Дочь орла - Джудит Тарр

Он потягивал его с удовольствием. До Аспасии доносился свежий аромат мяты и чего-то бодрящего: может быть, лимонного бальзама. Мужчины говорили о мире и войнах. Аспасия молча слушала. Казалось, они забыли о ней. Она была женщиной и сидела тихо, как подобает женщине. Им не обязательно знать, какие мысли бродят в этой скромно опущенной голове.

— Лотара никогда не убедить перейти на нашу сторону, — сказал Годфруа. — Он вряд ли забудет, как воевал со вторым Оттоном совсем недавно из-за герцога Карла и Лотарингии.

Аспасия про себя согласилась. Теперь, когда Оттон умер, Лотар с удовольствием поможет его врагу. Глупо надеяться, что он войдет в союз с сыном Оттона.

— Императрица тоже вряд ли захочет заключать союз с Лотаром, — добавил Герберт. — Ведь из-за него она чуть не потеряла принцессу Матильду во время бегства из Аахена.

— Императрица Феофано — византийка, — возразил Исмаил, — она понимает, что такое необходимость.

— Она понимает, — сказал Герберт, — но Лотар вряд ли поймет.

— Раз уж мы все понимаем, — сказал Адальберон мягко, — давайте рассмотрим все возможности. Лотарингия должна остаться во власти германской короны; с этим мы все согласны. Как вы думаете, поможет ли нам герцог Карл?

Годфруа, у которого не было бороды, помогал себе думать, поглаживая свой длинный подбородок.

— Если будет достаточно времени и соответствующая поддержка, поможет. Я знаю, что могу предложить я. Я могу поднять Эно; а это немало.

— А что взамен? — спросил Исмаил.

Годфруа улыбнулся ему, блеснув зубами:

— Предложение германского правления мне более чем достаточно. Если же ваша императрица соизволит добавить одну-другую милость, я не стану возражать.

— Например?

Годфруа пожал плечами.

— Кто знает, какая необходимость может возникнуть? Я дам ей войско за спиной Лотара. Если Лотарингия останется в ее руках, я оставлю награду на ее усмотрение.

Да, подумала Аспасия. Это мудро с его стороны. Это показывает, что он доверяет Феофано и ожидает, что она оправдает доверие. Другие сеньоры узнают об этом и призадумаются.

Разговор перешел на количество людей, вооружение, обеспечение продовольствием и скорость переходов. Аспасия, которая никогда не видела битвы ближе, чем при бегстве из Аахена, с большим интересом поговорила бы о помощи раненым. Но об этом не принято говорить, а возможно, и думать.

Как хорошо, что они приобрели союзника и что это обойдется не слишком дорого. Она надеялась, что дело не дойдет до настоящей войны. Может быть, все ограничится тем, что они захватят какой-нибудь город и перепугают Генриха. Лучше такая война, если она неизбежна.

36

Что бы там ни думала Аспасия, но военные приготовления шли полным ходом. Мессир Годфруа поехал в другой свой замок, поближе к Аахену, где собиралось ополчение.

Аспасия со своей свитой отправилась туда же. Архиепископ Адальберон расстался с ними: он считал, что принесет больше пользы в Реймсе. Но Герберт составил им компанию.

— Императрицы поручили мне, — сказал он Аспасии, — не только посмотреть, куда дует ветер во Франции; я должен сделать все, что в моих силах, чтобы наставить на путь истинный германскую церковь. — В руке у него было перо. Он уже написал добрую половину письма.

Аспасия кивнула. Он больше не обращал на нее внимания, склонившись над страницей, он писал быстро и уверенно.

Исмаил, как обычно, практиковал свое искусство. Сегодня он пошел лечить крестьян. Аспасия должна была бы пойти с ним, но не пошла. Дело не в том, что она испытывала отвращение к грязи или вони, и, конечно, не в том, что боялась заразы. Она сама чувствовала какое-то непонятное недомогание. Наверное, это что-то женское, хотя месячные у нее продолжались, и даже регулярно.

Она шла по улицам, сама не зная куда, пока не вышла на край поля, где собирались войска. Там стояли солдатские палатки из грубо выделанной кожи и расписные шатры для вельмож. Был даже один шатер по виду из шелковой ткани. Какое нелепое тщеславие — истратить целое состояние на защиту от дождя…

Подальше шли боевые учения. Кольчужные рубахи и островерхие шлемы сверкали на солнце. Каждый из молодых норовил прибавить к своей боевой одежде что-нибудь особенное: у одного были алые штаны, у другого — синий пояс из тисненого сафьяна, некоторые украсили свои шлемы яркими шелковыми шарфами на сарацинский манер.

Верхом на конях, они рубились большими тяжелыми мечами, конечно, не менее острыми, чем в настоящем бою. Звон металла, возбужденные крики, тревожное ржание могучих коней сливались в звуки войны. Запах смятых весенних трав перебивался запахами железа и крови, пота и навоза. Острые запахи жизни мешались с запахом войны и смерти.

Аспасия не привлекла их внимания. Маленькая немолодая женщина в черном, закутанная в покрывало, она была похожа на вдову или мать погибшего солдата. Эти забавлявшиеся игрой со смертью солдаты видели их так часто. Другое дело, если бы она была молодой и хорошенькой. Тогда их внимание могло бы стать опасным. Заботливые отцы и братья запрещали дочерям и сестрам ходить в одиночку, пока за стенами города стояли лагерем солдаты. Как раз накануне один горожанин поймал на месте преступления солдата со своей дочкой. Он собственноручно покарал его более чем жестоко: он лишил его орудия обиды.

Исмаил, оказавший помощь бедолаге, сказал ей об этом:

— За одно только можно похвалить этого доброго горожанина. Он проделал все очень точно. Рана чистая и не загноится. На невольничьем рынке в Кордове ему не было бы равных среди этих хирургов.

Он нечасто говорил теперь о Кордове. Изредка он получал оттуда письма. И всякий раз после этого становился нарочито спокойным и рассеянно вежливым. С тревогой она видела, как уходит он в свои мысли, хоть и говорил он ей, что нет в них плохих известий.

Вчера писем не было. Вспомнил он о Кордове в связи с этим покалеченным парнем. Здесь, в Германии, не было кастратов, кроме тех, кто стал жертвой тех же обстоятельств, что и злополучный вояка. Даже у Феофано здесь не было прислужников-евнухов, так привычных в покоях императриц византийских. Здесь они были явлением чуждым, языческим, как говорили германцы.

Стоя на краю поля, она задумчиво смотрела, как молодые воины делают вид, что пытаются убить друг друга. Когда сзади внезапно раздался голос, она от неожиданности встрепенулась, как птица.

— Госпожа? — окликнул ее кто-то.

Она обернулась и оказалась лицом к лицу со старшим пажом мессира Годфруа. Веснушчатый мальчик не отличался красотой, но удивительно честные глаза вызывали симпатию. Она улыбнулась ему.