить их друг с другом, чтобы один, не имеющий дара истолкования, призывал на помощь другого, имеющего такой дар, и посредством него делал полезным свой дар. Потому он везде и доказывает несовершенство дара, чтобы хотя таким образом соединить их между собой; и кто думает, что этот дар достаточен для него самого, тот не столько возвышает, сколько унижает его, не устраивая, чтобы он сиял светло при помощи истолкования. Хорош и необходим этот дар, но тогда, когда кто-нибудь объяснит сказанное. И палец – необходимый член, но если отделишь его от прочих, то он будет не столько полезен; необходима и труба, но если она попусту издает звуки, то бывает даже тягостна. Не проявится искусство, если не будет материала; не обработается и материал, если ему не будет сообщена форма. Поставь же голос на место материала, а ясность на место формы, без которой не может быть никакой пользы от материала. "Сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения" (ст.10), т. е. столько языков, столько наречий, скифов, фракиан, римлян, персов, мавров, индийцев, египтян, и многих других народов! "Но если я не разумею значения слов, то я для говорящего чужестранец" (ст.11).

3. Не думай, говорит, будто это случается только с нами; то же бывает и со всеми. Таким образом, говоря это, я не порицаю языка, но показываю, что он бесполезен для меня, пока бывает не ясен. Потом, чтобы обличение не было тяжким, он уравнивает вину: буду, говорит, "для говорящего чужестранец, и говорящий для меня чужестранец", не по свойству языка, но по причине нашего незнания. Видишь ли, как он мало-по-малу довел речь до существенного? Так он обыкновенно делает: заимствует примеры издалека и оканчивает тем, что собственно относится к предмету. Сказав о свирели и гуслях, в примере которых было много недостаточного и ненужного, он перешел к трубе, (инструменту) полезнейшему, а потом наконец и к самому языку. Так и прежде, когда доказывал, что апостолам не запрещено получать (содержание от учеников), он начал с земледельцев, пастырей и воинов, а потом обратил речь на ближайшее к предмету, на ветхозаветных священников. Заметь, как он везде старается показать, что самый дар не заслуживает порицания, а переносит вину на получивших его; не сказал: буду чужестранец, но: "для говорящего чужестранец"; и далее не сказал: говорящий чужестранец, но: "говорящий для меня чужестранец". Что же, скажешь, должно делать? Должно не только не порицать, но и увещевать и поучать, как и он сам поступает. Он именно, обличив, укорив и показав бесполезность дара, наконец предлагает совет и говорит: "так и вы, ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви" (ст.12). Видишь ли всегдашнюю его цель, как он постоянно и во всем ищет в виду одно, – нужду многих, пользу церкви, поставляя это как бы каким правилом? И не сказал: чтобы вам получить дарования, но: чтобы "обогатиться", т. е. чтобы иметь их в великом изобилии. Я, говорит, не только далек от желания, чтобы вы не имели их, я напротив желаю, чтобы вы имели их в избытке, если только вы будете употреблять их на общую пользу. А как может быть это, он объясняет далее: "А потому", говорит, "говорящий на незнакомом языке, молись о даре истолкования. Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом" (ст.13-15). Здесь (апостол) показывает, что от них зависит получить дарование: "пусть молится", говорит, т. е. пусть приложит то, что в его власти. Если усердно будешь просить, то получишь. Итак проси, чтобы тебе иметь не один только дар языков, но и дар истолкования, чтобы тебе быть полезным для всех, а не заключить дара в одном себе. "Ибо когда", говорит, "я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода".