Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов - Юрий Георгиевич Фельштинский

всем, что только может пригодиться.

5

Р.А. Абрамович – Д.P. Гольдштейну

Флоренция, 30 апреля 1958 г.

Многоуважаемый Давид Рафаилович,

хочу обратиться к Вам по одному в общем довольно невеселому делу, которое, однако, приобрело сейчас актуальный характер ввиду опубликования тайных архивов германского министерства иностранных дел 1915 – 1917 гг. Узнал от нашей общей приятельницы, Эмилии Марковны Слуцкой, что Вы в свое время, свыше сорока лет тому назад, были лично связаны с тем самым Цивиным, который сейчас приобрел такую печальную популярность в исторической литературе.

Сама по себе меня история Цивина не интересует, она сейчас важна для нас и партийно и политически под углом зрения возможных выводов по отношению к памяти В.М. Чернова. И Вы сами понимаете, что это для нас пункт очень важный.

Почти все документы немецкого происхождения, касающиеся взаимоотношений между Цивиным и германским правительством, имеются в моем распоряжении. Из них он вырисовывается как совершенно безответственный Хлестаков и авантюрист, который сумел убедить немецкого посла в Берне, что он «вождь» с.-р. партии и что он финансирует Чернова, Боброва (Натансона) и вообще всю работу с.-ровской партии. Он получал 25 тысяч франков в месяц, и я лично держал в руках расписки в получении этих сумм. Но в бумагах нигде не видно, когда, где и сколько денег он давал партии с.-р.

По сведениям, полученным Эмилией Марковной от Вас и Колбасиной, какие-то небольшие деньги он все же давал. Для того чтобы во всем этом разобраться, мне бы очень хотелось получить от Вас ответ на ряд вопросов, которые позволю себе перечислить.

1. По словам Э.М., Вы рассказывали о каком-то суде или разбирательстве, при котором роль Цивина была разоблачена и отчасти именно благодаря Вашему свидетельскому показанию. Не можете ли Вы мне указать примерно дату этого разбирательства и состав той группы, которая этим занималась. Каков был приговор этого «судилища»? Кому было сообщено о его роли и о тех подозрениях, которые против него существовали? Были ли с ним прерваны личные отношения, или люди продолжали с ним встречаться и видеться?

2. Известно ли было Вам, – и упоминал ли он об этом во время суда, – кому и примерно какие суммы он давал? Был орган Чернова в Париже, который потом переехал в Женеву, он назывался «Жизнь». Давал ли он на это деньги и в каких размерах?

3. Был орган с.-р. (Чернова – Лункевича) в Париже. Давал ли он деньги на этот орган?

4. Известно ли Вам было, что в конце 1916 г. и в январе 1917 г. Цивин поехал официально в Варшаву повидаться с семьей, а фактически, как теперь выясняется из тайных документов, совершил какую-то таинственную поездку в Осло, причем должен был там в какой-то русской типографии напечатать какие-то важные вещи?

5. Известно ли Вам, когда Цивин вернулся в Россию? Как Вам известно, из Цюриха выехало три поезда, везшие русских эмигрантов в Россию через Швецию. Первый выехал в апреле и вез Ленина и еще 25 большевиков; второй поезд был тот, в котором ехали Аксельрод, Натансон, Мартов, я и др. и в том числе Ваш и мой старый друг Драбкин со своей семьей. В этом поезде было 280 человек. Был Цивин в их числе? Или он поехал третьим поездом, который вышел недели через три после нашего.

6. По некоторым сведениям, Цивин по приезде в Россию в 1917 г. вращался в кругах с.-р. Известно ли Вам об этом что-нибудь? И почему лидеры партии, знавшие о его прошлом, не приняли мер к тому, чтобы его устранить из партии?

И, наконец,

7. Когда, где и при каких обстоятельствах Цивин скончался и где он жил последние годы своей жизни.

Возможно, что я далеко не исчерпал список тех вопросов, которые могли бы нам облегчить сейчас нахождение выхода из положения. Я лично считаю, что молчать об этом мы не должны, и я собираюсь всю историю с Цивиным рассказать в печати. Я думаю, что этим путем, рассказав всю чистую правду, а главное, изобразив его в подлинном свете как человека, обманывавшего германское правительство – и своих друзей, мы лучше всего послужим делу защиты В.М. Чернова и др. от ни на чем не основанных обвинений (по данным Колбасиной, В.М., узнав, что Цивин в Петербурге, предостерег ее от каких-либо сношений с последним, против которого существуют очень некрасивые обвинения).

Нечего прибавлять, что я Вам буду чрезвычайно благодарен за каждую деталь, которая поможет мне понять и узнать все об этом человеке.

Хочу в заключение сказать, что я с удовольствием вспомнил о том, что в свое время мы не то встречались раз-другой, не то знали друг о друге через Драбкиных. Воспоминание это у меня проснулось тогда, когда Э.М. упомянула о Вас как об одном из директоров итальянского отделения общества «Проводник». И тогда я вспомнил немедленно и о Вульфе, и о Белле, и о Люсе и обо всем остальном. О них я в последний раз слыхал лет 25 тому назад, они были в Туркестане и жили тяжело. С тех пор я ничего о них не мог узнать. Известно ли Вам что-нибудь? Напишите. Они были наши большие и близкие друзья.

С совершенным уважением.

6

Д.Р. Гольдштейн – Р.А. Абрамовичу

Флоренция, 16 мая 1958 г.

Многоуважаемый Рафаил… (к сожалению, забыл Ваше отчество, кажется, Абрамович).

Получил Ваше письмо от 30 [-го] прошлого месяца – не ответил немедленно, так как хотел собраться с мыслями о прошлом, ведь прошло больше 40 лет! Я совершенно не в курсе публикации документов, о которых Вы говорите. Предполагал, что дело Цивина давно забыто и классифицировано. Цивин был женат на моей сестре, которая живет в Милане. Как ни больно было мне, но я обратился к ней за некоторыми указаниями. Дело в том, что она в период войны не жила с Цивиным. Еще в начале 1914 года она уехала в Россию и снова встретилась с Цивиным по его возвращении в 1917 году. Я возвращусь к письму, которое получил от сестры, позже. Хочу ответить раньше всего на Ваши вопросы по мере возможности и насколько память мне помогает.

Цивин был болен туберкулезом легких и во время декларации войны был в Германии в санатории. Насколько помню, в сентябре 1914 года он получил разрешение выехать в Швейцарию. Я считал, что разрешение он получил из-за своей болезни. Его отец писал мне из России,