Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Тотмес поостерегся назвать имя Незамуна. Коварный жрец-чтец и доверенное лицо царицы Изис-Неферт мог, вероятно, позднее еще пригодиться, потому что Тотмес и не думал о том, чтобы оставлять надежду. Для него было почти наслаждением страдать за своего бога, и он был твердо убежден в том, что его испытания в должности помощника жреца в храме Пта скоро пройдут.

Мерит и Пиай наслаждались каждым днем, который был им дарован, они думали только о сегодняшнем дне и прекратили принимать меры безопасности. Собственно говоря, каждый знал, что здесь происходит, но никто и помыслить не мог о том, чтобы читать наставления дочери Солнца и Единственному другу фараона.

Тем временем Хотеп пришел к твердому убеждению, что он может создавать так же много произведений, как и его наставник. Он молчал, держал глаза и уши открытыми и втайне надеялся на день, когда станет первым скульптором царя. Он не желал Пиайю ничего плохого, но и особо не огорчился бы, если бы с ним — а такое могло быть в любой момент — что-то случилось.

На вопрос Пиайя о том, сможет ли он принять на себя работы в Малом храме, он уже на следующий день ответил согласием. Конечно, он мог это! И фараон в свое время узнает, что Пиай не единственный в стране может выполнять подобные работы.

Присутствие возлюбленной сделало Пиайя рассеянным, он не мог сосредоточиться на работе, и уже на второй день сильно ушиб кисть руки. Сердце у него желало подобного несчастного случая, хотя, конечно, он произошел неосознанно. Мастер преодолел боль, велел наложить тугую повязку и провел еще несколько часов в Большом храме, где были сооружены уже большие помосты, и опытные каменотесы по указаниям Пиайя начерно вырубали в скалах четыре головы Благого Бога. Работы внутри большего пещерного зала были уже окончены, и сейчас добрая дюжина скульпторов работали над рельефными украшениями.

Получив травму, мастер выиграл несколько дневных часов для Мерит, но после ужина велел слугам проводить себя с факелами к своему дому, чтобы каждый знал, что ночи он проводит не в маленьком дворце.

Влюбленным было дано девять дней, затем однажды утром прозвучали фанфары герольда, сообщающие о прибытии Благого Бога и его супруги. Царский гонец явился раньше на полдня вместе с личными слугами фараона, которые тотчас с лихорадочной быстротой взялись за работу, чтобы подготовить все к его прибытию.

Пиай притворился, что очень обрадован, однако на сердце у него была печаль, и печень у него болела. Ему показалось, что фанфары объявили его собственный смертный приговор. Но даже если сейчас наступит конец, он все-таки достиг большего, чем было возможно для человека его происхождения. Скульптор и архитектор царя, главный надсмотрщик над всеми строительными работами в царстве, Единственный друг фараона, обладающий имениями, осыпанный подарками, и любовник дочери Солнца Мерит. Разве это ничего не значило?

Пиай надел церемониальный парик, украшения, велел обрызгать себя ароматной водой. Делегация надсмотрщиков и ремесленников зашла за ним в его дом, из дворца в сопровождении женщин и слуг пришла Мерит, высокомерная, с гордо поднятой головой, украшенной сверкающим уреем. Пиайю она показалась чужой, как будто настоящая Мерит все еще сидела в дворцовом саду и ожидала его.

Фараон появился на своей роскошной ладье, украшенной золотом, драгоценными камнями, слоновой костью, однако ее сопровождали только две другие ладьи. Должно быть, визит его будет не слишком долгим.

Перед глазами рабочих и надсмотрщиков Мерит церемониально и торжественно приветствовала своих родителей, все пали ниц, коснувшись головами песка, когда Благой Бог с Нефертари и Мерит под балдахином направились ко дворцу.

На вечер был запланирован торжественный ужин, на который были приглашены руководители строительства со скульпторами и художниками.

В то время как Нефертари и Мерит одевались и красились при помощи прислужниц, царица спросила:

— Есть что-то особенное, о чем ты хотела бы мне сообщить, Мерит? Мы были очень удивлены, когда не встретили тебя в Фивах.

— Во мне просто взыграло любопытство, и я захотела посмотреть твой храм, — ответила Мерит совсем непринужденно, но мать почувствовала, что она о чем-то умалчивает. Движением руки Нефертари отослала служанок.

— Я выносила тебя в своем теле, я видела, как ты выросла, я знаю твои плохие и хорошие стороны. Ты гордая девушка, и, насколько я знаю, ты никогда не обманывала меня, но сейчас мне кажется, что ты о чем-то умалчиваешь.

— О чем-то умалчивать, дорогая мама, — это еще не то же самое, что лгать. Я твоя дочь, но я больше не ребенок.

Нефертари горько улыбнулась:

— Конечно, конечно, в твоем возрасте я уже родила фараону дочь — тебя, и сына. Время от времени я спрашиваю себя, для кого ты хранишь свою девственность. Твой высокочтимый отец никогда не подталкивал тебя к браку и не навязывал тебе супруга, потому что он любит тебя. Ты живешь против воли богов, Мерит! Никто из них не живет один: Пта с Сехмет, Озирис с Изидой, Амон с Мут, и даже мрачный Сет женат на Нефтиде. Почему ты сопротивляешься мировому порядку? Таким образом ты грешишь против Маат и огорчаешь своих родителей. Или же есть мужчина, о котором мы ничего не знаем?

Что должна была ответить на это Мерит? Она не могла выдать своего возлюбленного, и лгать она тоже не могла. Оставалось только молчать. Нефертари не спросила ни о чем больше, но ее беспокойство усилилось.

В первый раз в своей жизни фараон также скрывал что-то от своей супруги, он ничего не рассказал ей о своем разговоре с Тотмесом. Фараон сделал это из любви, потому что не хотел волновать жену до разговора с Мерит. Однако теперь он откладывал объяснение с дочерью. Он, который никогда не был нерешительным, сейчас медлил и медлил.

После праздничного ужина у него состоялся короткий разговор с Пиайем, который доложил о ходе работы в обоих храмах и порадовал царя новостью, что Малый храм уже почти готов.

— Мы посетим его завтра вместе, мой друг.

Пиай поклонился и услышал, как царь тихо добавил:

— А там поглядим.

По дороге домой он постоянно вспоминал эти слова. Что имел в виду Богоподобный? Было ли это каким-либо знаком милости или наоборот?

Во время всего ужина Мерит не выказала ни единого знака неуверенности. Она обращалась к Пиайю свысока, как и было должно обращаться со слугой Благого Бога. Только фараон, так ему казалось, иногда поглядывал на мастера с выражением мрачного любопытства, но взгляды эти были очень быстрыми, и скульптор вполне мог ошибаться.

Хотя Пиай опустошил кувшин вина, чтобы запить свои заботы, он лишь с трудом забылся беспокойным сном.