Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«10 лет тому назад литературою занималось у нас весьма малое число любителей. Они видели в ней приятное, благородное упражнение, но еще не отрасль промышленности: читателей было еще мало. Книжная торговля ограничивалась переводами кой-каких романов и перепечатыванием сонников и песенников.
Человек, имевший важное влияние на русское просвещение, посвятивший жизнь единственно на ученые труды, Карамзин первый показал опыт торговых оборотов в литературе. Он и тут (как и во всем) был исключением из всего, что мы привыкли видеть у себя.
Литература оживилась и приняла обыкновенное свое направление, т. е. торговое. Ныне составляет она часть частной промышленности, покровительствуемой законами.
Из всех родов литературы периодические издания более приносят выгод, и чем разнообразнее по содержанию, тем более расходятся.
Одна «Газета», издаваемая двумя известными литераторами, имея около 3000 подписчиков, естественно, должна иметь большое влияние на читающую публику, следственно, и на книжную торговлю.
Всякий журнал имеет право говорить мнение свое о нововышедшей книге столь строго, как угодно ему. «Газета» пользуется сим правом, и хорошо делает.
Автору осужденной книги остается ожидать решения читающей публики или искать управы и защиты в другом журнале, но журналы чисто литературные вместо 3000 подписчиков имеют едва ли и 500 – следственно, голос их в его пользу был бы вовсе не действителен.
Для восстановления равновесия в литературе необходим журнал, коего средства могли бы равняться средствам «Газеты».
Неопытность Пушкина в собственном деле обнаружилась здесь сильнее, чем когда-либо, хотя мы имеем и кроме того множество других доказательств, что результаты его финансовых предприятий почти всегда были в обратном отношении с надеждами и первой пылкой мыслию, их порождавшей. Практический смысл Пушкина, о котором мы часто упоминали, проявлялся в мире умственных требований весьма ясно, но часто изменял ему, когда дело шло о требованиях другого рода. Никогда не мог быть поэт наш издателем журнального листка. Необходимость ежедневного выхода перед публикой, отдачи своей мысли по мелким частям – все это было уже противно его природе. Не говорим о том, что Пушкин не мог бы приобресть, даже с помощию долгого времени, той сноровки издателя газеты, которая заменяет ему часто знание и размышление и так необходима в его спешной работе. Однако же просьба и домогательства его увенчались успехом. Он получил дозволение на издание газеты, но почти на другой же день писал с досадой к друзьям, отвечая на их любопытные расспросы: «Какую программу хотите вы видеть? Известие о курсе, о приезжающих и отъезжающих – вот вам и вся программа. Я хотел уничтожить монополию… Остальное мало меня интересует» и проч. Вместе с тем, откладывая день за день исполнение своего предприятия, Пушкин наконец совсем потерял его из виду и забыл об нем, как и следовало ожидать. Некоторое время еще оставались в руках его друзей статейки, приготовленные им для газеты в виде образчика. Эти последние свидетели намерения его теперь сохраняются в бумагах его, как примеры мастерского изложения событий.
Другого рода занятия, более строгие и более плодотворные, ожидали поэта в ту же эпоху. С зимы 1832 года он стал посвящать все свое время работе в архивах, куда доступ был ему открыт еще в прошлом году. Из квартиры своей в Морской (дом Жадимеровского) отправлялся он каждый день в разные ведомства, предоставленные ему для исследований. Он предался новой работе своей с жаром, почти со страстью. Так протекла зима 1832 года. 7 января следующего, 1833, года он был принят в число членов императорской Российской Академии, и диплом, выданный ему на звание это 13 числа того же месяца, скреплен подписью тогдашнего президента ее, адмирала Александра Семеновича Шишкова. В остальную часть зимы Пушкин прилежно посещал заседания Академии по субботам: он вообще весьма серьезно смотрел на труды и обязанности ученого сословия, что доказывается и некоторыми статьями его, каковы «Российская Академия» и «О мнении М. А. Лобанова» [220] . Весной 1833 года он переехал на дачу, на Черную речку, и отправлялся пешком оттуда каждый день в архивы, возвращаясь таким же образом назад. Как только истощались его силы от усиленного физического и умственного труда, он шел купаться, и этого средства уже достаточно было, чтоб снова возвратить ему бодрость и способности. При такой непрерывной и страстной деятельности немудрено, что к осени 1833 года были у него готовы материалы для «Истории Пугачевского бунта», написана вчерне «Капитанская дочка», и в портфелях лежали почти совсем отделанные «Русалка» и «Дубровский».Глава XXXI «История Пугачевского бунта», «Капитанская дочка», «Русалка», «Дубровский». Пушкин и Гоголь
«История Пугачевского бунта». – Перечисление архивов и книгохранилищ, которые открыты были для Пушкина. – Характер его работ. – Работа и свет. – «Капитанская дочка» идет об руку с «Историей Пугачевского бунта». – Она служит предлогом к поездке в Казань и Оренбург. – Черновой отрывок, из коего составлена просьба об отпуске. – «Русалка», черновой оригинал в тетрадях 1829 г. – Пометка после первой сцены, ее значение. – Программа драмы. – Родство драмы с песнию «Яныш-королевич». – Время появления в свет «Капитанской дочки», «Русалки», «Дубровского». – Когда написан и издан в свет «Арап Петра Великого». – (1827–1837). – Сцена, выброшенная из «Русалки». – Двойная редакция песен русалок в IV действии, либретто для оперы. – Значение «Русалки» в истории пушкинского творчества. – Значение «Дубровского» и отношение к Гоголю. – Явление Гоголевых «Вечеров». – Знакомство Гоголя с Пушкиным. – Слова Гоголя об отношениях Пушкина к нему. – Сюжет «Мертвых душ» и «Ревизора». – Мнение Пушкина о Гоголе. – Анекдот 1829 г., касающийся последнего. – Отрывки из письма Пушкина 1832 г., касающиеся «Дубровского», издания «Сочинений Баратынского», оперы Вельтмана «Летняя ночь», компониста Есаулова.
При собирании документов для истории Петра Великого Пушкин встретился с материалами, которые показались ему столь важными, что он положил их в основание побочного исследования, нисколько не упуская из вида главного предмета своих розысков. Второстепенный, эпизодический труд этот породил «Историю Пугачевского бунта», вышедшую в 1834 году. Здесь кстати будет перечислить все места, с которыми Пушкин вошел в сношения после всемилостивейшей доверенности, облекшей его правом пользования сокровищами государственных архивов. Вслед за первым дозволением он получил высочайшее согласие на рассмотрение библиотеки Вольтера, находящейся в императорском Эрмитаже (29 февраля 1832 г.); затем получил право сноситься с С.-Петербургским архивом инспекторского департамента и с московским отделением его, препроводившим к нему три книги, касавшиеся до истории графа Суворова-Рымникского, вместе с донесениями и реляциями фельдмаршала во время кампаний 1794, 1799 и частию 1800 года. Вместе с тем ему открыт был главный Московский архив Министерства иностранных дел, которому, между прочим, посвятил он несколько месяцев 1836 года – последнего года своей жизни. С сокровищами государственного архива он ознакомился под руководством и наблюдением его сиятельства графа Димитрия Николаевича Блудова. Так разнообразны были археологические занятия Пушкина. Во всем этом особенно изумительно распоряжение его своим временем, способность сохранять неослабно строгую задачу жизни в среде обширного знакомства, какое он имел, и между разнообразнейшими требованиями и наслаждениями общества, которыми никогда не пренебрегал. Мысль его сберегалась без ущерба в шуме забот и во всем ходе великолепной столичной жизни. Несмотря на непрерывную деятельность свою, он еще находил время (и много времени) для исполнения условий и необходимостей личного своего положения. Редко изменяла ему нравственная сила, потребная для того, чтобы сохранять равновесие между противоположными впечатлениями такой жизни и не допускать развития менее важной стороны ее на счет другой. Эти редкие минуты наступали особенно тогда, когда, по стечению случайных обстоятельств, рассеяния и заботы слишком выдавались вперед. Никогда не следовал он, да и не мог следовать, афоризму, произнесенному им в статье о Вольтере: «Настоящее место писателя есть его ученый кабинет». Правда, он жаловался, если на некоторое время одна сторона жизни его перемогала другую, но это принадлежало к минутным случайностям жизни. Так, в 1833 году писал он в Москву: «Заботы о жизни мешают мне скучать, но нет у меня досуга… необходимого для писателя… Кручусь в свете… все это требует денег: деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения». После таких жалоб Пушкин снова возвращался к обыкновенному течению жизни и старался восстановить равновесие между ее противоположными элементами. В такой раме заключена была его поэтическая и ученая деятельность. Рядом с своим историческим трудом Пушкин начал, по неизменному требованию артистической природы, роман «Капитанская дочка», который представлял другую сторону предмета – сторону нравов и обычаев эпохи. Сжатое и только по наружности сухое изложение, принятое им в истории, нашло как будто дополнение в образцовом его романе, имеющем теплоту и прелесть исторических записок. Оба произведения были кончены в одно время, и когда в августе 1833 г. собрался он посетить Оренбург и Казань, то в числе причин, побуждающих его к этой поездке, представлял и необходимость довершить роман на тех самых местах, где происходит его действие. Коммерческие соображения занимают тут, как и всегда, свою долю. Все это можно видеть из чернового отрывка, с которого, вероятно, составлена была просьба об отпуске, поданная им своему начальству по службе: «В продолжение двух последних лет занимался я одними историческими изысканиями, не написав ни одной строчки чисто литературной. Мне необходимо месяца два провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий и кончить книгу, давно мною начатую и которая доставит мне деньги, в коих имею нужду. Мне самому совестно тратить время на суетные занятия, но они доставляют мне способ проживать в С.-Петербурге, где труды мои, благодаря начальству, имеют цель более важную и полезную. Если угодно будет знать, какую именно книгу хочу я дописать в деревне: это роман, коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани, и вот почему хотелось бы мне посетить обе сии губернии… 30 июля. Черная речка». «Русалка», мы уже знаем, не имела оглавления у Пушкина. В рукописях его сохраняется одна перебеленная копия ее, с пометкой после первой сцены: «12 апреля 1832», хотя первые неясные черты драмы встречаются уже в тетрадях 1829 года. Это превосходное создание особенно поражает соединением фантастического сказочного содержания с истинно драматическим положением лиц, отчего в одно время и в удивительной гармонии развивается чудное и сверхъестественное обок с самым определенным содержанием и с картиной старого русского быта. Изящество отделки в этом отрывке достаточно известно публике, но прямое участие фантастического мира в делах земли, обещавшее новое развитие страстей и положений, новые откровения человеческого сердца, внезапно прерывается с появлением молодой Русалочки и со словами Князя: «Откуда ты, прекрасное дитя?» Программа не открывает нам ничего далее. Вот в каком виде находится она в бумагах:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Пушкин в Александровскую эпоху - Павел Анненков - Биографии и Мемуары
- Распутин. Почему? Воспоминания дочери - Матрёна Распутина - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина - Биографии и Мемуары / Кулинария
- Прожившая дважды - Ольга Аросева - Биографии и Мемуары
- Наталья Гончарова против Пушкина? Война любви и ревности - Наталья Горбачева - Биографии и Мемуары
- Споры по существу - Вячеслав Демидов - Биографии и Мемуары
- Волконские. Первые русские аристократы - Блейк Сара - Биографии и Мемуары
- Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936 - Иван Чистяков - Биографии и Мемуары
- Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография - Ральф Дутли - Биографии и Мемуары