Шрам - Чайна Мьевиль

— Солнцесрань! — прокричал он на соли с заметным акцентом. — Вы кто такие? — В одной руке он держал тяжелую саблю и сердито размахивал ею. — Этот остров принадлежит Кохниду, и иностранцам появляться здесь запрещено. Мы здесь представляем Кохнид и имеем полномочия защищать их территорию. Что мешает мне взять и перебить вас всех?

— Мадам, — сказал один из армадских кактов и устало повел рукой, представляя рассерженного. — Это Нурджитт Сенгка, капитан «Пылесердца Тетнеги».

— Капитан, — сказала Любовница, выступая вперед; Утер Доул тенью последовал за ней. — Рада с вами познакомиться. Нам нужно поговорить.

Сенгка не был морским грабителем — он имел каперский патент от Дрир—Самхера. Жизнь в постоянном самхерском представительстве была однообразной, легкой и скучной — ничего не происходило, никто не приезжал на остров, никто его не покидал. Раз в месяц, или два, или шесть из Кохнида или Дрир—Самхера прибывали новые корабли с грузом скота для женщин—анофелесов и, случалось, с товарами для мужчин. Новоприбывшие сменяли своих скучающих соплеменников; те уезжали домой, увозя с собой блестящие эссе и научную продукцию, обмененную на товары.

Те кто размещался в миссии, проводили дни в склоках, драках и спорах; они не обращали внимания на комарих и посещали мужчин, только когда им нужна была еда и техника. Официально же они присутствовали там, чтобы регулировать потоки информации на остров, блюсти лингвистическую чистоту, которая давала Кохниду возможность держать островитян за горло и препятствовать бегству анофелесов с острова.

Сама мысль об этом казалась безумной — никто никогда на остров не заходил. Лишь немногие моряки знали о его существовании. Изредка сюда заносило сбившееся с пути судно, но ничего не подозревающая команда обычно быстро становилась жертвой островных женщин.

А из анофелесов никто никогда не покидал остров. Поэтому формально появление армадцев не нарушало никаких договоренностей между Дрир—Самхером и Кохнидом. Ведь для общения использовался только верхнекеттайский, и никакой меновой торговли не происходило. Но вот присутствие чужаков, которые могли общаться с местными жителями, было случаем из ряда вон выходящим.

Сенгка обводил присутствующих безумным взглядом. Когда он понял, что эти странные пришельцы — с таинственного плавучего города Армада, глаза его расширились. Но они вели себя вежливо и, казалось, искренне хотели объяснить свое появление. И хотя он бросал разгневанные взгляды на прежних соотечественников, шипел, осыпая их оскорблениями, называя предателями, и всем своим видом демонстрировал отвращение к Любовнице, он все же выслушал чужаков и дал увести себя в большую комнату, где ждали армадцы.

Любовница, охранники—какты и Утер Доул удалились; к Беллис подошел Тинтиннабулум. Он принялся собирать свои длинные белые волосы в хвост, своими мощными плечами загораживая Беллис от взглядов анофелесов.

— Не останавливайтесь, — пробормотал он. — Берите быка за рога.

«Крахн», — написала она.

Было несколько мгновений, когда она чуть не впала в истерику из—за абсурдности происходящего. Если она выйдет наружу, то рискует встретить быструю и тошнотворную смерть. Эти прожорливые самки мигом найдут ее — такой соблазнительный кровяной мешок. Они учуют ее и высосут всю, до последней капли, — им это так же просто, как кран открыть.

И вот, под прикрытием этих стен, всего лишь час спустя после жуткого кровопускания на дороге, после того как мертвая анофелес рухнула на сморщенные шкуры и кости высосанных животных, Беллис на давно мертвом языке задает вежливые вопросы внимательному хозяину. Она потрясла головой.

«Мы ищем одного из ваших, — написала она. — Нам нужно поговорить с ним. Это очень важно. Вы знаете кого—нибудь из ваших по имени Круах Аум?»

«Аум, который выискивает в развалинах старые книги, — ответил он, не быстрее и не медленнее, чем прежде, и ровно с таким же интересом. — Все мы знаем Аума.

Я могу привести его к вам».

ГЛАВА 24

Флорину Саку не хватало моря.

Его кожа на жаре покрывалась пузырями, щупальца воспалялись.

Целый день он ждал. Любовница, Тинтиннабулум, Беллис Хладовин и другие беседовали с безмолвными анофелесами. Сак и его товарищи перешептывались друг с другом, жевали вяленое мясо и безуспешно пытались выпросить какую—нибудь пищу посвежее у своих любознательных и сдержанных хозяев.

— Эти жопомордые глупы, как пни, — услышал Флорин чей—то голодный голос.

Армадцы были психологически травмированы ненасытной жадностью самок—анофелесов. Они не могли отделаться от чувства, что комарихи носятся в воздухе за стенами, что спокойствие и тишина в поселке — кажущиеся, что они оказались в ловушке.

Некоторые из товарищей Флорина отпускали нервные шутки о самках—анофелесах. «Женщины», — говорили они и неестественно смеялись, имея в виду, что самки всех видов — кровососы и тому подобное.

Флорин пытался поддержать разговор, но не мог заставить себя смеяться над такими глупостями.

В этом большом аскетичном помещении были два лагеря. На одной стороне находились армадцы, а на другой — какты из Дрир—Самхера. Они настороженно поглядывали друг на друга. Капитан Сенгка яростно спорил на сунглари с Хедригаллом и двумя другими армадцами—кактами, а его команда неуверенно смотрела и слушала. Когда наконец Сенгка со своими людьми выбежал наружу, армадцы облегченно вздохнули. Хедригалл медленно подошел к стене и сел рядом с Флорином.

— Да, не очень—то я ему понравился, — сказал он, устало ухмыляясь. — Все время называл меня предателем. — Он закатил глаза. — Но он не сделает никаких глупостей. Он боится Армады. Я ему сказал, что мы быстро уберемся, что мы ничего не привезли и ничего не увезем, но еще намекнул, что если он будет валять дурака, то получит войну. Так что никаких проблем у нас не возникнет.

Прошло некоторое время, и Хедригалл обратил внимание, как Флорин все время гладит свою кожу, как он облизывает пальцы и пытается смочить ее. Он вышел из комнаты, и Флорина глубоко тронуло, когда через пятнадцать минут какт вернулся с тремя большими кожаными мехами, наполненными морской водой. Флорин полил себя водой, пропустив ее через жабры.

Вошли мужчины—анофелесы — посмотреть на армадцев. Они кивали друг другу, ухали, посвистывали. Флорин смотрел, как едят травоядные люди, засовывая в свои ротовые отверстия пригоршни ярких цветов и обсасывая их с таким же неистовством, с каким женщины выпивали соки из животных. Потом вместе со струей воздуха изо рта вылетали перетертые лепестки, переломанные, истонченные, лишенные соков и нектара, бесцветные.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});