Детство Понтия Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский

Обе Испании, Ближняя и Дальняя, быстро подчинились наместникам Суллы.

XXIV. Ты знаешь, скитания длились более года. Сперва Серторий воевал с киликийскими пиратами. Затем установил с ними союзнические отношения и стал нападать на сулланские корабли возле испанских и африканских берегов.

Примерно через год после отплытия из Нового Карфагена Серторий осадил мавританский город Тингис. И хотя местному царьку из римской Африки был послан на помощь отряд под начальством Пациека, Серторий разгромил этот отряд и, взяв город приступом, обосновался в нем, как он думал, надолго.

Но тут в Тингис прибыли послы из испанской Лузитании и, обратившись к Серторию, сказали ему: «Мы, лузитане, только делаем вид, что подчиняемся римскому господству. На самом деле мы воюем и будем воевать за свою независимость. Мы каждый год нападаем на Дальнюю Испанию и наносим ощутимый урон войскам римского наместника. Тебя мы давно знаем, восхищаемся твоей храбростью, твоей мудростью, твоей справедливостью. Мы знаем, что ты враг Суллы, и потому предлагаем тебе быть нашим полководцем».

Историки пишут, что, получив приглашение, Серторий тут же на него согласился. Я же иную слышал историю.

Дело в том, что в отряде Сертория служили главным образом ливийцы и мавританцы, а собственно римлян было чуть более двух тысяч; из них бóльшую часть составляли перебежчики из армии Пациека, то есть такие офицеры и солдаты, которые родились и выросли в римской Африке. Они прекрасно себя чувствовали в мавританском Тингисе и не горели желанием уезжать в Лузитанию. Испанских римлян у Сертория было совсем мало. И еще меньше было тех, которых Серторий вывез с собой из Италии.

Так что когда Серторий собрал военный совет и рассказал о предложении лузитан переселиться в Испанию, большинство стало высказываться против. «Ливийцы и мавританцы за тобой не последуют или поедут с тобой неохотно», – говорили одни. Другие говорили: «Мы долгие годы скитались по белу свету. Жены и дети наши жили в солдатских палатках, испытывая нужду и лишения. Теперь у нас есть свой собственный город. Мы живем в удобных домах, обзавелись необходимым для нормальной жизни имуществом. С какой стати мы бросим всё это по первому требованию каких-то диких варваров?» Под конец выступил младший из Гиртулеев, Гней, который сказал: «Против тирании Суллы, за свободу и достоинство гражданина можно бороться в любой части римского мира. Но в Африке, как все мы видим, это делать намного сподручнее, чем в Испании, где расквартировано множество сулланских когорт. В Испании мы недавно потерпели поражение. В Африке – мы победители!»

Чем дольше выслушивал Серторий такие высказывания, тем печальнее и грустнее становилось его лицо. И он уже хотел позвать лузитанских послов и сообщить им о своем отказе, как вдруг заметил, что старший Гиртулей, Луций, его легат и правая рука, за время совета не проронил ни слова.

«А ты что молчишь, Луций? – спросил его Серторий. – У тебя ведь тоже дом и один из лучших в Тингисе».

«Мой дом там, где ты, полководец, – радостно отвечал Луций Гиртулей. – Поэтому я поеду с тобой в Испанию, даже если нас будет всего двое».

Серторий удивился и спросил: «А почему ты решил, что нам надо ехать в Испанию? Ведь большинство наших товарищей высказываются против. И я еще не решил, стоит ли мне принять приглашение или не стоит».

И Луций Гиртулей ему ответил: «Я следил за твоим лицом и видел, как оно грустнеет. Грустный Серторий – уже не Серторий. Радостным наш великий полководец станет только в Испании».

Такой рассказ я слышал и от своего отца, и от других людей, словам которых я доверяю.

И как бы там ни было на самом деле, уже на следующий день Серторий отплыл в Испанию. С ним отправились столько солдат и офицеров из его войска, что все они уместились на одном единственном корабле. Братья Гиртулеи и здесь не разлучились: младший Гней последовал за старшим Луцием. Но Луций взял с собой жену и трех сыновей, а Гней всю свою семью оставил в Тингисе. От них потом произошли так называемые Африканские Гиртулеи и Понтии.

XXV. Не стану сейчас вспоминать и рассказывать тебе о перипетиях испанской войны Сертория – тебе они известны лучше, чем мне. И сам ты, помнится, восхищался Серторием и говорил, что Юлий Цезарь ставил Квинта Сертория наравне с двумя величайшими полководцами – Александром Македонским и Ганнибалом Пунийцем. Ты соглашался с Цезарем и утверждал, что Серторий был даже похож на Ганнибала, и не только внешне (и тот и другой лишились на войне глаза): Серторий, объяснял ты, напоминал великого финикийца хитрым и в то же время мужественным способом ведения войны, редким талантом находить в самой войне средства для ее продолжения, ловкостью, с которой он вовлекал другие народы в свои интересы, заставляя их служить своим целям, выдержкой в счастье и в несчастье, быстротой и изобретательностью в использовании своих побед и предотвращении последствий своих поражений.

О реорганизации Испании ты мне тоже рассказывал, но при этом говорил об одном лишь Сертории, словно забывая, что рядом с ним были его верные соратники и помощники.

Да, из разрозненных отрядов испанских повстанцев надо было создать более или менее единую и боеспособную армию. Да, гений Сертория привлек к себе тысячи испанцев из самых знатных семейств, которые поклялись быть верными своему римскому полководцу и сплотились вокруг него в непобедимую конную дружину. Но пехотинцев, лучников и пращников надо было обучать держать строй, ежедневно тренировать и строго воспитывать. И с этой громадной работой Серторий ни за что бы не справился, не будь у него несколько талантливых и трудолюбивых римских офицеров, среди которых первую роль играл квестор Сертория, Луций Понтий Гиртулей.

Мало было привлечь к себе и воспламенить на подвиги и без того пылкую испанскую знать, надо было показать многим племенам и простому народу, что, в отличие от прежних римских наместников, Серторий и его магистраты не враги, а защитники, не насильники, а друзья и помощники, не жестокие господа, а радетельные опекуны и справедливые судьи… Рассказывают, например, что Луций Гиртулей приказал своим солдатам строить на зиму бараки и жить в них, дабы освободить местное население от тяжкого бремени постоя.

Рассказывают также, что Луцию Гиртулею, нашему предку, принадлежала идея сформировать из вожаков римской эмиграции сенат, который в соответствии с римскими законами вел бы дела и назначал должностных лиц. Такой сенат в составе трехсот членов действительно был сформирован. Но некоторые сомневаются, что предложение исходило от Гиртулея, а не от самого Сертория.

Зато доподлинно известно, что брат Луция, Гней Гиртулей, предложил Серторию учредить в Оске своего рода академию, в которой дети знатных испанцев получали бы обычное для римской молодежи образование, учились говорить на латыни и на греческом и привыкали носить тогу. Обосновывая свое предложение, Гней, в частности, заявил: «Римляне всегда брали заложников. Раньше римскую культуру насаждали, истребляя население и заменяя его италийскими эмигрантами. А мы, следуя заветам великого Гая Гракха, будем посредством образования и воспитания испанцев превращать в римлян».

Я родился на севере и знаю, о чем говорю: там до сих пор с благодарностью вспоминают Гнея Гиртулея, считая его основателем местной школы.

Но вернемся к Луцию Гиртулею, моему непосредственному предку.

XXVI. Через год после высадки в Испании Серторий отправил Луция Гиртулея в провинцию Эбро, где тот быстро и легко разгромил войско помпеянца Кальвина, причем сам Марк Домиций Кальвин в этой битве был убит.

Тогда против Луция Гиртулея с тремя отборными легионами двинулся через Пиренеи наместник Трансальпинской Галлии Луций Манлий. Но и ему мой отважный прапрадед нанес сокрушительное поражение: с жалкими остатками своего войска Манлий бежал в Илерду, а оттуда – в свою провинцию.

Оставшийся на юге, Серторий тоже весьма успешно действовал против наместника Дальней Испании Квинта Метелла, родственника и приятеля диктатора Суллы: очистил от него Лузитанию, разбил у реки Анас отряд Тория, а самому неприятельскому главнокомандующему причинил большой урон партизанской войной.

XXVII. На третий год испанского восстания умер Сулла.

На четвертый – в Испанию двинулся Гней Помпей, неторопливо и осторожно, как он всегда это делал.

Оставив южную армию на Гая Геренния – тоже, между прочим, самнита, – Серторий перебрался на север, в Ближнюю Испанию, чтобы хорошенько подготовиться к встрече с Помпеем.

XXVIII. Как раз в это время в Испанию прибыл Марк Перпенна. Ты помнишь? Сперва он управлял Сицилией. Затем, объединившись с Лепидом, пытался штурмовать Сардинию. Когда же Лепид умер от чахотки, Перпенна с ядром повстанческой армией и богатой казной отправился сначала в Лигурию, а оттуда – в Испанию.